В последний момент леопард попытался спастись бегством, но было уже слишком поздно: лев вцепился в загривок и могучей лапой перебил позвоночник. Затем презрительно отпихнул от себя труп и повернулся к девушке.
Лэ сразу же поняла, что произошло. Лев выслеживал ее и, обнаружив, что его добычей собирается воспользоваться соперник, бросился в бой, отстаивая свои законные права. Она была спасена от одного хищника, но теперь ей грозила смерть от другого, более страшного.
Лев стоял и смотрел на нее. Она недоумевала, отчего он не нападает. Она не могла знать, что запах женщины пробудил в этом маленьком мозгу воспоминание о том дне, когда Тарзан лежал связанный на жертвенном алтаре Опара, а рядом на страже стоял Джад-бал-джа, Золотой лев. Пришла женщина – эта самая женщина – и Тарзан, его хозяин, приказал ему не трогать ее, и она, приблизившись, перерезала связывающие Тарзана путы.
Джад-бал-джа помнил об этом, как помнил и о том, что не должен трогать эту женщину, а коли так, то и никому другому не позволялось причинять ей зло. Вот почему он убил леопарда Шиту.
Но ничего этого Лэ не знала, поскольку не узнала Джад-бал-джа. Она просто думала, долго ли ей осталось жить, и, когда лев подошел ближе, Лэ собрала все свое мужество и решила сражаться до последнего. Однако в повадках льва было нечто такое, чего она не могла понять. Он как будто не собирался нападать, а просто шел к ней, и, когда между ними осталось всего несколько ядров, он повернулся вполоборота, лег на землю и зевнул.
Женщине показалось, что прошла целая вечность, как она стоит и наблюдает за зверем. Лев не обращал на нее никакого внимания. Может, оттого что еще не успел проголодаться и ждет, когда разыграется аппетит? От этой ужасной мысли у Лэ с ее стальными нервами все похолодело внутри.
Понимая, что убежать не удастся, она предпочла бы умереть, но не томиться в ожидании. Поэтому она решила поскорее положить конец этой неопределенности и выяснить раз и навсегда, станет ли лев нападать или позволит уйти. Собрав все самообладание, она приставила острие кинжала к своему сердцу и храбро пошла мимо льва. Если он бросится, она мгновенно прекратит мучения, вонзив нож в сердце.
Джад-бал-джа не шелохнулся. Лениво прищурив глаза, он проводил женщину взглядом. Та прошла мимо и скрылась за поворотом тропы.
В течение всего дня Лэ шла с угрюмой решимостью, разыскивая город, похожий на Опар. Она была поражена громадными размерами леса и напугана его унылостью. Ничего, думала она про себя, скоро начнутся владения Тарзана. Голод Лэ утоляла фруктами и корнеплодами, поэтому когда тропа спустилась в долину, где протекала река, то она даже не почувствовала жажды. Снова наступила ночь, но ни города, ни людей Лэ так и не встретила. На ночь она снова залезла на дерево, но на этот раз рядом не было Тарзана из племени обезьян, который устроил бы для нее ложе и охранял бы ее сон.
* * *
Убив кабана, Тарзан отрезал заднюю часть туши и пошел обратно к дереву, где оставил Лэ. Из-за бури он потерял много времени и, к тому же, оказалось, что он отошел гораздо дальше, чем предполагал.
Когда он наконец вернулся и не обнаружил на дереве Лэ, то слегка расстроился, но решил, что она слезла поразмяться после бури, и окликнул ее несколько раз по имени. Не получив ответа, он не на шутку встревожился и, спрыгнув на землю, стал искать следы. Под деревом обнаружились нечеткие отпечатки ног, частично смытые дождем. Он увидел, что они ведут назад, в сторону Опара, и хотя, выйдя на тропу, по которой бежала вода, потерял их, тем не менее был уверен, что знает, куда направилась Лэ, и двинулся в сторону пограничной скалы.
Для него не составило труда объяснить ее уход и сам факт возвращения в Опар, и он стал корить себя за то, что необдуманно оставил ее на столь долгое время, не предупредив о своих намерениях. Он верно угадал, что она посчитала себя брошенной и вернулась назад к единственному дому, который знала, к единственному месту в мире, где Лэ из Опара, возможно, надеялась отыскать друзей. Однако Тарзан сомневался, что она найдет их даже там, и решил, что ей нельзя возвращаться без поддержки воинов, достаточно многочисленных, чтобы расправиться с врагами.
