Мы же вновь обратим свои взоры в 40-й год. Первые три списка-предписания на отправку из Осташковского лагеря были подписаны П. К. Сопруненко уже 1 апреля и включали 343 человека. Именно столько людей были отправлены поездом Осташков — Калинин и приняты от конвоя помощником начальника УНКВД по Калининской области Т. Ф. Качиным. А 5 апреля Д. С. Токарев доложил В. Н. Меркулову: «Первому наряду исполнено № 343»{196}. Это означало, что отправленные из Осташковского лагеря 343 военнопленных были расстреляны.
1-2 апреля подписываются еще семь списков на отправку 692 офицеров в распоряжение начальника УНКВД по Смоленской области. Эти списки поступили в Козельский лагерь 3 апреля. Первые 74 человека, по сведениям НКВД, были отправлены в распоряжение Смоленского УНКВД в тот же день, следующие 323 — 4 апреля, 285 — 5 апреля, 200 — 6 апреля и 195 — 7 апреля.
20-22 апреля были подписаны первые списки на расстрел 1070 заключенных украинских тюрем, 23–26 апреля — списки № 047, 048 и 049 на расстрел заключенных, сосредоточенных в минской тюрьме. Хотелось бы обратить внимание на то, что белорусские списки расстрелянных узников до сих пор не найдены. Крайне скудны и другие материалы, касающиеся проведения расстрельной операции на Украине и в Беларуси.
9 апреля было подписано 13 списков на 1297 военнопленных. По оценкам исследователей, среди отправленных на казнь были 11 генералов, контр-адмирал, 77 полковников, 197 подполковников, 541 майор, 1441 капитан, 6061 поручик, подпоручик, ротмистр и хорунжий, 18 капелланов и других представителей духовенства{197}. Те, кого отправляли «в распоряжение УНКВД», не догадывались о том, что их ждет.
Из воспоминаний Ф. Кушеля:
«В марте 1940 г. в лагерь дошла весть — нас планируют отпустить домой. Как нам сказали, с этой целью прибыла специальная комиссия НКВД СССР, которая занималась ликвидацией лагерей. Уже через несколько дней первая группа кандидатов на «освобождение», которая состояла приблизительно из сотни офицеров, под усиленной охраной вышла из лагеря»{198}.
Нет сомнений — НКВД СССР специально распространило слухи об отправке военнопленных домой. Архивные документы свидетельствуют, что приподнятое настроение в связи с отправкой наблюдалось у большинства военнопленных. Граф Ю. Чапский, которому удалось выжить, в своих мемуарах отмечал, что в апреле, когда стали вывозить людей, многие верили, что едут на родину. «Каждая новая партия, — напишет после Второй мировой войны Ю. Чапский, — сбивала нас с толку. Едины мы были в одном: каждый из нас лихорадочно ожидал, когда объявят очередной список уезжающих (может, в списке будет и моя фамилия). Мы называли это «часом попугая», поскольку бессистемность списков напоминала карточки, которые в Польше вытаскивали попугаи шарманщиков. Комендант лагеря подполковник Бережков и комиссар Киршон официально заверяли старост, что лагерь ликвидируется, а мы направляемся на родину — на немецкую или советскую территорию»{199}.
До сих пор не найдено ни одного документа НКВД о процедуре самого расстрела. Однако об этом подробно рассказывают 160 томов уголовного дела № 159, возбужденного в сентябре 1990 г. Главной военной прокуратурой (ГВП). Материалы уголовного дела неопровержимо доказывают противоправный факт умерщвления путем расстрела в апреле-мае 1940 г. 14522 польских военнопленных из Козельского, Старобельского и Осташковского лагерей НКВД, а также 7305 заключенных из тюрем и лагерей Западной Беларуси и Западной Украины (в том числе около 1000 офицеров) сотрудниками НКВД по постановлению Политбюро ЦК ВКП(б).
Как сообщают материалы уголовного дела № 159, из Москвы в места, определенные для казни, были присланы группы ответственных работников НКВД. В г. Калинин, например, прибыли зам. начальника ГТУ старший майор ГБ Н. И. Синегуб, начальник комендантского отдела АХУ НКВД СССР майор ГБ В. М. Блохин и начальник штаба конвойных войск комбриг М. С. Кривенко (несколькими неделями раньше Блохин расстреливал Исаака Бабеля, Всеволода Мейерхольда, Михаила Кольцова…).
