– Неужели ты предпочла бы остаться на том берегу после кораблекрушения?

– Зная, что меня будут волочить по земле, отобьют седлом все тело, а следом за этим обнажат против воли, – предпочла бы.

Ее голос так и сочится ядом. Ренэйст вовсе не стыдно за это – она уже понимает, что, не желай Танальдиз подобного отношения, она бы уже дала об этом знать. Остаться безнаказанной ей уж вряд ли позволили бы. Что уж говорить о Радомире…

Ренэйст словно бы окатывает холодной водой. Радомир. Его уволокли куда-то, измученного, страдающего от жажды. Она и сама до сих пор хочет пить, только вот сейчас она думает совершенно об иных вещах. Уж вряд ли ему оказали подобный прием, может, он до сих пор без сознания и нуждается в помощи. Взгляд опускается ниже, на постепенно заживающий порез. Он до сих пор связывает их, напоминает о клятве, которую она дала. Ренэйст переводит взгляд на Танальдиз, что остановилась на пороге купальни рядом с мужчиной. Они что-то обсуждают на своем языке, а после Венценосная обращается к ней.

– Мы должны вернуться в мои покои как можно скорее. До того, как султан узнает о том, что ты здесь.

– Что случится, если султан об этом узнает?

– К величайшему сожалению, султан узнает об этом в любом случае. Скрыть от него появление луннорожденной в Алтын-Куле не удастся. Но, если к тому моменту, когда ему станет известно, мы будем в гареме, ты окажешься в безопасности. Если нет – ты попадешь в его руки, и тогда он сделает с тобой все что пожелает. Это не то, что может понравиться женщине.

Пусть Танальдиз и не объяснила толком, чем может грозить Ренэйст пребывание во внимании султана, да только и этого достаточно. Белолунная морщит нос. У нее уже есть избранник, которому она отдала не только свое сердце, но и свое тело. Им, безусловно, стоило дождаться свадьбы, когда их судьбы были бы связаны перед ликом людей и богов, но… Ренэйст никогда не станет сожалеть о том, что произошло.

И никогда не позволит другому мужчине коснуться себя против воли.

Не дожидаясь ответа, Танальдиз покидает купальни, и Ренэйст следует за ней. Мужчина, от которого веет опасностью, идет рядом с ними, по правое плечо Венценосной и чуть впереди Ренэйст. Они идут быстрым шагом, явно стремятся как можно скорее покинуть небезопасное место. Может ли быть такое, что и самой Венценосной здесь угрожает ее собственный… брат? Муж? Если все так, то она вряд ли покидает стены своих владений.

У Ренэйст в голове это не укладывается. Если бы Хэльвард был жив, он никогда бы ей не навредил. Даже Витарр… Витарр никогда не сделал бы это намеренно. Он груб и нелюдим, жесток даже, но на подобную мерзость неспособен.

Или, может, она лишь выдает желаемое за действительное?

– Я должна увидеть Радомира.

Ренэйст останавливается, и идущие позади служанки от неожиданности едва не врезаются ей в спину. Танальдиз оборачивается, смотрит изумленно, следом за этим поднимая взгляд золотых глаз на своего спутника. Мужчина чуть морщится, глядя на Ренэйст, но его лицо мгновенно меняется, стоит ему посмотреть на свою госпожу. Он поясняет ей что-то на языке, который Ренэйст незнаком, и это злит. Она не понимает, но практически уверена – он говорит Танальдиз о Радомире, который тоже был на берегу.

Венценосная смотрит на нее с сожалением, но сурово.

– Об этом и речи быть не может. Темницы находятся слишком далеко от гарема, это опасно. Если люди, верные моему брату, увидят тебя, то я не смогу тебя защитить. Ты в безопасности лишь в стенах гарема, где мое слово сильнее, чем слово Саида. Стоит только ему потребовать тебя в свои покои – и я ничего не смогу сделать с этим.

Белолунная хмурится, стискивает кулаки. Она понимает, чем все это может обернуться, но должна лично убедиться, что Радомир в порядке. Поговорить с ним, объяснить, что происходит, пусть она и сама не особо понимает, чем все это может обернуться для них. Собравшись с мыслями, Рена вглядывается в лицо Танальдиз, отвечая:

– Безопасно или нет, но я должна увидеть Радомира. Мы пришли сюда вместе, и я уверена, что сейчас он в совершенно иных условиях.

