— Чтоб ты сдох!

— Ублюдок!

— Подкидыш!

Толпа, состоящая в основном из крестьян в рваной одежде, сама накаляла себя. Их можно понять. Не каждый день представляется случай безнаказанно выместить злость на господине. Пусть и бывшем. Толпа мстила. Самозабвенно и с воодушевлением, азартно и радостно. Мстила в лице спотыкающегося несчастного всем господам, мстила за поколения предков, ибо случай мог больше не представиться. Мстила, как это умеет только Толпа. Не человек или группа, не собрание или команда, а именно Толпа. Ее величество, их высочество, вечно живущая, спонтанно рождающаяся и внезапно умирающая.

К тому же когда еще подвернется возможность, выплескивая свою злобу, одновременно угодить и новому хозяину. Так сказать, приятное с полезным…

А вот и он — собственной персоной. Стоит, наблюдает. Глядишь, и приметит особо рьяного крикуна. Может, и наградит. Люди старались.

А стоящий на балконе новоявленный господин с удовлетворением и некоторой долей жалости (да, да) глядел на удаляющуюся спину в драной крестьянской хламиде.

Почему с жалостью? А как еще можно смотреть на сумасшедшего, тем более когда этот сумасшедший твой родной брат.

На шаг позади господина, по-прежнему нерушимый как скала, хотя и постаревший, стоял верный воевода Бортоломео Ферручи; латы отблескивали в лучах полуденного солнца. Сколько себя помнил молодой герцог, воевода всегда ходил в этих латах. Ходили слухи, что он и спит в них. Юноша улыбнулся.

— Лучше будет убить их. Обоих, — тихо шепнул военный.

— Нет. — Герцог поднял руку. — Пусть идет, мученики нам не нужны. Люди будут еще долго плеваться при его имени. А ведь как ни парадоксально, он старался для них…

Толпа кричала. Толпа неистовствовала. Толпа радовалась.

А впереди ее, или от нее, спотыкаясь, двигался совсем молодой человек в серой хламиде.

— Боже! Прости их! Прошу тебя! Ибо не ведают они, что творят. Неразумные дети твои, — шевелились уста изгоняемого. Его никто не слышал. Никто, кроме тощего оборванца с большими залысинами и жиденькой бородкой, тащившегося, словно верная собачонка, следом за господином.

Рип посадил звездолет на личном императорском космодроме. Уставший, разбитый, едва покинув корабль, он поплелся в свои апартаменты. Из головы не выходили загадки Угрюмой.

Почему он не мог попасть в день гибели родителей? Кому могла понадобиться их смерть? Кто был таинственный пассажир транспортного корабля? Куда он делся с безлюдной отдаленной планеты?

Вопросы. Вопросы.

По дороге Рип встретил Марико. Принцесса была как всегда прекрасна. Завидев жениха еще в конце коридора, девушка, совсем как ребенок, радостно понеслась ему навстречу, однако, узрев хмурое выражение лица будущего мужа, озадаченно остановилась.

— Как все прошло?

Она могла и не спрашивать, понятно было и так, но в этих глазах, в этом голосе было столько участия, столько любви и нежности, что Рип на мгновение забыл о своих неудачах. И в это мгновение все стало не важным. Было хорошо, просто хорошо, стоять здесь, посередине коридора и любоваться на самое прекрасное в мире создание.

— Не очень, — опомнился он. Марико взяла жениха за руку.

— Пойдем, отдохнешь, переоденешься. У тебя такой вид, будто ты неделю провел в подземелье, а не отсутствовал два дня. Потом все расскажешь.

Рип сначала не понял. Два дня? По его субъективному времени действительно прошло около недели. Даже ушиб груди, полученный в первый день, перестал болеть. Он совсем забыл, что в настоящем мире, в его настоящем, прошло всего-навсего около двух суток, это считая и дорогу к планете, где находилась машина времени. Местонахождение планеты, как и саму тайну машины, знали только три человека: он сам, принцесса Марико и ее отец, император Нихонии Таманэмон Дэнтедайси.

