Не теряя ни секунды, Настя побежала к ограде. Здесь, возле старой пристройки, был участок, где камеры не просматривали территорию. Подтянувшись на руках, она перемахнула через забор и приземлилась с другой стороны.

Свобода была так близко… Но внезапно завыла сигнализация — охранника обнаружили. Настя бросилась бежать, понимая, что счет идет на секунды. Позади послышался рев моторов — погоня началась.

Она бежала через лес, путая следы, как учил её Виктор. Горькая ирония — теперь она использовала против своих преследователей те самые навыки, которым они её научили. Её легкие горели, ноги подкашивались, но страх гнал её вперед.

Лес постепенно редел, впереди показалась дорога. Настя знала, что где-то здесь должна быть автобусная остановка — она видела её на картах, когда планировала побег. Ей нужно было только добраться до неё раньше, чем преследователи настигнут её.

Внезапно из-за деревьев вынырнули две фигуры. Это были охранники отца — она узнала их. Они приближались с двух сторон, загоняя её в ловушку. Настя выхватила пистолет, который забрала у охранника, которого вырубила, но руки дрожали…

— На кого ты поднимаешь оружие? — раздался знакомый голос. Из-за деревьев вышел Швец. Его лицо было искажено гневом и разочарованием. — На своего отца? На свою семью?

Настя направила пистолет в его сторону, пытаясь унять дрожь в руках.

— Не подходи! Ты мне не отец! Отцы не похищают своих детей, не превращают их в убийц!

— Я делаю это ради тебя, — Швец продолжал медленно приближаться. — Ты моя наследница, моя кровь. Только так я могу защитить тебя.

— Защитить? — Настя горько рассмеялась. — От чего? От нормальной жизни? От любви? От счастья?

Охранники начали сужать круг. Настя лихорадочно оглядывалась, ища путь к отступлению, но его не было. Она была в ловушке.

— Опусти пистолет, дочка, — голос Швеца стал мягче. — Вернись домой. Мы все забудем. Начнем сначала.

На мгновение Настя заколебалась. Может быть, действительно стоит сдаться? Но тут она почувствовала движение внутри — ребенок словно напоминал о себе, о том, ради чего она решилась на побег.

— Нет, — твердо сказала она. — Я не вернусь. Я не позволю тебе сломать еще одну жизнь.

Всё произошло в считанные секунды. Один из охранников бросился к ней, пытаясь выбить пистолет. Настя среагировала инстинктивно — резкий разворот, удар, выстрел. Охранник упал, схватившись за ногу.

Второй охранник атаковал сзади. Завязалась борьба. Настя использовала все приемы, которым её научили. Удар, блок, захват — её тело двигалось само, словно в смертельном танце.

Но она была одна против троих, и силы были неравны. Удар пришелся по затылку, в глазах потемнело. Настя упала на колени, чувствуя, как по спине растекается острая боль.

— Довольно! — голос Швеца звучал где-то далеко. — Взять её. Только осторожно.

Сильные руки подхватили её. Настя пыталась сопротивляться, но тело не слушалось. Последнее, что она увидела перед тем, как потерять сознание — разочарованное лицо отца.

Очнулась она от резкой боли внизу живота. Открыв глаза, Настя увидела белый потолок и капельницу над головой. Она лежала в медицинском кабинете особняка.

— Не двигайся, — услышала она голос доктора. — У тебя сильное сотрясение и.… есть осложнения.

Настя похолодела, когда поняла, что он имеет в виду. Боль усиливалась, становясь невыносимой. Она попыталась сесть, но её удержали.

— Малыш… — прошептала она. — Пожалуйста, спасите моего малыша…

— Спасать не чего, — произнес доктор, проводя свои манипуляции со шприцем.

«Слишком поздно. Травмы, полученные при задержании, стресс, борьба — всё это оказалось слишком много для беременности».

В этот момент она закричала — дико, страшно, выплескивая всю боль и отчаяние. Кричала, пока голос не сорвался, пока силы не покинули её окончательно. А потом наступила тишина — глухая, безжизненная тишина внутри. Доктор использовал подготовленный шприц.

Швец появился позже, когда её привезли в больницу и она уже очнулась после укола и не плакала — просто лежала, глядя в одну точку. Он сел рядом с кроватью, впервые в жизни не находя слов.

