Но как же тяжело сделать шаг! Всего один шаг, даже не лоцманский – а просто выйти за дверь, держа перед собой оружие, и нажать на спуск. Потому что человек, стоящий в коридоре, тоже почти наверняка вооружен. И у него может быть отнюдь не гражданский станнер. Всего один шаг до смерти. Ну хорошо, не до смерти, по крайней мере, не такой уж неминуемой – только лишь до шанса умереть. Погибнуть – и утащить за собой всех остальных. Всех пассажиров, весь экипаж, плюс, возможно, случайные жертвы на поверхности планеты. Пускай в обычной, мирной жизни обыватели вызывают в лучшем случае неприязнь. Но нельзя же махнуть на них рукой и сбежать?

Признаться, идея искушала. Саймон сжал губы в нитку и помотал головой. «Нет, – сказал он самому себе, и на место секундной слабости пришло знакомое раздражение. – Хрен им, а не побег. Почему? Да потому что. Из гордости. Из вредности. Потому что если ты Фишер – ты не бегаешь. Ты идешь и делаешь свой шаг. Вперед».

И с этой мыслью он вывалился в коридор.

Парень, ковырявшийся в некоем устройстве, больше всего напоминавшем мусорную урну, начиненную неудачными экспериментами кружка «Юный техник», успел обернуться. И даже потащить из креплений на поясе нечто подозрительное. И начать выкрикивать предупреждение. Но все-таки у Саймона была фора.

Тело свалилось на мягкое покрытие пола. Лоцман не шибко изящно скорчился за тумбой с проводами и взял пять секунд на отдышаться. «Так, – мысленно похвалил он себя, – не все фотоны еще пропиты по кабакам. Выберусь – загоню свою тушку в спортзал. И перестану филонить курсы выживания. И вообще».

Лицо оглушенного казалось знакомым. «Кто-то из персонала машинного отделения», – вспомнилось Саймону. Любопытно, что считать личную метку тоже не выходило – у «пиратов» в команде явно имелся толковый хакер. Возможно, именно его он сейчас и завалил.

Урна, мерцающая индикаторами, вызывала закономерный интерес. По всему выходило, что это именно на ее цифровой совести лежал саботаж генераторов и лоцманских способностей. Однако следовало поторопиться – до входа в плотные слои атмосферы, даже если капитан последует совету Саймона и придаст кораблю ускорение «по старинке», оставалось всего ничего. Сверившись с пространственным чутьем и убедившись, что остальные диверсанты еще не в курсе потерь, Саймон направился в сторону пассажирского отсека.

Тут становилось сложнее. Судя по ощущениям, практически возле заднего – относительно пилотской кабины – входа сидел какой-то здоровяк. И он был на взводе: крутил головой и сжимал кулаки. К слову, за подобную детализацию на курсе четырехмерной сенсорики ставили «выше всяких похвал» и рекомендовали пообщаться с ректоратом о карьере в спецслужбах. Но Саймон плевал на игры особистов – особенно учитывая ранние этапы истории лоцманов. Главное, что сейчас он практически видел своего противника.

Ближе к носу корабля, между обоими рядами кресел стоял еще кто-то. Невысокий, не очень внушительной комплекции. Стоял, похоже, спиной к Саймону. Это оказалось удачей.

Вдох, выдох. Зайти на счет «три», шаг вправо, навестись на амбала, выстрелить. Его прикрывает спинка кресла, поэтому главное – не дать нырнуть за нее окончательно. Потом шаг влево, поймать коротышку в прицел, еще выстрел. И можно заняться пилотом. Выдох, вдох. Ну, «поехали!», как говорил святой Гагарин.

Здоровяк действительно оказался нервным. И неплохо тренированным. Когда зашипели приводы дверей, он успел вскочить и даже выстрелить в проем. Увернулся лоцман исключительно благодаря дару – и все той же «выживальщине». «Спортзал», – напомнил он себе, ныряя в сторону. «Тренировки», – ехидно прошелестело где-то в затылке, вслед за влепившимся в переборку зарядом. «Лучший инструктор с рекомендациями», – родилось и утвердилось в глубине души титанованадиевое намерение.