Военнопленных доставляли из Осташкова по железной дороге и размещали во внутренней тюрьме НКВД, которую временно освободили от других заключенных. «Из камер поляков поодиночке вели в «красный уголок», то есть в ленинскую комнату, там сверяли данные — фамилия, имя, отчество, год рождения… Надевали наручники, вели в приготовленную камеру и били из пистолета в затылок. Вот и все», — сообщил следователям военной прокуратуры бывший начальник лагеря Д. С. Токарев{200}. Функции палачей в Калинине выполняли 30 человек (в двух других УНКВД — еще 23 работника комендантских отделов). В Калинине, как свидетельствуют документы, чаще всех расстреливал сам Блохин. Расстреливали за ночь от 200 до 350 человек из немецких пистолетов «Вальтер», которые Блохин привез с собой из Москвы, советские «ТТ» подводили — не выдерживали нагрузки.
Имели палачи и свою униформу. Тот же Блохин, согласно показаниям Токарева, «перед расстрелом надевал спецодежду: кожаную коричневую кепку, длинный того же цвета кожаный фартук, такие же перчатки с крагами выше локтей…»{201}. Блохин, если верить материалам уголовного дела, привез из Москвы двух экскаваторщиков, которые хоронили казненных — сваливали всех в одну кучу, а «работу» завершал экскаватор «Комсомолец», «водителем» которого являлся офицер НКВД.
После каждого расстрела Блохин выдавал исполнителям приговора спиртные напитки — он заказывал их ящиками, в том числе за деньги, изъятые у приговоренных к расстрелу. Протрезвев, сотрудники НКВД брались за «работу». Кровавая вахта продолжалась 21 час, три часа отводилось на сон.
В Харькове, как и в Калинине, офицеров расстреливали во внутренней тюрьме НКВД на улице Дзержинского, куда обреченных доставляли «воронками» с железнодорожной станции. После идентификации личности военнопленному связывали руки за спиной и выводили в комнату, где выстрелом в затылок лишали его жизни. Тела казненных с завязанными на головах шинелями вывозили на грузовиках в полночь и доставляли в 6-й район лесопарковой зоны Харькова, на территорию санатория НКВД, что в 1,5 км от села Пятихатки. Экзекуциями руководили прибывшие из Москвы сотрудники комендантского отдела АХУ НКВД СССР и начальник УНКВД по Харьковской области майор ГБ П. Е. Сафонов, его заместитель капитан ГБ П. Н. Тихонов и комендант УНКВД старший лейтенант ГБ Т. Ф. Куприн.
Судя по материалам уголовного дела, офицеров, привезенных на «черных воронках» в Катынский лес, расстреливали группами над глубокими могилами, в мундирах, в орденах. Стреляли в затылок с близкого расстояния. При расстреле использовались немецкие пули калибра 7,65 мм. В 20 % случаев руки у военнопленных были связаны проволокой или плетеным шнуром.
Сотрудник Смоленского УНКВД П. Климов спустя несколько десятилетий расскажет о том, как происходил расстрел во внутренней тюрьме НКВД г. Смоленска:
«В маленькой подвальной комнате был люк, канализационный. Жертву заводили и открывали люк, голову клали на его край и стреляли в затылок или в висок (по-всякому)… Стреляли почти каждый Божий день с вечера и вывозили в Козьи горы, а возвращались к двум часам ночи…»{202}
Опубликованные в последние годы сведения доказывают, что Кремлю было явно мало крови Катыни. Вслед за постановлениями Политбюро ЦК ВКП(б) В. Н. Меркулов 7 марта 1940 г. издал приказ № 00308, предписывающий организовать при помощи «троек» массовый вывоз (депортацию) семей всех обозначенных в записке Л. П. Берии категорий лиц, содержащихся в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях, а также заключенных из тюрем и лагерей Западной Украины и Западной Беларуси{203}. Как свидетельствуют компетентные источники, за колючую проволоку попадет 25 тыс. семей. Не пощадят 4211 беременных женщин. В пути погибнет 11516 человек, в концлагерях — 12319 {204}.
