— Благодарю вас, — первый раз за все время разговора посетитель улыбнулся, — в этом нет необходимости.

Абдалла Сайд Марух ибн Абу-Селим сразу приметил человека, выходящего из банка. Он хорошо знал, что они обычно несут в этих чемоданчиках. И Абдалла Сайд был совсем не против, чтобы клиент поделился с ним содержимым.

Абдалла имел громкое имя, но кроме имени не имея ничего. Рваный халат да вылинявшая под жарким ааррским солнцем видавшая виды чалма оставались единственным достоянием юноши.

Он являлся четырнадцатым ребенком в семье, и надеяться ему, кроме себя самого, было не на что и не на кого. Даже захудалую цирюльню отца Абдалла не мог унаследовать за еще тринадцатью претендентами. Единственно напрашивался вопрос: на кой черт его старик папаша наплодил столько отпрысков? И дело здесь было отнюдь не в любви и, уж конечно, не в идейной борьбе с властями, дабы усугубить и без того сложную демографическую ситуацию на Каффе. Просто… просто все пятнадцать детей, включая и самого Абдаллу, достопочтенного цирюльника оказались… мальчики. А тот, да продлятся жалкие дни его, всем своим большим цирюльничьим сердцем мечтал увидеть в доме дитятко женского пола.

Вот на этой непростой и неблагодарной ниве отец несчастного Абдаллы и трудился, не жалея сил и энергии, в полном смысле этого слова, днем и ночью. Воистину это был благородный и самоотверженный труд маленького цирюльника.

А Абдалла, он, впрочем, как и многие в их квартале, мечтал стать пиратом. Лучше главарем шайки. Грабить проклятые имперские суда, уходить от их тупоголовых патрулей, захватывать прекрасных девушек и возвращаться в шикарный дом покрытым неувядающей славой.

Он уже и прозвище себе придумал: Абдалла Кровавый. Только глаза было два, а то одноглазые пираты с повязкой на лице смотрелись особенно кровожадно. Дело поправимо. Единственное, что непоправимо, это то, что, кроме благородных мыслей и прозвища, он более ничего не имел. На корабли Абдаллу брать не хотели по причине молодости лет, неопытности и большого количества желающих из среды более закаленных космических волков. Так что пока будущий гроза Империи перебивался мелкими кражами, пока…

Сегодня он купил себе подержанный, но нее еще вполне рабочий вибронож довольно грозное, если уметь им пользоваться, оружие, и сегодня он впервые вышел на стоящее дело. Опробовать свое приобретение. Парень с самого утра топтался у банка, пока не приметил подходящего клиента.

Несмотря на свою молодость, Абдалла был рослым и крепким подростком, что вначале не служило ему доброй службой, ибо отец мальчика, досточтимый цирюльник Абу-Селим, равно как и четырнадцать братьев, все сплошь являлись маленькими, сухими, неказистыми отпрысками великого рода Абу-Селимов. Только Абдалла выделялся среди родственников статью и мощным сложением; из года в год, по мере взросления, становясь все больше и больше похожим на их соседа — торговца экзотическими зверушками купца Нурулу.

Мать Абдаллы — пятая законная жена цирюльника, напрочь отвергала подозрения мужа и обижалась, что тот смел усомниться в ее кристальной, как горное озеро, добродетели. На все упреки она заявляла, что не в пример Абу-Селимам в ее роду все мужчины были, высоки и сильны и, по всей видимости, Абдалла пошел в них.

Отец верил, ей или делал, вид, что верил, но иногда, когда был навеселе, что, впрочем, случалось каждый день, называл его — своего сына — купеческой мордой.

Сам Абдалла заметил, что и вышеупомянутый купец Нурула относился к мальчику много лучше, чем к другим отпрыскам семейства цирюльника. Он часто давал ему различные сладости, гладил по головке. Мальчик не мог найти объяснения столь необычному поведению соседа, да и не очень задавался.

При виде человека с желтым чемоданом Абдалла кровожадно усмехнулся. Нет, он не был таким уж кровожадным. Парень являл собой типичный продукт своего времени и окружения.

— Иди, иди, красавчик, пока… недолго тебе осталось, Абдалла Кровавый начинает свою карьеру.