— Пожалуй, ты права, мне действительно нужно отдохнуть. — Увлекаемый принцессой юноша покорно двинулся в сторону своих комнат.

Свежевыкупанный, причесанный, побритый, одетый во все чистое, Рип развалился на большом мягком диване.

Полчаса назад он сытно поел, чего не мог себе позволить последние семь дней, и в данный момент чувствовал себя намного лучше, чем во время прибытия во дворец.

Принцесса Марико, сидя напротив юноши в роскошном кресле какого-то знаменитого мастера прошлого века, с улыбкой рассматривала жениха.

— Теперь я вижу, что ты стал похож на человека.

— А раньше я на кого был похож?

— Не знаю. Наверное, на привидение. Призрак из прошлого.

— Да. Прошлое. — Рип опустил голову.

Принцесса прикусила губу, поняв, что сболтнула лишнее.

— Извини. Расскажи, что случилось. Два дня назад, ты улетал полный энтузиазма. Только и мог говорить, что о встрече с родителями, а сейчас тебя как будто подменили.

— Родители… — Рип поднялся с дивана и сделал несколько шагов. — Это какое-то безумие. Невероятно!

Я знаю место, год, день и час гибели, но по какой-то непонятной причине не могу попасть в них. Что мне с этих знаний! Что мне с Тай-Суя, если он не способен перенести в нужное время. Возможно, единственное время, в которое я бы хотел попасть больше всего.

Девушка смотрела на него.

— Объясни. Я не понимаю.

— Чего тут понимать. Тай-Суй отказывается переносить меня в день гибели родителей. Вернее, за день до гибели. Я попадаю именно в день катастрофы, причем так, что просто уже не успеваю предпринять что-либо.

— Ты хочешь сказать, что машина не слушается тебя?

— Не знаю. Вероятно, дело не во мне. Машина остается машиной, а факт остается фактом. Я не могу попасть куда хочу.

— Странно. Я считала, Тай-Суй всесилен. Может, что-то пошло не так? Ты пробовал еще раз?

— Я несколько раз летал и возвращался, а потом и в другие дни. Результат неизменно оставался один и тот же. Всякий раз Тай-Суй выбрасывал меня в день смерти родителей. Подумать только, Марико, я видел, как они взлетали, я даже слышал их голос… разговаривал с отцом… Будто невидимая сила стала между ними и мной. Я испробовал множество вариантов, я думал, их можно спасти… — Рип опустился на диван. — Это страшно. Очень страшно, несколько раз своими глазами видеть, как умирают близкие тебе люди. Буквально на расстоянии вытянутой руки и не иметь возможности изменить что-либо. — Рип замолчал. — Но я найду этого гада, чего бы это мне ни стоило.

Девушка пересела к своему жениху и нежно обняла его.

— Не волнуйся. Мы обязательно что-нибудь придумаем. Все вместе. Выход найдется, вот увидишь. Не может быть, чтобы все было так плохо.

— Ты не понимаешь, Марико, — вздохнул Рип, — их убили. Подло, вероломно убили.

— Кого?

— Моего отца и мать.

— Но ты же говорил, что они погибли в флайерокатастрофе.

— Я тоже так считал до последнего времени, однако…

Винклер рассказал девушке, что удалось узнать на следующий день после катастрофы. Не умолчал он и о загадочном пассажире корабля, а также о его не менее загадочном исчезновении.

— Самое странное, это то, что его не видели не только на корабле, после приземления, но и в лагере. Я расспросил почти всех, ни один человек не видел незнакомца монголоидной расы. Он словно в воду канул. Хотя кануть не мог, на Угрюмой не только практически нет воды, но и пониженное содержание кислорода. Без специального снаряжения Homo Sapiens там долго не протянет. Честное слово, ситуация как в плохом детективе про запертую комнату, только за одним исключением, это не книга, а жизнь.

— Но почему ты решил, что этот твой таинственный пассажир связан с гибелью родителей.

— Слишком много загадок на одну планету и один день. Пусть это и странно звучит, однако мне кажется, что незнакомец как-то связан с тем, что Тай-Суй не мог перенести меня в нужный день.