Эксперименты Кремля продолжались. Для многих расхожая фраза «от ярма освободили, а хомуты наденем», которой, не скрывая смеха, красноармейцы одаривали западных белорусов в сентябре 1939 г., стала, судя по воспоминаниям современников, реальностью{226}.
Начался голод. На территории Барановичской области вводятся хлебные карточки. Не вызывает сомнения, что данное «новшество» санкционировалось Москвой. Возвращаясь к тем драматическим событиям, Ольга Хрептович-Бутенева в конце своей жизни напишет:
«Наиважнейшим для меня стало найти какую-нибудь работу, чтобы достать карточки на хлеб. Неожиданно во время всего этого хаоса на главной улице (город Новогрудок. — А. Т.) открыли музыкальную школу. Из частных квартир принесли лавки и столики, а над эстрадой повесили портреты Ленина и Сталина. Мы обязаны были два раза в неделю приходить на собрание. Директор читала агитку с известными советскими лозунгами и предписаниями трудиться для развития искусства. После слабых аплодисментов мы расходились по домам, но в кармане каждый имел ценную карточку на хлеб (выделено мною. — А. Т.). Хуже было с учениками… В школе попросту не было ни одного ученика»{227}.
Политика большевиков вызвала обострение социальных противоречий. Наиболее широкими формами сопротивления являлись подача жалоб на злоупотребления со стороны сталинских чиновников и отказ выселяться из своего жилья. В начале 1940 г. на стол председателя облисполкома легло свыше 300 жалоб о незаконных выселениях и кражах. Но мер по имеющимся «фактам нарушений революционной законности в вопросах выселения из квартир», «незаконным действиям при изъятии имущества — кражах личных вещей: белья, кухонной посуды и т. д.» никто не принимал и даже не считал нужным что-либо предпринимать{228}.
Престиж новой власти стремительно падал. В 1940 г. западные белорусы окончательно расстались с иллюзиями о «светлом будущем». В ряде случаев для поднятия авторитета сталинской администрации глава областной вертикали прибегал к популистским приемам. По предложению Царенко принимается постановление об окладах денежного жалования чиновников советского аппарата: месячное жалование руководителя облисполкома — 1800 руб., заместителя — 1400, секретаря — 1400, курьера — 100, уборщицы — 100, шофера — 530 руб.{229}. Но все это — верхняя часть айсберга. Чиновники получали особые пайки — так называемые продовольственные наборы. По всей области ими были разобраны «польские дачи».
Третий, последний, этап национализации продолжался 12 месяцев — с 9 июня 1940 г. по 22 июня 1941 г. На данном этапе в западных областях республики, бюджет которых составлял 730 млн. рублей, действовало 392 промышленных предприятия{230}. В исторической литературе еще жива легенда, рожденная в советские времена:
«значительными завоеваниями трудящихся Западной Беларуси явилась ликвидация безработицы»{231}.
В эту тему надо внести ясность. Обратимся к фактам. В 1931 г. в промышленности, транспорте и учреждениях общественного обслуживания было занято 86 тыс. рабочих. В результате постоянного сокращения промышленных предприятий, закрытия фабрик и заводов снизился жизненный уровень работающих, появилась большая армия безработных, которых только в 1936 г. насчитывалось более 25,5 тыс. человек. В поисках заработка в 1925–1938 гг. из трех воеводств — Новогрудского, Полесского и Виленского — на постоянное место жительства в другие страны выехало 78,1 тыс. белорусов{232}.
Что же нового принес сентябрь 39-го? Положение промышленности было крайне тяжелым. Работа транспорта оказалась парализованной. Некоторые предприятия работали с неполной нагрузкой из-за отсутствия сырья, топлива и устаревшего оборудования. Эксперименты 1939–1941 гг. ударили по населению. На улице оказалось 22 тыс. рабочих{233}. Рассчитывать на помощь им не приходилось. Семьи голодали. Пособия по безработице в Советском Союзе, в отличие от Польского государства, не существовало. До прихода большевиков местный житель, потеряв работу, имел законное право на пособие: 4–5 злотых — для одинокого, 12–14 злотых — для безработного, который имел на своем содержании 6 и более человек{234}. В 1939–1941 гг. рабочие, чтобы прокормить свои семьи, были вынуждены выехать для работы на предприятия Минска, Гомеля, Могилева, Орши и Витебска{235}. Данный факт говорит о том, что на бывших «кресах» крупные промышленные предприятия не строились, а если это и имело место, то только сугубо для военных целей, как, например, в городе Барановичи, где возвели танкоремонтный завод{236}. Это во-первых. Во-вторых, «трудовая миграция» — скрытая форма репрессий. Сталинистов пугало отношение к ним со стороны местного населения и особенно рабочих, которые, имея опыт борьбы за свои права, приобретенный в 1921–1939 гг., могли, объединившись, заявить о себе. Создав искусственно безработицу, власти обезопасили себя. И сделали это, надо сказать, профессионально, оставив заложниками семьи, кормильцы которых выехали в Восточную Беларусь.
А с профсоюзами быстро разобрались московские спецслужбы. Ни для кого не секрет, что партия, называвшая себя пролетарской, здесь, в Западной Беларуси, имела дело с рабочими, для которых участие в профсоюзах было не просто «школой коммунизма», а легальной возможностью защитить свои права. В Кремле прекрасно отдавали отчет в том, какие опасности таит для них такое положение дел. Уже в начале октября 1939 г. Секретариат ЦК ВКП(б) командирует на бывшие польские территории группу работников ВЦСПС, которую возглавил В. Т. Зуев. Дальнейшие события развивались стремительно. 3 октября 1939 г. Барановичский обком партии своим решением обязывает уездные комитеты партии «…развернуть широкую массово-политическую работу по выборам профорганов, разоблачая роль старых предательских профсоюзов, ППС, Бундовцев и др. и их лидеров. Обеспечить соответствующий подбор кандидатур в профорганы, тщательно проверяя каждую кандидатуру с тем, чтобы в профорганы не пролезли предатели рабочего класса из бывших ППСовцев, Бундовцев и др. контрреволюционных партий»{237}.
«Трудовой фронт» обком КП(б)Б рассматривал как важнейший «канал» для связи с населением, как своего рода «педагогическое заведение», где трудящимся вдалбливалась советская идеология. Подчинение профсоюзов, безусловно, усиливало новую власть.
Но и это далеко не все. Третьей особенностью данного этапа мы бы назвали политику массового физического истребления хозяев промышленных предприятий, которые, как мы уже отмечали, содержались в белорусских тюрьмах. Вопреки элементарным и общепринятым правовым нормам их всех расстреляли. Согласно данным НКВД СССР, было казнено «465 фабрикантов, чиновников и помещиков»{238}.
Четвертая особенность этого этапа выразилась в следующем. На территории Барановичской области приступили к «ликвидации социального пласта мелких предпринимателей, торговцев, ремесленников и других представителей частной сферы»{239}.