И подросток осторожно направился вслед за высоким посетителем в красном тюрбане с чемоданом в руке.

Это был странный человек. Вместо того чтобы двигаться в сторону богатого квартала с его шикарными лавками, отелями, человек развернулся и пошел в совершенно противоположном направлении.

Абдалла неотступно, как тень, следовал за ним и вскоре, к своему удивлению, обнаружил, что идут они прямехонько в портовый квартал. Место, справедливости ради надо сказать, далеко не из лучших, предназначенное не для прогулок и уж точно не с чемоданом, в котором, вероятнее всего, находятся какие-то ценности.

Когда человек завернул за угол И они оказались в узком переулке с валяющимся прямо под ногами полусгнившим мусором и запахом, как в общественном туалете, Абдалла понял: пора, его звездный час настал!

Выхватив нож, он включил механизм. Оружие тихо загудело в руке подростка. Как можно тише Абдалла подкрадывался к идущему. Он не хотел произносить цветистых фраз типа: «Кошелек или жизнь».

Зачем? Когда можно забрать и то, и другое.

Подобравшись достаточно близко, Абдалла, высоко занеся нож, кинулся на свою жертву и… в тот же миг мир перевернулся вверх ногами, рука его оказалась зажата в железной хватке, а сам он оторванным от земли и летящим в самую большую и соответственно самую отвратительно пахнущую кучу отбросов.

Когда земная твердь вновь заняла приличествующее ей положение, Абдалла увидел себя лежащим по самый нос в… впрочем, не будем уточнять, в чем, а странный человек продолжал неторопливое шествие портовому кварталу.

В оном квартале неизвестный направил свои стопы к «Подзорной трубе», заведению, одному из самых известных в определенных кругах искателей приключений! Полиция прекрасно знала о контингенте, собирающемся здесь, однако на Каффе это были не бандиты, а уважаемые граждане; во всяком случае, до тех пор, пока они исправно платили налоги. Как бы там ни было, а, в «Подзорную трубу» блюстители закона предпочитали не соваться. По неизвестным причинам эти самые уважаемые граждане почему-то, в свою очередь, не очень жаловали не менее уважаемых служителей Фемиды.

Войдя в традиционно полутемное помещение, молодой человек сразу направился, лавируя между столиками и валяющимися тут и там на полу уважаемыми гражданами, в самый дальний конец зала, где за крепким деревянным столом восседал один-единственный посетитель.

Внимательный наблюдатель заметил бы, что у оного субъекта не хватало как минимум одного глаза, скорее всего левого, и что он был хорошо поддат. А более, осведомленные наблюдатели узнали бы в этом мирно отдыхающем благородном господине капитана Шарки. В прошлом знаменитого пирата, или, как он любил, чтобы его называли, — флибустьера. Что это означает, впрочем, никто не ведал, как, вероятно, и сам капитан, за которого имперское правительство поставило награду в 10 000 кредиток.

Молодой человек подошел к пирату и коротко бросил:

— Я принес.

— Покажи, — ответил пират. Вопреки количеству поглощенного горячительного, довольно ровным голосом.

Молодой человек смахнул со стола остатки трапезы флибустьера и поставил перед ним свой чемодан. После чего открыл крышку ровно настолько, чтобы тот увидел его содержимое.

Глаза пирата алчно заблестели.

— Когда мы можем вылететь? — спросил молодой посетитель.

— Хоть сейчас! — Пират вскочил со своего места и положил мясистую, поросшую рыжими волосами лапу на коричневую кожу чемодана. — Какого черта, мы вылетаем сегодня же! Как только я соберу всю команду.

Рип подлетал к Каффе. Последнее его посещение этого мира было связано, нельзя сказать, что с такими уж мрачными воспоминаниями. Он подумал о Нивелин и ухмыльнулся. Как там она? Скоро ли нашла себе новую игрушку для постели? В последнем Рип не сомневался.

После бегства с Адониса Винклер перебрал множество вариантов дальнейших действий. Он всем сердцем хотел освободить своих друзей. Однако имелась одна не совсем маленькая сложность, а именно: его друзья находились на Сварге, и вызволить их оттуда в одиночку не было никакой возможности. Сварга являлась одной из самых знаменитых имперских тюрем особого назначения.