Как же так вышло, что Хейд познала совершенно иное к себе отношение? Разве не все матери такие же, как его возлюбленная матушка?

– И потому ты решила убить себя.

– Смерть показалась мне выходом. Единственным, что остался мне доступным.

Ньял скользит взглядом по ее лицу. Языки костра искажают его, делают еще более печальным, чем оно есть на самом деле. Облизнув губы тревожно, он хмурится, опустив взгляд на собственные руки. Нет в нем и капли сомнения в том, что он сделал. Смерть – это не выход, да и какой северный воин добровольно прервет свою жизнь подобным образом? Хейд оказалась слаба перед обстоятельствами, не справилась с их разрушительной силой. Показатель ли это трусости?

Стоит ли это того, чтобы отдать свою жизнь?

Между ними повисает мрачная тишина, и Ньял не знает, должен ли он сказать хоть что-то. Ворона выглядит такой хрупкой, измученной и болезненной. Невольно думает он о том, что до сих пор ее знобит после холодных вод фьорда, но они уже долгое время нежатся в спасительном тепле. Значит, холод внутри нее, и он не тот, кто может помочь ей справиться с ним.

– Что ты будешь делать дальше?

И Хейд поднимает на него взгляд столь мрачный, что Ньялу кажется, что не осталось печали нигде в этом мире, кроме как в этих глазах. Он так хочет помочь ей, но что в его силах? Ему не позволено вмешаться, да и что сделает он против Исгерд ярл? Их народ и без того на грани войны, благоразумно ли поднимать подобный вопрос?

Ньял безудержен и нагл, это правда. Была бы его воля, он бы уже пошел войной на Три Сестры, отстаивая честь и счастье девушки, которой он отдал свое сердце. Только в подобном вопросе стоит быть благоразумным. Больше они не дети, чтобы бездумно бросаться в самую пучину. Даже если справиться с Исгерд ярл окажется не так уж просто, он не сдастся.

– Тебе нельзя здесь оставаться. Исгерд ярл и вовсе лишилась рассудка, раз считает, что имеет право на то, чтобы приказать тебе сделать нечто подобное.

– Я не смогу вернуться домой. Путь на Три Сестры мне теперь закрыт, если я пойду против воли матери.

– Тебе и не нужно туда возвращаться. Ты можешь отправиться в земли моего отца, к Звездному Холму. Я поговорю с ним, уверен, отец даст тебе свою защиту. Никто не узнает, где ты, и ты сможешь жить так, как сама того пожелаешь, Хейд.

Она ослышалась? Ньял предлагает ей бежать? Сколь низкий это поступок для воина Одина! Только вот стоит ли ей хвататься за свою честь? Ньял предлагает помощь, и он единственный, кто может сделать это сейчас. Стоит довериться ему, поступить так, как Ньял предлагает. И конечно, Хейд предельно ясно понимает, почему он столь участлив. И оттого забота его кажется ей отравляющей.

Но вдали от матери, в безопасности под защитой Олафа ярла она сможет начать иную жизнь. Сделать собственный выбор и пожинать его плоды день ото дня. Жить в одиночестве, вдали от людей, наслаждаться покоем и тишиной. Быть может, не для этого она была рождена, но это именно то, что Хейд столь желает получить.

Справедливо ли это по отношению к самому Ньялу? Она понимает, что помощь его не так проста, как может показаться. Ньял добр и смел, этого у него не отнять, но ведомо Хейд, что хочет он получить взамен.

– Ньял.

Олафсон отводит взгляд от пляски пламени, смотрит на нее, и на губах его появляется улыбка, от которой Хейд только сильнее душит чувство вины. Огромные усилия прилагает она для того, чтобы не отвести взгляда, смотреть в его глаза и произнести то, что должно быть сказанным:

– Я не смогу тебя полюбить.

О чувствах его знает Хейд уже долгое время, но не может найти в сердце своем отклика. Да и кто не знает о них? Ньял столь явно демонстрировал их всем и всегда, что иные даже решили, словно бы брак их – решенное дело. Временами ей казалось, что мать поступит именно так. Увидев, с каким восторгом Ньял смотрит на нее, Исгерд вполне представляла, сколь легко будет заполучить влияние в Звездном Холме. Только зачем ей мальчишка, младший сын, который даже наследником не станет? Нет, на меньшее Исгерд не согласна.

