Размышления, подстегнутые мстительной памятью, выходили невеселыми. Ведь он так и не связался с отцом; да, тот, конечно, сам виноват, но… А как же мать?

С матерью они никогда не были близки. В Семьях дети вообще рано становились «общественным достоянием» – читай, общественной собственностью, в которую вкладывались время и ресурсы, а также надежды и чаяния. Но это не давало повода мучить человека безвестием – особенно учитывая оного человека «интересное» положение.

От родственников причудливый ассоциативный ряд протянулся обратно к Фогелям. Да, парни были сотрудниками Оосавы, но реакция Микко на появление «Гарпий» не допускала иных трактовок: их предали. Актером сержант Джавад выглядел еще худшим, чем сам юный лоцман, так что стоило считать пленных разведчиков товарищами по несчастью. «Это если Моди не наврал и они вправду живы», – напомнил сам себе Саймон. Ответственность за других он на себя брать не любил, но тут просто смирился: кто, кроме него?

Впрочем, любым героическим (и не очень) свершениям следовало подождать. Сперва надлежало покинуть зону действия подавителя, а для этого нужен был транспорт. Компактный бот подходил идеально.

Чувствуя себя ловцом космических кораблей в их естественной среде обитания, Саймон с независимым видом потопал по широкой дуге, долженствовавшей привести к пилотскому шлюзу. Соображения о том, как он будет пробиваться из ангара наружу, если повезет запустить движки, пока пришлось задвинуть на задворки мыслительного процесса. Если память не подводила, этнические русские называли это «положиться на авось»…

Из-за бота вышел человек.

За долю секунды Саймон успел перепугаться, разозлиться и чуть не расхохотаться. Что, сложно без чутья, а, господин лоцман? Раньше такого сюрприза просто не могло бы произойти. Лишний повод не терять бдительности и хладнокровия.

Человек оказался еще одним охранником. Он улыбнулся в ответ на кривую фишеровскую ухмылку и заметил:

– Долго ты. Тревогу вон когда объявили…

Сердце снова чуть не рухнуло в штанины, но мозг успел перехватить инициативу. Лоцман фыркнул и выпятил подбородок:

– Как смог. Не все из нас бездельничают, пыль пиная.

Это оказался верный ход: охранник надулся и пробурчал в ответ:

– Да-а, пыль, ага. Пока вы, летуны, бока належиваете, раз в месяц по тревоге бегая за штурвал, мы тут, конечно, пинаем… всякое.

– А, так ты пилот? – раздалось сзади. Саймон развернулся и увидел одного из техников, видимо, поддавшегося зову любопытства. – Войцех, отстань от парня. У нас палубная дверь барахлит, так ему пришлось через сервисный лезть. Измазался вон целиком.

– Я в курсе! – возмутился охранник. – Самого чуть не придавило! Когда пофиксите, бракоделы?

Перебранка набрала явно привычные обороты. Пользуясь тем, что более не является новостью дня, лоцман таки подобрался к боту вплотную… И застыл. В плане нарисовалась критическая уязвимость, не замеченная ранее и тем более обидная – из-за своей, в общем, очевидности: шлюз требовалось как-то открыть, а доступа не было.

Охранник тоже заметил озадаченный взгляд. Правда, отреагировал не так, как ожидалось: подошел ближе и махнул запястьем возле гермодвери.

– Опять забыли предупредить, что ли? – проворчал он, когда створка скользнула в борт. – Сейчас сеть безопасности перестраивается, поэтому доступ завязан на конкретный код. Всем не раздают, секретность. Хотя уж пилотам могли бы…

– Факт, – кивнул Саймон, взбираясь на приступку. – И это, про пыль… Извини, в общем.

– Проехали. Кастовые шуточки. – Улыбка снова появилась на лице собеседника. Он покачал головой, отвернулся и пошел дальше.

Когда лоцман уже был готов нырнуть в проем, сзади раздалось неуверенное:

– Эй, пилот! No entiendo una cosa[97], инструменты-то тебе зачем?

– Сменщик жаловался, в кабине свет барахлит, – нашелся Саймон, мысленно кляня себя за непродуманность, а остальной род людской за любопытство. – Решил, мол, чего вас отвлекать, сам гляну перед вылетом.