Согласно замыслу, Тарзан собирался сначала расстроить планы отряда, чей лагерь обнаружил в своих владениях, а затем вместе с Лэ отправиться в страну вазири, собрать отряд этих доблестных воинов, чтобы обеспечить безопасность и успех возвращения Лэ в Опар. Будучи по природе неразговорчивым, он не стал объяснять Лэ своих намерений, а теперь сожалел об этом, так как был уверен, что, поступи он по-другому, она не рискнула бы вернуться в Опар в одиночку.
И все же за последствия он не переживал, убежденный в том, что нагонит ее задолго до того, как она достигнет города. Но, приученный к опасностям джунглей, он преуменьшал их серьезность, подобно тому, как и мы недооцениваем те опасности, которые ежедневно подстерегают нас в нашем кажущемся однообразным существовании, где смерть угрожает нам с таким же постоянством, как и обитателям джунглей.
Рассчитывая нагнать Лэ в любую минуту, Тарзан вышел по тропе к подножию скал, охраняющих долину Опара, и только теперь засомневался: не могла же Лэ преодолеть такое большое расстояние за столь короткое время. Он поднялся по склону и оказался на вершине плоской горы, откуда открывался вид на далекий Опар. Здесь пролился лишь небольшой дождь – буря прошла низиной, и на тропе еще явственно просматривались следы Лэ и самого Тарзана, оставленные ими накануне во время бегства из Опара. Однако ничто не свидетельствовало о возвращении Лэ, не заметил он ее и на равнине, которую внимательно осмотрел.
Что с ней стало? Куда она могла пойти? В раскинувшемся внизу огромном лесу было несчетное множество следов. Там, на сырой земле, обязательно должны найтись и ее следы, однако Тарзан понимал, что их поиски займут слишком много времени.
Опечаленный, он повернул было назад, но вдруг его внимание привлекло движение на опушке леса. Припав к земле за кустом, Тарзан стал наблюдать за привлекшим его внимание участком. Из леса показалась колонна людей, направлявшаяся к подножию скалы.
Тарзану ничего не было известно о результатах первой экспедиции Зверева в Опар, которая проходила, когда он томился в подземелье. Таинственное исчезновение отряда, который, как ему было известно, шел в Опар, озадачило его тогда, но теперь отряд снова появился здесь, а где он был в промежутке, значения уже не имело.
Тарзан пожалел, что не вооружен луком и стрелами, которые отобрали опарцы и которые он после побега не успел смастерить заново. Однако были и другие способы помешать непрошенным гостям. Со своего места он видел, как воины подошли к скале и стали карабкаться наверх.
Тарзан выбрал большой камень, которых здесь валялось в избытке, и когда голова отряда преодолела половину подъема, а остальные растянулись следом цепочкой, человек-обезьяна столкнул камень вниз. В своем падении валун слегка задел Зверева, ударился чуть ниже о выступ, пролетел над головой Коулта и увлек за собой двоих воинов Китембо, погибших в одночасье.
Подъем немедленно прекратился. Несколько чернокожих, сопровождавших первую экспедицию, поспешили назад. Экспедиции, которая и без того нервничала по мере приближения к Опару, грозила полная дезорганизация и крах.
– Остановите проклятых трусов! – крикнул Зверев Дорскому и Ивичу, замыкавшим шествие. – Кто вызовется подняться наверх на разведку?
– Я пойду, – сказал Ромеро.
– И я, – вызвался Коулт.
– Кто еще? – приказным тоном спросил Зверев, но больше добровольцев не оказалось.
Мексиканец и американец не мешкая полезли наверх.
– Прикройте нас огнем, – прокричал Звереву Коулт. – Чтобы они отошли от края.
Зверев отдал распоряжение нескольким аскари, не примкнувшим к убегающим, и когда раздались выстрелы, приободрились обратившиеся в бегство. Вскоре Дорский и Ивич собрали людей, и восхождение возобновилось.
