26 апреля 1940 г. большая группа сотрудников НКВД СССР получит государственные награды. Заслуги Л. Цанавы и И. Серова будут оценены высшей наградой СССР — орденом Ленина. Автор идеи «разгрузки» лагерей П. Сопруненко получит орден «Знак Почета»{205}. Не остались без «подарков» и непосредственные исполнители. Правда, их заслуги были отмечены с некоторым опозданием. 26 октября 1940 г. Берия подписал секретный приказ о награждении сотрудников НКВД за успешное выполнение специального задания месячным окладом. В списке значилось 143 фамилии: офицеры ГБ, надзиратели, вахтеры, шоферы, словом, те, кто имел отношение к убийству 21857 (по другим данным, более 24 тыс.) человек{206}.
К вышесказанному следует добавить, что 40 % от общего числа расстрелянных в апреле-мае 1940 г. составляли белорусы{207}.
Карательные органы СССР стремились исполнить свою «работу» так, чтобы от нее не осталось следов, надеялись, что фамилии убитых ими людей, а также места злодеяний навсегда исчезнут. Но скрыть преступление не удалось. Впервые о трагедии Катыни было заявлено в 1941 г., а не в 1942 г., как это принято считать. О том, как это произошло, рассказывает, опираясь на западные источники, известный белорусский историк А. Чемер:
«Мало кто знает, что массовая могила убитых 12 тысяч польских офицеров была только обновлением массовых убийств ЧК и НКВД. Там убивали и сбрасывали в братские могилы неугодных уже в 1918–1920 годах.
Международная комиссия по расследованию расстрела тысяч польских офицеров откопала вначале старые захоронения и установила, что эти люди (гражданские и военные) были расстреляны лет на пятнадцать ранее. Они не стали дальше производить раскопки и перешли к позднейшим, где были захоронены польские офицеры.
С начала 1918 г. в Смоленске обосновалось ЧК Западной области — это значит всей Беларуси, которой руководили чужаки — враги Беларуси, армянин (русифицированный) Мясникян, еврей Калманович, латыш Кнорин и Фрунзе. Под их руководством осуществлялась кровавая бойня — расправа с сознательными белорусами, которые стремились к созданию белорусского самостоятельного, независимого государства…
Чекисты пытались свои архивы уничтожить, даже выкопать останки из мест массовых захоронений своих жертв, как это произошло в Куропатах. Однако немцы быстро окружили Смоленск (1941), и чекисты не успели архив уничтожить. Потому что дело ликвидации было поручено А. Энгельгардту и еще одному чекисту. Но Энгельгардт оказался немецким разведчиком, который был внедрен давно в органы ЧК-НКВД.
Энгельгардт пристрелил «коллегу» и почти полностью Смоленский архив передал гитлеровцам. 20 тонн (!) документации было перевезено в Баварию, а оттуда попало в США. Архив исследовали, проф. М. Файнзол, С. С. Максудова (которые написали книгу о геноциде белорусов), а также князь А. Щербаков и шведский журналист Г. Аксельсон. Хотел написать о них и А. Солженицын, однако ему не разрешили, потому что 18-20-е годы приходились на эру господства Ленина. А тогда политикам невыгодно было раскрывать кровавые преступления относительно Беларуси.
Князь Щербаков рассказывал, что в архивах были, кроме зеленых папок для уничтожения людей, папки красные с жизнеописанием и данными о каждом сотруднике ЧК-НКВД, с их настоящими фамилиями. Потому что, как известно, особенно евреи часто меняли свои фамилии на русские. Щербаков припомнил, что видел папку сына белорусского генерала Булак-Балаховича Иосифа, закопанного в Козьих горах (Катыни). Обнаружены экземпляры печатного органа ЧК «Красный меч»; там, между прочим, был опубликован приказ Дзержинского о запрете играть в карты на золотые кольца, вместо денег. Чекисты имели столько загубленных жертв, что награбили достаточное количество колец, чтобы играть на них в карты.
