зерно — 81%
солома — 80%
мясо — 40,5%
сено — 83,9%
картофель — 62,2%
льносемя — 82,5%
жиров — 38,5 % {130}.
В округе работало 8 сепаратных пунктов с дневной производительностью свыше 1000 л молока и месячной производительностью свыше 500–600 кг масла; 70 мельниц, 4 из которых с месячной производительностью 240 тонн каждая, а 17 — с месячной производительностью около 100 тонн каждая{131}.
В этот период происходит сокращение поголовья птицы. Объясняется это тем, что налог на яйцо устанавливался на каждую курицу, а не на гектар пашни. Также сократилось поголовье овец. Причиной тому стали низкие закупочные цены на шерсть в 1942–1943 гг.{132}
В сравнении с высокими ценами на приобретаемые машины, отруби и т. д. закупочные цены, как уже указывалось, оставляли у сельчан ощущение эксплуатации. Однако при этом внешне сохранялись все признаки рыночных отношений, а не того тотального грабежа, который имел место в Восточной Беларуси{133}. Тот факт, что полевые работы осенью 1942 г. выполнены были на 100 %, говорит сам за себя{134}.
Таблица № 38. ДАННЫЕ О ЗАГОТОВКЕ СЕЛЬХОЗПРОДУКЦИИ (1942–1943)[13].
| № п/п | Продукт | Разнорядка | Процент выполнения |
| 1. | Зерно | 25036 т | 53,1 |
| 2. | Картофель | 50071 т | 58,7 |
| 3. | Сено | 60064 т | 58,7 |
| 4. | Солома | 12518 т | 33,8 |
Источник: НАРБ. Ф. 4683. Оп. 3. Д. 971. Л. 270–277.
Нагрузка на крестьянина наряду с его сельскохозяйственными повинностями и налогами, которые он сдавал старосте, была велика. Окружной комиссар Р. Вернер, докладывая В. Кубе о состоянии сельского хозяйства в округе, просил отказаться от пагубной политики в деревне. «Эти повинности, — подчеркивал он на совещании в Минске, — должны быть или уменьшены, или же проводиться сезонно, так чтобы крестьянин на длительное время не отрывался от своей основной сельскохозяйственной деятельности». Вернер предложил гауляйтеру освободить сельчан от повинностей, а для этого «создать рабочие команды совершенно не связанные с сельским хозяйством»{135}.
Из предыдущих разделов следует: в 1939–1941 гг., когда Барановичская область находилась под юрисдикцией советского гражданского управления, на ее территории действовала разветвленная сеть репрессивных мер в отношении сельчан, укрывающих свои доходы. Например, за несданную шкуру убито скота предусматривались исправительные работы до шести месяцев{136}. Интересно, а какая политика в данном вопросе проводилась в 1941–1944 гг. немецкими властями?
Если верить свидетельству И. Гальперина, она практически ничем не отличалась от той, что проводили большевики.
«Во время очередной поездки в Барановичи, — сообщает И. Гальперин в своих воспоминаниях, — для продажи мяса в марте 1942 г. накануне Пасхи я столкнулся с постом белорусской полиции. Они, проверив содержимое телеги, нашли окровавленные мешки (которыми обматывали тушки). Они доставили меня в близлежащую комендатуру, на допрос к немецкому офицеру. Я рассказал, что по долгу управляющего поместьем обязан заботиться о подготовке праздника, поэтому приобрел на рынке корову и, продав мясо, на вырученные деньги приобрел все необходимое. Он записал все показания, изъял содержимое телеги и отпустил меня. Назавтра утром в поместье прибыли немецкие жандармы, устроили обыск и сообщили, что по моему вопросу состоится суд и меня известят о приговоре. Действительно, через две недели стало известно, что я оштрафован на 5000 марок (огромная сумма в те дни!) и что 15 мая 1942 г. мне надлежит явиться в гражданскую тюрьму Барановичей для отбытия шестинедельного заключения. Моих сбережений хватило только на частичное покрытие суммы штрафа, оставшееся заплатил инженер Войткевич. 14 мая собрал свои нехитрые пожитки в деревянный сундук и прибыл, как мне было указано, в барановичскую тюрьму. Меня определили в камеру размером в 30 квадратных метров, в которой кроме меня находилось еще 15 заключенных, от одного месяца до года. Вдоль одной из стен были деревянные нары для сна. Без матрацев. Каждому полагалось одеяло. Пища была пресная. Моя камера была единственной для заключенных по приговору суда, и иногда ее дверь не запиралась в течение всего дня. Поскольку камера располагалась поблизости от ворот, мы могли видеть всех входящих. В первые дни моего заключения к воротам пришла женщина, державшая в руках сверток. Она пыталась объяснить что-то коменданту тюрьмы, но тот затруднялся ее понять. Я вышел из камеры, приблизился к воротам и перевел ему слова этой женщины. С тех пор я в какой-то мере исполнял роль переводчика в тюрьме и пользовался определенными привилегиями — мне можно было находиться во дворе в течение дня, загорать, читать и встречаться за воротами с девушкой. Книги для чтения я получал через одну молодую и симпатичную женщину. Первый раз я пришел к ней в сопровождении коменданта. Я должен отметить, что комендант тюрьмы, унтер-офицер германской армии, был порядочным и добрым человеком. Ни разу я не видел его кричащим на заключенных. Все передачи для них он доставлял в целости и в день моего освобождения подарил мне пару кусков мыла… и произнес: «Будь осторожен с немцами, они не терпят евреев»{137}.
На третьем этапе, который продолжался с июня 1943 г. по июль 1944 г., когда заработала «Декларация о крестьянском праве собственности», подписанная 3.06.1943 г. А. Розенбергом, землю, разделив, передали в собственность тем, кто жил на ней и обрабатывал ее{138}. Но это не означало отказа от государственных имений. В этот период на оккупированных территориях действовали три формы земледелия: государственные имения, земельные корпорации, индивидуальные хозяйства. Сельчане выполняли целый ряд повинностей. Об этом свидетельствуют данные таблицы.
Таблица № 39. ДАННЫЕ О ЗАГОТОВКЕ СЕЛЬХОЗПРОДУКЦИИ (1943–1944)[14].
| № п/п | Продукт | Разнарядка | Процент выполнения |
| 1. | Сено | 5576,8 т | 87,5 |
| 2. | Солома | 5872,1 т | 139,1 |
| 3. | Картофель | 43453 т | 90 |
| 4. | Зерновые и бобовые | 23488,3 т | 88 |
| 5. | Мясо | 2803,257 т | 57 |
| 6. | Льносемя | 173200 т | 120 |
| 7. | Молоко | 28009,200 л | в среднем 167 л на корову |
