Ренэйст не была в этой части родных земель и никогда это место не видела. Лишь слышала о нем – от Хакона, что был рожден в этих краях.

– Проклятье, – выдыхает подкравшийся Радомир, встав подле нее и рассматривая тревожащее зрелище. – Что это за место такое?

– Последний Предел, – шепотом отвечает ему Ренэйст, – говорят, раньше здесь удерживали чудовищного волка Фенрира. Когда он освободился, начался Рагнарек.

– Рагна…

– Рагнарек. Последний бой богов и чудовищ. Мой народ верит, что он причина вечной ночи, что наступила для нас. Когда все они погибли, небесные светила застыли на небосводе, спасаясь от клыков Сколя и Хати, сыновей Ужасного Волка. После того как Видар, бог мщения и безмолвия, отомстил за смерть Одина, верховного бога и своего отца, сразив Фенрира, его потомки остались в этих краях.

– И что с ними произошло?

– Никто не знает. Мой отец привез из этих земель в Чертог Зимы ребенка двенадцати зим отроду. Он видел все, что произошло в Последнем Чертоге, но ни слова не сказал за все это время.

Хакон желает с собой в могилу унести трагедию родного дома. Как бы ни спрашивала его Ренэйст, все уходит он от разговора, не желая и слова сказать об этом. Даже конунг не знает, что произошло в Последнем Пределе. Возвращаясь из набега, привлекло внимание Ганнара Покорителя алое зарево пламени, пирующего на стенах этих домов. И теперь, когда Ренэйст увидела своими глазами место, откуда родом ее возлюбленный, у нее появляется лишь больше вопросов.

Так пугает это место, незнакомое и тревожащее, что не сразу понимает Ренэйст то, на что первым же делом должна была внимание обратить.

Это материк. Вовсе не Три Сестры, до архипелага еще далеко. Значит, если они смогут сбежать с корабля, то появится шанс достигнуть Чертога Зимы. Мысль эта окрыляет ее, дарит надежду, что не все еще потеряно. Нужно только постараться и сделать все так, чтобы им ничего не могло помешать. До тех пор, пока они не доберутся до родного ее поселения, никому больше нельзя верить. Ренэйст верила в то, что Исгерд ярл поможет им, и что вышло из ее доверия? Что из того, что было ей знакомо, оказалось ложью? Сколько людей, которых она считала союзниками, на самом деле желают ей зла?

Когда отец узнает обо всем, он добьется справедливости. Покоритель до сих пор остается конунгом и уважаемым воином. Люди пойдут за ним, если он скажет им правду, и тогда все станет таким, каким должно быть. Никаких вероломных предательств и интриг, все по чести, как и завещали их предки. Все никак не может поверить Белая Волчица в то, что прямо под их носом вершились подобные дела, полные низости.

Она добьется справедливости. Любым способом, но Ренэйст ее добьется.

Последний Предел постепенно остается позади. Кнорр движется все дальше, плывет вдоль берега, и Ренэйст смотрит на удаляющиеся руины с тоской. Больно ей видеть, в каком состоянии находится родина ее возлюбленного, и еще сильнее хочет она узнать, что же здесь случилось. Возможно, однажды Хакон расскажет ей правду, но лишь тогда, когда будет готов к этому. Ей и самой пришлось пройти через многое, и теперь Белолунной есть о чем ему рассказать.

Моряки, заметив их, стоящих у борта, заставляют обоих вернуться на прежнее место. Зло изворачиваясь, Радомир силится сбросить с себя их руки, изрыгая проклятья столь ядовитые, что даже стыдно их слышать становится. Не скрывая своего изумления, смотрит северянка на побратима, только тот продолжает ворчать что-то невразумительное, опустив низко голову и снова кутаясь в плащ.

Легко понять ей гнев, что обжигает Радомиру нутро. Спокойствием ведун не отличается, да и миролюбивым нравом не обладает. Отец и другие воины говорили ей, что ведуны спокойны и мудры, что умения их восхищают и пугают. Что же, о Радомире может сказать она лишь то, что Дар его велик, и без проблем вселять он может страх в людские сердца. А вот сдержанностью и спокойствием дикий нравом ведун похвастаться не может. Кто знает, возможно, боги намеренно свели вместе пути их, таких разных, но все же похожих?

Ренэйст хочет верить, что у всего, что происходит с ними, есть свое значение. Что испытания эти не просто так выпали на их долю, и что смогут они что-то изменить. В сказаниях скальдов великие герои совершали подвиги свои во имя великой цели. Ждет ли подобная цель в конце этого пути?

– До островов еще очень далеко, – шепотом обращается она к Радомиру, не сводя внимательного взгляда с моряков, – поэтому мы должны действовать. Быть может, подойдут они ближе к берегу, и тогда…

– Тогда что? – зло отвечает Радомир. – Вода так холодна, что мы умрем, как только окажемся в ней. Своими силами до берега нам не добраться. Мы едва не сгорели в Алтын-Куле, умирали от голода в пустыне и после всего этого должны утонуть в северных водах? Нет, Ренэйст, такой исход мне совершенно не подходит. Должен быть другой выход.

Должен, да только какой? Все сводится к тому, что необходимо им попасть на берег, и если кнорр не приблизится к нему, то не смогут они сбежать. О том, что будет с ними, коль привезут их на Три Сестры, Ренэйст и думать не желает.

– Мы не можем сдаться так легко. Как бы ни было тяжело, нам нужно что-то сделать.

И сам знает Радомир, что нужно, да только что они могут? Даже с помощью Дара ничего не сможет он сделать. Он мог бы сжечь корабль, на котором они плывут, да что толку? Все окажутся в воде и утонут. А если и не утонут, то замерзнут, продрогнув до костей. С каким удовольствием сжег бы он черное это судно, одним богам известно. В пламени его гнева ничуть не хуже гореть оно будет, чем арена в Алтын-Куле, где в полной мере довелось ему явить себя.

– Не волнуйся, – шепчет он, вновь посмотрев в сторону берега, – мы справимся.

Выдохнув облако пара, Ренэйст кивает слабо. Только верить и остается.

Сама вода приходит к ним на помощь.

Радомир просыпается от сильного толчка, опрокинувшего его лицом на палубу. Застонав от боли, приподнимается ведун, трет ладонью ноющий после удара подбородок. Крови нет; не разбил, а только лишь ушиб.

– Симаргл их задери, что случилось?

Замечает Радомир с изумлением, что корабль почти пуст. Лишь нескольких воинов видит он впереди, у самого носа. Доносятся до ушей его шум, стук и треск, и столь неприятны они, что заставляют скривиться. Что же такого должно случиться, чтобы призвать подобный гам? Трет ведун лицо озябшими пальцами, зевает, прикрыв рот кулаком, и озирается. Все те же звезды над ними, Ренэйст, мирно спящая подле него, словно бы не почувствовавшая движение, которое пробудило его ото сна.

Но что-то не так. Долго пытается Радомир понять, что же именно, и, когда мысль эта вонзается иглой раскаленной в его висок, принимается тормошить изо всех сил посестру:

– Ренэйст! Очнись, Рена!

Ворчит она и просыпается тяжело, даже отталкивает его от себя, но Радомир упрям и продолжает трясти ее до тех пор, пока не поднимает она на него недовольный взгляд голубых глаз. Короткие волосы падают ей на лицо, отдельные тонкие пряди прилипают к нижней губе, и Ренэйст убирает их в сторону, выпрямляясь и потягиваясь всем своим телом.

– Что случилось?

– Что-то не так. Мы стоим, на судне почти никого нет. Мы ведь не могли причалить?

Она пробуждается окончательно, встав на одно колено и озираясь по сторонам. Для удобства рукой держится Рена за его плечо, стискивает крепко, а после резко опускается на оба колена, и лицо ее оказывается близко-близко. Ведун смотрит в ее глаза, видит, сколь сильно она взволнована. Теперь уже обе ладони Волчицы сжимают его плечи, когда шепотом говорит она быстро-быстро:

– Мы встали на лед. Сейчас они увлечены тем, чтобы пробить путь, по которому кнорр сможет двинуться дальше. Это наш шанс, Радомир. Берег не близко, но если мы отвлечем их, то…

Ренэйст замолкает. Дышать становится тяжело, руки дрожат от одной лишь мысли о том, что предстоит сделать. Страх плещется в ней холодными водами, с губ срываются обрывистые облачка пара, пока старается воительница пересилить себя. Молчит ведун, ждет терпеливо, когда совладает Ренэйст со своим страхом. Не так уж много времени у них, но торопить ее сейчас – себе дороже. Оба они взволнованы, каждое мгновение на счету, и промедление может дорого им обойтись, но Радомир не может поставить все это выше ее сейчас.