— Ты добился своего, — тихо сказала Настя, не глядя на него. — Теперь у меня действительно никого не осталось. Только ты и твоя проклятая империя.

В палату вошла Наталья Сергеевна. Её обычно собранный вид сменился искренним сочувствием, когда она увидела состояние Насти. Она попыталась взять девушку за руку, но та отдернула её, как от огня.

— Настенька, тебе нужно поесть, — мягко сказала женщина, ставя поднос на тумбочку. — Ты уже третий день ничего не ешь.

Настя не ответила. Она продолжала смотреть в окно, где моросил мелкий осенний дождь. Её взгляд был пустым, безжизненным. Казалось, вместе с ребенком она потеряла и часть своей души.

— Станислав Робертович очень переживает, — продолжала Наталья Сергеевна. — Он не хотел, чтобы всё так вышло.

— Переживает? — Настя наконец повернулась к ней. В её глазах блеснула ярость. — Он убил моего ребенка. Убил всё, что у меня было. И теперь переживает?

Наталья Сергеевна опустила глаза. Она работала на Швеца много лет и видела немало жестокости, но сейчас даже ей было тяжело оправдывать действия босса.

— Твой отец… он просто не умеет по-другому. Он живет в мире, где любое проявление слабости может стоить жизни.

— А теперь он хочет, чтобы и я жила в этом мире? — горько усмехнулась Настя. — Что ж, поздравляю его — он добился своего. Теперь я знаю, что такое настоящая боль. Настоящая потеря.

В этот момент в дверь постучали, и вошел отец. Наталья Сергеевна выскользнула за дверь, оставив отца и дочь наедине.

— Убирайся", — прошептала Настя, не глядя на него. — Ты добился своего. Теперь у меня ничего не осталось.

— У тебя есть я. Семья. Империя.

— Империя? — горький смех перешел в рыдания. — Твоя драгоценная империя стоила жизни моему ребенку! Ты… ты монстр!

Швец молчал, глядя на дочь. Впервые в жизни он не знал, что сказать. Всю свою жизнь он привык решать проблемы силой, но сейчас сила была бессильна.

— Тебе окажут лучшую медицинскую помощь, — наконец произнес он. — А когда поправишься…

— Что? Продолжим тренировки? Будем готовиться к великому наследию? — каждое слово Насти сочилось ядом. — Знаешь, чего ты добился? Ты хотел сделать меня такой же, как ты — безжалостной, способной на все ради власти. Поздравляю, папочка. Ты победил.

Что-то в ее голосе заставило Швеца насторожиться. Он узнал эти интонации — так говорили люди, готовые на крайние меры.

— За тобой будут присматривать, — сказал он. — Ради твоего же блага.

— Конечно, — Настя закрыла глаза. — Ты ведь всегда знаешь, что для меня лучше.

Охрана действительно не спускала с нее глаз. Даже в больничной палате постоянно дежурил кто-то из людей Швеца. Но они не могли защитить Настю от ее собственных демонов.

Каждую ночь она просыпалась в холодном поту, снова и снова переживая кошмар погони и потери ребенка. Врачи говорили о посттравматическом стрессе, прописывали успокоительные, но таблетки не могли заглушить боль потери.

Швец навещал ее каждый день, пытаясь найти подход к дочери. Он приносил цветы, дорогие подарки, говорил о будущем. Но Настя смотрела сквозь него пустым взглядом, механически кивая в ответ.

На самом деле внутри нее зрел план — страшный в своей простоте. Она поняла, что есть только один способ по-настоящему ранить отца. И этот способ не требовал ни оружия, ни насилия.

Однажды вечером, когда Швец пришел в палату, Настя впервые за долгое время заговорила с ним по собственной инициативе.

— Я много думала, — сказала она тихо. — О семье. О наследии. Обо всем, чему ты пытался меня научить.

Швец насторожился — слишком уж неожиданной была эта перемена.

— И к какому выводу ты пришла? — спросил он осторожно.

— Ты был прав. Любовь делает нас слабыми, — Настя говорила монотонно, глядя в одну точку. — Я любила маму — и позволила тебе разлучить нас. Любила Диму — и потеряла его. Любила своего нерожденного ребенка — и не смогла его защитить.