– Твое слово, – вдруг произносит мужчина на понятном для нее языке солнцерожденных, – не играет здесь особой роли. Если госпожа отказывает тебе, то ты должна смириться.

– Касим, не нужно говорить так с нашей гостьей. Но в одном он прав – тебе стоит больше прислушиваться к моим словам. Здесь я хозяйка, и мне уж лучше знать обо всем, что происходит в этих стенах. Потому не стоит игнорировать столь явно то, что я говорю тебе. Нам нужно поспешить и как можно скорее оказаться в стенах гарема.

В ней клокочут ярость и гнев. Как смеют они говорить с ней в таком тоне, приказывать, что делать? Ренэйст все еще конунгова дочь, будущая правительница Чертога Зимы и всех прилегающих к нему земель, окутанных лунным светом. У нее есть своя воля, и никто не смеет ей перечить! Только вот здесь вовсе не ее родина, и люди эти подчиняются совершенно другим законам. Быть может, стоит унять свою гордость и поступить так, как велят?

Они идут достаточно быстро, словно убегают от кого-то. Вскоре перед ними вырастают высокие кованые ворота, достигающие до самого потолка. Ренэйст замечает, как расслабляются плечи Танальдиз, стоит ей увидеть их, и невольно расслабляется сама. Она оборачивается, вглядываясь в коридор за их спинами, но никого не видит.

Белолунная готова поклясться, что чувствует чей-то взгляд на своей спине.

По обе стороны от высоких дверей стоят стражники, вооруженные копьями. Ренэйст рассматривает их, поджимает губы и наблюдает за тем, как те, стоит только Танальдиз подойти ближе, распахивают тяжелые створки, позволяя им пройти. Мужчина, которого, как Ренэйст поняла из их коротких разговоров с Венценосной, зовут Касим, останавливается, наблюдая за тем, как женщины скрываются в безопасности. Их с Волчицей взгляды встречаются, и он хмурится, словно бы одним лишь своим взглядом показывая ей свое неодобрение.

На Ренэйст столь часто смотрели подобным образом, что это не вызывает в ней должного ужаса.

Раскинутое за дверью помещение поражает воображение. Ренэйст ахает, не в силах сдержать своего восторга, и оглядывается по сторонам. Выглядит все так, словно бы в стенах дворца раскинулся самый настоящий лес. Эти деревья не похожи ни на ледяных гигантов ее родины, ни на пышные поляны земель солнцерожденных. Ступая босыми ногами по каменным плитам, между которыми журчит вода, Ренэйст даже забывает о том, в какой ситуации оказывается. Радуется, словно ребенок, восхищается и думает о том, что прекраснее этого уж вряд ли видела хоть что-то.

Ворота закрываются за их спинами, и она вздрагивает невольно от их грохота. Даже врата Великого Чертога не закрываются столь громко.

Заслышав шум, из всех углов комнаты – Танальдиз назвала ее «гарем» – выходят молодые девушки, одна красивее другой. Облаченные в легкие одежды, они с любопытством рассматривают ее, перешептываются на своем языке, хихикают, в то время как некоторые выглядят весьма напуганными. Видимо, вид ее белых волос навевает на них ужас.

Касим вручает Танальдиз мешочек с бусинами, которые сняли с нее служанки, перед тем как вымыть ее волосы. Белолунная оборачивается, хмурит брови, собирается возразить, когда Венценосная сама протягивает его ей. Северянка смотрит недоверчиво, практически уверенная в том, что есть какой-то подвох, но Венценосная только смеется.

– Что смотришь так, словно бы я тебе яд предлагаю? Это твое, и мне чужого не нужно.

Протянув руку, она забирает бархатный мешочек с чужой ладони, крепко сжав его в пальцах. Девушки подходят все ближе, рассматривают ее, а следом за этим начинают прикасаться. Трогают ее волосы, щебечут восхищенно, прикасаясь к белым ресницам, и Ренэйст ощущает себя неловко. К ней никогда не проявляли подобного интереса, и теперь она чувствует себя неким диковинным зверем, которого никто и никогда не видел. Заметив ее дискомфорт, Танальдиз хлопает в ладони, произносит что-то, и щебечущая стайка ускользает, позволяя северянке вдохнуть.