Неожиданно Ньял начинает смеяться. Склоняет голову, запустив пальцы в свои волосы, а следом поднимает на Хейд абсолютно счастливый взгляд. Опешив, она и не понимает даже, как должна реагировать на подобную реакцию. Словно бы она сказала что-то, что могло сделать его счастливейшим мужчиной в этих землях.

– Ньял…

– Уж извини, но большей глупости я еще не слышал. Разве я сказал тебе что-то о любви? Твой отказ никогда не был для меня неожиданностью. Только вот в ледяную воду я за тобой прыгнул не оттого, что страдаю без женской ласки, да и помощь свою предлагаю не потому. Я, – он замолкает на несколько мгновений, позволяя себе перевести дыхание, продолжая уже без какого-либо намека на веселье, – не прошу тебя делать то, что ты не желаешь делать. Мне будет достаточно уверенности в том, что ты жива.

Хейд теряется окончательно, не имея ни малейшего представления о том, как ей необходимо себя вести теперь с ним. Ньял добр с ней без какой-либо причины, не желая получить что-то взамен. Даже зная о том, что она не полюбит его в ответ, он все равно готов помочь.

Может, будь у них больше времени, Хейд и смогла бы его полюбить. Только вряд ли они смогут сейчас это узнать.

Они сидят в тишине до тех пор, пока пламя очага едва ли не догорает до конца. Лишь когда дом практически погружается в полную темноту, Ньял поднимается на ноги, начиная одеваться. Хейд отводит взгляд, не желая смотреть на обнаженное его тело, и сама одеваться начинает только тогда, когда он выходит из дома, позволяя ей остаться одной.

Застегивая потуже ремни кожаного корсета, Хейд поднимает взгляд вверх, сквозь отверстие для выхода дыма в крыше смотря на звезды. Ей до сих пор не верится в то, что она собирается сбежать, ослушавшись и вырвавшись из удушающего плена матери.

Когда Исгерд узнает о том, что Хейд сбежала, она будет в ярости. Быть может, даже жаль, что она не сможет увидеть перекошенное ее лицо. Подойдя к двери, она еще раз оборачивается, смотря на дом, что стал ее последним пристанищем в Чертоге Зимы.

Ньял дает ей свой меч и своего коня, а также немного еды и воды в дорогу. Рассказывает, как добраться до земель своего отца, и обещает, что обязательно найдет ее, когда все закончится. То, что она его не полюбит, не значит, что они не смогут быть товарищами – так говорит он, пока Хейд сжимает в руках ножны, которые Ньял ей отдал. Взволнованно выдыхает она, подается ближе и, коснувшись кончиками пальцев его лица, оставляет невесомый поцелуй на его щеке.

– Спасибо, Ньял.

Отходит Хейд в сторону, проверяет, сколь надежно закреплены тюки с едой на седле. Конь – такой же рыжий, как и его хозяин, – беспокойно переступает с ноги на ногу, пока Олафсон похлопывает его по шее, успокаивая. Ворона крепит ножны на пояс, взмывает в седло, и Ньял подает ей поводья. Они смотрят друг другу в глаза в последний раз.

Ударив коня по бокам, Ворона срывается прочь.

Ньял смотрит ей в спину до тех пор, пока темная фигура не исчезает в лесу. Хейд потребуется время для того, чтобы добраться до Зимнего Холма, а уж он проследит за тем, чтобы ее не кинулись искать раньше положенного срока. Представить реакцию Исгерд ярл на подобное своеволие сложно, да только Олафсон не из тех, кто поддается страху.

Кто бы мог подумать, что сердцу его будет так больно? При Вороне храбрился, вид делал, словно бы отказ ее ему безразличен, а что теперь? С каждым пройденным мгновением отдаляется она все дальше, спешит навстречу новой жизни, только вот дело совсем в другом.

Она никогда не была близко. Теперь уже никогда не будет.

Ньял из тех мужчин, которые могут получить любую женщину. По крайней мере, так о нем говорят. Он юн, красив, силен. Характер скверен, правда, да только кто из северных воинов может похвастаться тем, что он покладист? Все они своевольны и дики, и любовь у них такая же. Хейд такая любовь не нужна. Она ищет покоя. Может, и вовсе ничьей женой быть не желает.