«за невыполнение мясо- и молокопоставок заплатить за молоко и мясо в перерасчете по рыночным ценам 2000 рублей и к штрафу на 4000 рублей»{5}.
Помимо налогов, количество которых с каждым днем росло, сельчан принуждали подписываться на облигации государственного займа, сдавать деньги в различные фонды. Нередко отказ от той или иной подписки приводил к аресту. Одновременно, посредством введения так называемой аграрной реформы, принимаются меры по сокращению земельных участков, что неминуемо вело к еще большему ухудшению материального положения села. В соответствии с решением ЦК КП(б)Б и СНК БССР (ноябрь 1944 г.) реформа ограничивала нормы землепользования на каждое крестьянское хозяйство — до 15 га. «Излишки», как это было в 1939 г., забирало государство. Любая попытка спасти свою кормилицу — землю, как это произошло, например, с гражданином Слива из Подьязовского сельсовета, арестованного и осужденного к длительному сроку тюремного заключения «за сокрытие земли», жестоко каралась{6}. В феврале 1945 г. у 99 крестьянских хозяйств обрезали земли в количестве: пахотной — 84,6 га, сенокоса — 33,75 га, пастбища — 15,50 га{7}. В 1946 г. «уплотнили» еще 81 хозяйство. Но это был еще не конец: все только начиналось.
РК КП(б)Б, требуя скорейшего изъятия излишков земли, указывал:
«Имеются еще хозяйства, которые в своем пользовании имеют земли свыше установленной нормы и пользуются наемным трудом»{8}.
В деревни, в которых находились хозяйства, попавшие в «черные» списки, выехали отряды советских и партийных чиновников для «точного выявления и раздела земли и скота»{9}. Ими было переписано 9238 хозяйств единоличников, имеющих: крупного рогатого скота — 12332, свиней — 7069, овец — 6342, коз — 19, лошадей — 5805 {10}. В Ляховичах, едва узнав о реальных цифрах, всполошились. Неслыханно! По всей области поступают доклады о сплошной коллективизации, а тут, страшно подумать, процветают и вольготно чувствуют себя «враждебные элементы». Поступили, как всегда, мудро: «неблагополучную» статистику, засекретив, скрыли. Гриф секретности сняли лишь в 1989 г.{11}
Дальнейшее наступление государства на деревню, перелом в антикрестьянской политике ознаменовало постановление XIX съезда КПБ (февраль 1949 г.). На долгие годы оно, установив окончательные сроки коллективизации, легло в основу деятельности местных советских органов.
Сельских жителей, сгоняя на деревенские сходы, агитировали, обещая изобилие, вступать в колхозы. Но принудительные меры и агитация на практике оказались слабыми стимуляторами. Такое положение беспокоило власти района, которые усмотрели в этом «националистические антисоветские взгляды». Не остались в стороне и чекисты, чье бдительное око следило не только за жизнью крестьян, но и за их поведением.
В конце 1949 г. решено было нанести новый удар по деревне. Для начала сельчан — толковых и умелых хозяев, исхитрившихся в годы военного лихолетья сберечь свои хозяйства, а вместе с ними и непоколебимое желание жить, как деды и прадеды, разделили на своих и «чужих» — кулаков. В разряд кулацких в 1947–1949 гг. попало 1257 хозяйств бывшей Барановичской области{12}. Потом «кулаков» превратили в живые мишени, а деревню — в испытательный полигон. Основанием для отнесения к числу «врагов», согласно циркуляру Совета Министров БССР № 1200 от 6.09.1948 г. «О налогообложении кулацких хозяйств в западных областях БССР», служило наличие мельницы и использование наемного сезонного труда. Это постановление с воодушевлением встретили местные партийно-советские органы, которым поручалось в сжатые сроки изучить «сельский вопрос».
9 октября 1949 г. в Ляховичах прошло внеочередное заседание райсовета депутатов трудящихся, на котором присутствовали: председатель райисполкома Соколенко, секретари РК КП(б)Б Кобяко и Семенов, заместитель председателя райисполкома Пульянович, начальник РО МГБ Кобзарев, за секретаря Силин, заведующий РАЙФО Петкевич и все, без исключения, председатели сельских Советов. В этот день единогласно утвердили решение сельских Советов: «О начислении сельхозналога и отнесении хозяйств к числу кулацких». Инструктируя присутствующих, Кобяко требовал:
«Проводя работу по организации колхозов, следует воспитывать у трудящихся — крестьян, колхозников и депутатов чувство жгучей ненависти к кулакам, как к злейшим врагам нашей Родины»{13}.
Глава районного МГБ, сославшись на Ленина, призвал:
«Беспощадная война кулаку! Смерть ему!»{14}
Покинув райцентр, сельское руководство, используя законные методы, стало творить произвол. Практика их работы — это иллюстрация преступной вседозволенности, ничем не уступающая воровскому беспределу.
Очередная волна репрессий накрыла семьи сельских интеллигентов, бывших старост и военнопленных — О. П. Стыкуть, А. Н. Свистунович, О. С. Таранда, Е. Г. Свистунович, Н. Н. Сокол, И. Ф. Жданович. «Муж Максим был солтысом, осужден на 15 лет», — гласило заключение, вынесенное, к примеру, на семью Е. Свистунович»{15}.
Вот еще несколько примеров. «Петр в 1943–1944 гг. работал директором Жеребковичской школы. Осужден за это», «Во время войны Анатолий и Иван работали заведующими начальными школами», «сын Алексей в годы войны работал учителем в Кривошинской школе», «был очередным солтысом в деревне» — это выдержки из приговоров сельских Советов, которые сохранило время{16}.
И еще — для сведения. Советские чиновники не щадили и солдат Второй мировой войны. Вот один из многих примеров. Василий Хмарук, 1919 г. рождения, в рядах РККА с лета 1941-го. Тяжело раненный, попадает в плен. Неудачный побег. С простреленными ногами — снова в лагерь. Но он бросает вызов судьбе: уходит, обманув немецких автоматчиков. Через несколько дней его, белоруса, одетого в форму бойца Красной Армии, раненного и истерзанного, без сознания, немцы швырнут в ледяной карцер. Но приговоренного к смерти освободят советские войска. Затем будет госпиталь. Один, следом другой, где резали и шили — ставили на ноги. Не дав подлечиться, в бинтах и с тростью, которую потом, забрав, сломают чекисты, этапировали в лагерь смерти. Теперь уже в советский. Чудо спасло от казни. Не умертвили, не дали 25 лет, как изменнику, а отправили домой — умирать. Да только белорус выжил. «Сын Василий попал в плен к немцам 14.10.1941 г. и находился в плену по 9 мая 1945 г.» — это строки из заключения на хозяйство инвалиду войны В. Хмаруку{17}. Так советская власть «отблагодарила» своего солдата.
Данное исследование будет неполным, если в нем не найдется места тем, кого партийно-правительственные структуры еще в 1939-1941-х гг. объявили «контрреволюционными элементами» и кому вынесли свой безжалостный приговор — представителям бывшей польской администрации и их семьям.
Необходимо отметить: вышеуказанную категорию граждан, чья судьба оказалась в руках советской репрессивной машины, пополнили солдаты Армии Крайовой и 2-го польского корпуса генерала Андерса. Вот, например, лишь несколько выдержек из архивных дел, венчающих трагическую судьбу жителей Барановичской области:
