Из анкеты Лаврентия Фомича Цанавы (Джанджагавы): 1900 г. рождения, грузин, уроженец села Хут-Сопели Гегечкорского района Грузии. Отец — крестьянин-бедняк. Образование: окончил сельское начальное училище, общеобразовательные курсы (Тифлис). До назначения в Беларусь (декабрь 1938 г.) — на чекистской, партийной и хозяйственной работе в Грузии, в частности — заместитель председателя лимонно-мандаринового треста, начальник «Колхид-строя»…{50}
В Национальном архиве Республики Беларусь в Минске сохранился список депутатов Верховного Совета БССР первого созыва. Напротив фамилии Цанавы карандашом помечено — «друг Берии», который, добавим, был и его «крестным отцом»: именно Лаврентий Берия однажды посоветовал Л. Ф. Джанджагаве поменять его труднопроизносимую фамилию на более благозвучную. А еще раньше спас Цанаву от тяжкого позора. В 1922 г. во время партийной чистки тому не возвратили партийный билет, что фактически означало исключение из партии. Позже Цанава сам напишет об этом эпизоде так:
«В бытность начальником политбюро ЧК в г. Телави в 1922 г., в период разгара борьбы с национал-уклонистами — последними было выдвинуто против меня обвинение в незаконном уводе девушки. Дело было расследовано органами ЧК, и в 1923 г. я был оправдан вовсе»{51}.
Девушку, как станет известно позже, он действительно похитил, потом — изнасиловал, и несдобровать бы будущему генералу КГБ СССР, если бы не выдвинутый в заместители начальника ЧК Грузии Л. Берия. По его команде Цанаву восстановили в партии, и с этого времени он становится верным слугой Л. Берии — его правой рукой. Поднимаясь вверх по ступеням политической карьеры, патрон тащил за собой и единомышленника. Всего через неделю после назначения Берии Наркомом внутренних дел СССР (декабрь 1939 г.) такой же пост, но в Беларуси, получает и Цанава. Только в первый год пребывания Цанавы в республике, по оценкам белорусских историков, по политическим обвинениям арестовали 27 тысяч человек{52}.
Из материалов отечественных архивов известно: Цанава лично инструктировал расстрельные команды НКВД, убывающие в Польшу. Особый интерес в этом отношении имеет исследование польского историка Н. Иванова. По его словам, 15 сентября Цанава на специально созванном совещании в НКВД БССР, на котором кроме чекистов присутствовало партийное руководство республики, поднял вопрос о проведении массовых арестов потенциальных противников установления советской власти в Польше. На заседании были утверждены списки тех, на кого Москва могла опереться, и тех, кого необходимо изолировать. При этом обе стороны — ЦК КП(б)Б и НКВД — пришли на заседание каждый со своим списком, на основе которых определился общий список тех, кого «необходимо допустить к себе, И тех, кого необходимо репрессировать»{53}.
В расстрельные списки попали лидеры политических партий и независимые белорусские деятели: А. Луцкевич, В. Богданович, А. Трепка, Антонина и Виктор Островские (жена и сын Радослава Островского), В. Самойло, Я. Позняк, М. Касевич, В. Тришкевич, С. Бусел, А. Лекант и десятки тысяч других. Кроме того, в списках Цанавы значились белорусские организации, судьба которых должна была решаться однозначно: Общество белорусской школы, Белорусский институт науки и культуры, Белорусское научное общество, Белорусский союз студентов, Общественный совет белорусских организаций, Общественный совет Белорусского музея имени Ивана Луцкевича, Белорусский Национальный Комитет (в Москве его называли «руководящим органом белорусского фашизма»), и др.{54}
Глава II. «Освободительный поход»
Есть еще одно обстоятельство, на которое следует обратить внимание, прежде чем подойти непосредственно к военным событиям 17 сентября. В трагедии, постигшей Польшу, был один курьезный момент. Рано утром 17 сентября замнаркома иностранных дел СССР В. Потемкин пригласил к себе польского посла в Москве В. Гржибовского, чтобы вручить ему ноту Советского правительства. Подозревая неладное, посол, как сообщает Э. Голин, ссылаясь на западные источники, попросил, чтобы предварительно в устной форме изложили ее содержание. Потемкин ответил, что это заявление о том, что в связи с последними событиями Республика Польша прекратила свое существование. «Польша никогда не перестанет существовать!» — воскликнул Гржибовский и отказался принимать ноту.
Замнаркома сунул ему ноту в руки, но тот швырнул ее на стол с возгласом: «Никогда!» Это повторялось несколько раз, после чего разгневанный посол покинул кабинет. Но когда он подъехал к зданию посольства, там его уже ждал посланец из наркоминдела с той же нотой в руках. Гржибовский, сдерживая себя, тут же отправил его туда, откуда тот прибыл. Тогда сотрудники наркоминдела нашли другой выход из положения: нота была опущена в обычный почтовый ящик и через сутки получена в посольстве{55}.
Шесть дней… и всю оставшуюся жизнь
17 сентября между 3 и 6 часами утра войска обоих советских фронтов вторглись на территорию Польши по всей линии границы и развернули боевые действия без объявления войны, в условиях, когда польские вооруженные силы продолжали оказывать сопротивление немецко-фашистским войскам, а правительство Польши находилось на своей территории{56}. По данным английской официальной версии истории Второй мировой войны, группировка РККА насчитывала около 20 дивизий, в то время как численность всей польской армии по состоянию на 1 сентября (то есть до немецкого нападения) составляла 30 пехотных и 6 кавалерийских дивизий. К тому же Красная Армия имела авиацию, которой поляки к моменту советского наступления были уже полностью лишены{57}. Следует также иметь в виду, что, по оценкам немецкого исследователя У. Ника, автора книги «Войска СС. Кровавый след», на территории 2-й Речи Посполитой уже находилось 43 пехотных, 6 танковых, 8 мотодивизий и 2 воздушных флота Германии в составе 2000 боевых самолетов{58}. Как утверждает Ю. Мухин, накануне советского наступления Войско Польское насчитывало лишь 50 % основного состава. Половина этих сил сражалась на запад от Вислы{59}. Что касается оценки немецкой историографией советского военного контингента в Польше, то, как утверждает У. Ник, она следующая: 30 пехотных, 20 кавалерийских и 12 моторизированных бригад{60}.
Таблица № 2. СООТНОШЕНИЕ СИЛ К НАЧАЛУ ВТОРЖЕНИЯ КРАСНОЙ АРМИИ В ПОЛЬШУ.
| Советские войска | Немецкие войска | Польские войска[3] |
| танки | 4000 | 2800 | 860 (легких) |
| самолеты | 2000 | 2000 | 400 (устаревших конструкций) |
| люди | 6000000 | 1500000 | 864500 |