– А-а-а… – протянул техник и тоже направился по своим делам. – Ну, если не справишься, зови, te ayudaré[98].

Внешняя дверь прошуршала на место, датчики подтвердили, что выравнивание давлений не требуется, и перед лоцманом открылся короткий коридор в кабину. Пока он шел до пилотского ложемента, в голове вертелся весь богатый ассортимент ругательств, густо замешанных на самокритике. Магда в очередной раз оказывалась до обидного права: он идиот.

Вообще ему до безобразия везло. Причин тому могло быть несколько: от не скованного железной дисциплиной бардака в рядах террористов до чьей-то целенаправленной воли, решающей за его счет собственные задачи. Снова вспомнились слова физика про подарки судьбы. Любопытно: кто и где так наступил на бабочку, чтобы здесь и сейчас одному глупому лоцману улыбалась фортуна? Или, может, взаимосвязи проще, только он их не видит? Если бы дело происходило на страницах приключенческого романа, Саймон бы заподозрил автора в фаворитизме.

Но вместо литературного рояля в кустах его ждал пилотский ложемент. Устроившись поудобнее, лоцман кинул сумку в шкафчик для личных вещей – и тут же вытащил обратно, углядев в глубине ниши знакомые очертания. На свет внутренних ламп – работавших, к слову, исправнее некуда, – явилась идентичная потребленным ранее упаковка с пайком. Возблагодарив чью-то тягу к спонтанным перекусам и привычку делать заначки, Саймон ткнул пальцем в надпись «разогрев».

Приборная панель тем временем помигала индикаторами и коротко пискнула. Достав из раздатчика одноразовую салфетку, лоцман протер нейромаску с внутренней стороны, приложил к скулам, и та зашевелилась, подстраиваясь. Вспыхнул сигнал анонимного подключения – смарт все еще сидел в глубоком шатдауне. Впрочем, система приняла это спокойно; видимо, бот не был привязан к конкретному «владельцу».

По воздуху пробежал ряд зеленых и синих огоньков: предполетная проверка и самодиагностика успешны, системы в пределах нормы, контроль жизнеобеспечения рекомендует пристегнуться. Формальность – но уже на правах традиции.

Потом в аудиоканале зашуршало и недовольный женский голос окликнул:

– Пилот, это диспетчер! Мне сказали, вы уже на месте. Где идентификатор?

– Смарт барахлит, – выдал Саймон заготовленную фразу. Момент выходил скользкий, но с учетом всего прочего могло сработать. – Я это, уже задолбался: то сеть не видит, то батарейка в ноль…

– Бардак, – резюмировали в ответ. Не согласиться было нельзя. – Ладно, потом. Есть версия, что беглец уже не на корабле. Дайте пару кругов, потом по спирали. Про сенсоры не забудьте: все записи потом Ла Лобе лично.

– Фак фофно!

Запах из-под крышки пайка доносился головокружительный, и пока предыдущая тирада диспетчера не закончилась, лоцман успел откусить от пáрящей котлеты. Откусить – но не прожевать. В динамиках насторожились:

– Не поняла… А. Ясно. Слушайте, все пилоты на рабочем месте жрут?! Бардак два раза…

Саймон промычал что-то извиняющееся и в то же время утвердительное. В ушах щелкнуло, потом бот отрапортовал, что в ангаре задействовано герметизирующее силовое поле и внешняя дверь пошла на подъем. Поперек виртуальных экранов протянулась яркая горизонтальная полоса…

А через десяток секунд маленький кораблик уже срывал песчаные шапки с барханов, закладывая крутую дугу.

Кафедра летной эксплуатации в Академии тоже существовала. Никто не собирался делать из лоцманов профессиональных пилотов, но азы преподавались широко: от едва ли не винтовых атмосферников до современных межсистемных транспортов. И уж эти занятия по доброй воле не пропускал ни один курсант.

Саймон любил летать. Нельзя сказать, что его «непрестанно влекло небо» или «завораживал танец звезд» на обзорных экранах, – нет, юный Фишер вообще к чрезмерному увлечению чем-либо относился скептически. Тут, наверное, сказывалось детство, проведенное под размеренный речитатив: «Для лоцмана главное – дар, Семья и Профсоюз!» Лучшей прививки от любого фанатизма было и не придумать.