Автоматика не подвела, руки – аналогично. Амбал изогнулся и осел на то же сиденье, с которого его сорвала тревога. Саймон потратил мгновение, чтобы удостовериться, проверил индикатор заряда и переключился на коротышку…

Которого не было.

Еще мгновение оказалось бездарно профукано на совершенно неуместное удивление. А потом небольшая, но крепкая ладонь рубанула лоцмана по кисти – и все завертелось.

Тут никакой заслуги в том, что остался жив и цел, он себе приписать не мог. Действовать пришлось исключительно рефлекторно – и, если объективно, получилось так себе. Когда Саймон после резкого броска все же сгруппировался и откатился по проходу, то понял, что около десятка секунд отчаянно сражался с невысокой, но крайне энергичной и серьезно настроенной девушкой. Та сощурилась, тряхнула короткими, густого медного цвета кудряшками и снова прыгнула на противника.

И снова ему повезло. Оружие здоровяка, более массивная и массовая модель того же «Ската», подвернулось под руку, когда шея лоцмана уже была зажата в классический «треугольник» между бедрами агрессивной барышни. Саймон ухватил эжектор, почти не глядя размахнулся – и крепкая, удобная рукоять опустилась противнице на висок. Девушка закатила глаза, обмякла, разжала захват. Пришлось потратить еще около полуминуты на то, чтобы мир перестал раскачиваться и танцевать от гипоксии. Потирая отбитое запястье, морщась и кривясь при каждом шаге, сплевывая кровь из разбитой об «забрало» губы, лоцман встал с четверенек, подобрал оба ствола и направился в сторону кабины пилота.

Тот, судя по всему, за обстановкой на борту не следил. Поэтому, когда Саймон вломился внутрь, почти не отреагировал. Пришлось ткнуть его эжектором в затылок.

– Nani?[31] – Пилот обернулся, глаза его расширились, а потом он сник целиком и проворчал: – О, de puta madre[32], ну ты и Schwuchtel[33].

– Да, я такой, – прохрипел Саймон, живо представляя, как феерично сейчас выглядит. Потом откашлялся и продолжил уже более уверенно: – А ты, cabron[34], заворачивай барбухайку, не то я тебе fosz[35] na dupe[36] натяну – через плечо.

– Oui[37], – мрачно бросил пилот и поколдовал над консолью. Когда он закончил, и лоцман почувствовал смену курса, пришлось снова ткнуть оружием.

– Как отключается та херня в коридоре?

– А смысл? – удивленно приподнял брови собеседник. За что получил эжектор в зубы, проникся и запыхтел: – Неф, беф футок, оно фамо! Мы фе не палафи!

Саймон убедился, что челнок лежит на курсе к транспорту, оглушил пилота и побежал к загадочной тумбе. Буквально стоило ему приблизиться, как несколько огоньков моргнули и сменили цвета, в основном с зеленого на желтый. Пара погасла совсем. Смарт запоздало подтвердил полный доступ ко всем системам корабля, подключилась и диагностика, и связь. По основному каналу пробился капитан:

– Черт побери, парень, я не знаю, что ты сделал, но у нас все заработало! Мы выравниваемся!

– Ага, – промычал «парень». Накатывала слабость, мутило, тело казалось как не своим. – Сделал вроде. Вы это, берите управление на себя. Я пойду посижу…

И он сполз по стенке на пол.

В области акушерства и неонатологии Семьи лоцманов придерживались на редкость ортодоксальных взглядов. Это не было связано с традициями или замкнутостью клановой среды, хотя отчасти уже могло быть отнесено к оным. Так уж получалось, что ребенок, выращенный в реплистате, с куда меньшей – на порядки! – вероятностью проявлял нужные Семьям таланты, чем выношенный и рожденный естественным путем. Еще одна из многочисленных загадок лоцманов, которые они сами порой не могли решить.

Именно в силу того, что был произведен на свет традиционным образом, Саймон имел полное право сказать: «Мама, роди меня обратно!»