Известно, что руководитель Слонимского подпольного межрайпартцентра М. Т. Анищик, проводя генеральную линию ЦШПД, требовал «любыми средствами срывать мобилизацию в отряды карателей» — так, и не иначе, называли формирования белорусской самообороны и краевой обороны{64}.
Естественно, в многочисленных мемуарах партизанских «вождей», в том числе и самого М. Анищика, не нашлось места для описания этих «средств». Другого не следовало и ожидать, тем более что борьба с белорусскими националистами обернулась фактически борьбой со всем белорусским народом. Вот что поведал нам об этом противостоянии автор романа «Надлом» В. Яковенко:
«Неожиданно в дверь застучали прикладами. Хозяин запалил лучину и, стараясь сохранять спокойствие, спросил:
— Кто вы? Чего среди ночи бушуете?
— А мы партизаны.
— Что вам от нас надо?
— Нам хозяина, — сообщил ночной мститель.
— И сына его до кучи!
— Зачем они вам?
…На улице к партизанам, которые вывели мужиков из хаты, присоединились еще трое. Хозяева положения и их арестанты шли один за другим. Лица партизан были прикрыты масками, сшитыми по типу колпаков с узкими прорезями для глаз. Крестьяне поняли: ведут на расстрел.
Наконец их, арестованных, привели. Они стояли на окраине деревни, недалеко от высокого креста, украшенного белыми полотенцами. Одновременно под конвоем приводили еще группы.
— Стать в шеренгу, проклятая пятая колонна! — прорычала одна маска.
— Суки! Не зря же прячете свои морды под черными масками!
— Молчать! Снять тулупы!
— Нелюди, дайте помолиться!
— Го! Чего захотели! — ответила маска.
— Теперь на том свете уже попробуйте создать самопомощь! Ха-ха…
Черные маски вскинули винтовки и в темноте стали целиться.
— За сотрудничество с гитлеровскими оккупантами… — стала зачитывать приговор маска.
— Пли!»{65}
Этот факт, как и тысячи других изученных нами, оставим без комментариев…
А пока вернемся к серии террористических актов, направленных против высших нацистских чиновников. Как мы уже упоминали, 22 сентября 1943 г. в 00 часов 40 минут в спальне генерального комиссара и гауляйтера Беларуси Вильгельма Кубе взорвалась мина, в результате чего группенфюреру разорвало левую сторону груди и оторвало руку. Ранения были смертельными[14]. Находившаяся рядом беременная жена гауляйтера не пострадала[15].
На убийство Кубе, преподнесенное Москвой как «акт правосудия», способствовавший «полной деморализации личного состава противника», фашисты ответили жестокими репрессиями.
Из показаний на судебном процессе по делу о злодеяниях, совершенных нацистами в Беларуси, подсудимого Эбергарда Герфа, генерал-майора полиции и бригаденфюрера СС:
«…В ночь убийства Кубе я был вызван к Готтбергу, который мне сказал, что функции генерального комиссара он принимает на себя, о чем радировал Гиммлеру, что за жизнь Кубе он безжалостно расправится с русским населением, и находившимся там начальнику СС и полиции Гальтерманну, офицерам СД и мне отдал приказ произвести облавы и безжалостно расстреливать. В этих облавах было схвачено и расстреляно 2000 человек и значительно большее число заключено в концлагерь…»{66}.
Известно, что через несколько часов после теракта в Минске повесили 200 человек. В Барановичах арестовали 150 заложников и бросили в Калдычевский лагерь. Спаслось только 50 узников{67}. Довольно своеобразно «прошел» траур в минских тюрьмах. Из показаний свидетеля В. Г. Ковалевской, врача-терапевта, жительницы г. Минска:
«В день убийства Кубе из камер были выведены группы евреев, в том числе и дети. Немецкие полицейские заставили их петь и играть, а также показывать, как евреи живут половой жизнью; принесли собачий кал и заставили его есть. Когда все это было исполнено, немцы взяли плетки, принесли доски и начали избивать этих евреев. Избивали их до тех пор, пока они не умерли.
Из других камер взяли несколько человек, собрали в одну камеру, раздели, а потом приехали «душегубки», и все, приблизительно 300 человек, были умерщвлены»{68}.
На второй день траура генеральный комиссар Беларуси группенфюрер СС генерал-лейтенант Готтберг[16] приказал уничтожить жителей нескольких кварталов Минска. После покушения на самого фон Готтберга захватчики убили в районе Комаровки более 10000 человек, а остальных жителей этого района Минска увезли в лагерь смерти Тростенец, где все они и погибли.
Практически все теракты, осуществленные партизанами и подпольщиками, вызывали в качестве ответной реакции поголовное уничтожение белорусского населения. Тем не менее прекращать акции возмездия, жертвами которых с немецкой стороны оказывались единицы, а с белорусской — десятки и сотни тысяч ни в чем неповинных граждан, никто не собирался. Задача была одна — поселить в душе белорусов страх. Подобная тактика преследовала цель загнать население в леса для пополнения партизанских рядов.
Силовое принуждение населения к сотрудничеству с советским сопротивлением. Данный метод проявлялся в двух формах: военной и экономической. Военная форма подразумевала использование населения в качестве связников для получения информации о противнике и, что важно, пополнения партизанских отрядов новыми бойцами. К сфере экономической, безусловно, относится: изъятие продовольствия у местных жителей и уничтожения такового — за отказ поставлять его в лес.
Партизаны, по воспоминаниям современников, не имели серьезной поддержки среди населения, народ не присоединялся к ним добровольно{69}. Хотя генерал В. Е. Чернышев и пытается убедить нас в обратном, мол:
«партизанское движение приобрело характер организованного движения народных масс»{70}.
Только документы, исследованные нами, позволяют усомниться в его искренности. Да, советское сопротивление на оккупированных землях существовало. Этого отрицать мы не можем и не собираемся, вопрос в другом: как удалось большевикам поднять область на борьбу. Документы — а мы оперируем только ими — показывают: исключительно с помощью террора.
Обратим взор к «опыту» офицера НКВД К. Орловского, который, чтя традиции своего ведомства, «профессионально» создавал разведсеть в Ляховичском районе. Из документов явствует, что командир отряда «Соколы» долгое время искал оперативные подходы к начальнику полицейского поста деревни Медведичи Н. Четырко — бывшему командиру Красной Армии. Осуществить вербовку, как того желал Безрукий (К. Орловский), не удавалось. Обкатали старый прием: на глазах кандидата на вербовку расстреляли подчиненных — Татариновича и Пища. После столь убедительного «аргумента» Четырко просто вынужден был согласиться. Он подписал обязательство (соглашение) о сотрудничестве в качестве агента и предоставил партизанам интересующие их сведения. Бывшему командиру РККА присвоили оперативный псевдоним, оговорили место и время встреч, предупредив, что в случае отказа выполнить взятые на себя обязательство его самого и членов его семьи ждет смерть. Впрочем, избежать гибели Четырко все равно не удалось. Расстреляло его белорусское СД, узнав о его контактах НКВД.
Аналогично «поработали» компетентные органы и с офицером ГРУ РККА Вацлавом Басариновичем. По приказу старшего «Соколов» расстреляли родственника отказника, после чего офицер ГРУ сам вышел на связь{71}.