Огромный массив Козьих гор — Катыни — это гигантская могила расстрелянных жертв не только Смоленщины, но и всей Беларуси! Потому что в Смоленске находилось руководство ЧК Беларуси.
Нелегко вообразить сколько не тысяч, а сотен тысяч белорусского населения надо было расстрелять, чтобы собрать 20 тонн их «Личных дел»…»{208}
Как известно, в 1942 г. о Катыни заговорил весь мир. Летом 42-го рабочие тодтовской организации (517-й строительный батальон) обнаружили ров, наполненный трупами, еще не успевшими разложиться. Это были польские офицеры, те самые, объявленные «пропавшими» — летчики, моряки, пехотинцы, артиллеристы. Кремль, опыта фальсификации которому было не занимать, все свалил на нацистов, заявив, что «претензии поляков — провокация, клин между СССР и союзниками, пропагандистский крючок с новой наживкой»{209}.
И призвал к ответу, естественно, немцев. Из обвинительного заключения Международного военного трибунала (Нюрнберг):
«В сентябре 1941 г. 11000 польских офицеров-военнопленных были убиты в Катынском лесу близ Смоленска»{210}.
Ядовитый туман вокруг Катынского дела до сих пор не рассеян. Секретные материалы «Катынского дела», изобличающие КГБ и КПСС в расправе над польскими офицерами, стали козырной картой в руках российских политиков. Только в 1990-е гг.[9] Москва призналась в преступлении и выдала Польше списки расстрелянных. Беларусь такого списка не получила. О том, почему Кремль все-таки решился на этот шаг, свидетельствует Вячеслав Костиков, занимавший тогда пост пресс-секретаря президента России:
«После отставки М. Горбачева «папка» Политбюро с пакетом № 1, в котором хранились документы катынской трагедии, попала Б. Ельцину. По свидетельству тогдашнего руководителя по делам архивов Р. Пихоя, российский президент был так потрясен ее содержанием, что решил предать все гласности. Он немедленно отправил в Польшу Р. Пихоя, который и вручил документы о трагедии президенту Польши Леху Валенсе.
В истории с преданием гласности «Катынского дела» имелся и еще один аспект, касавшийся личных взаимоотношений Ельцина и Горбачева. Бориса Николаевича очень раздражала политическая активность бывшего Президента СССР. К тому же пресса тех дней прямо писала о возможной консолидации руководства КПРФ, лидеров Верховного Совета и Горбачева. В этой ситуации Б. Ельцин и распорядился провести брифинг для российских журналистов, на котором впервые было заявлено о существовании «особой папки» и что о ее содержании знал бывший генсек КПСС М. Горбачев. Ранее он отрицал, что был осведомлен о виновниках катынской трагедии. Но в «особой папке» была найдена и служебная записка В. Филина, заведующего Международным отделом ЦК на имя Горбачева. Она была датирована 22 февраля 1990 г. и называлась «Дополнительные сведения о трагедии в Катыни». В записке приводились конкретные данные о трагедии и о том, кто был ее исполнителем. В. Филин ставил перед М. Горбачевым вопрос: «В какой форме и когда довести до сведения польской и советской общественности этот вывод?» Пометки Горбачева свидетельствовали, что и он читал содержимое папки. Однако так и не решился предать ее гласности.
Но пресс-служба М. Горбачева выступила с опровержением. Она настаивала на том, что в этой трагической истории имеется совершенно конкретная подоплека — попытка свести личные счеты с Горбачевым. Почувствовав, что «переборщил», Б. Ельцин счел нужным сделать примирительный жест в отношении Горбачева. Ему в этот период был запрещен выезд за границу в связи с делом ГКЧП. Ельцин вмешался — и этот запрет был снят.
Шлюз секретных архивов ЦК КПСС, приоткрытый Б. Ельциным в 1992 г., быстро закрылся. Была расформирована и комиссия по их изучению, в которую входили и иностранные специалисты. Возникло опасение, что публикация «щекотливых» документов может нанести ущерб России. Так что секреты КПСС еще ждут своего часа»{211}.
