– Говоришь так, словно бы единственная я женщина, которой муж был не верен. Словно бы, кроме меня, матерей, похоронивших своих детей, нет. Я не возвышаюсь над иными, Исгерд ярл, и тебе было бы хорошо последовать моему примеру.

Исгерд зло скрипит зубами. Как смеет она говорить ей подобное?! При любой другой ситуации она уже окунула бы Йорунн лицом в снег, заставив проглотить свои нравоучения, но не сейчас. Не здесь. Исгерд терпелива, она еще выждет момент для сладкой своей мести. Она всегда выжидает. Вместо этого со всем почтением слегка склоняется она перед кюной, прикрыв глаза в лживом сожалении.

– Прошу простить меня. Я не желала причинить тебе боль своими словами, моя кюна, ее и без того вдоволь. Гибель конунга губительна для всех нас, вскоре в народе начнутся волнения, и они уже тревожат мою душу.

Раз – и семя сомнений посеяно. Йорунн вздрагивает, прикладывает руку к груди, стремясь успокоить свое болезненно бьющееся сердце. Выпрямляясь, ярл архипелага улыбается коварно, столь же стремительно возвращая печаль на свое лицо. По другую сторону костра замечает она свою дочь; Хейд стоит подле мальчишки Тове, получившего ранение в недавнем набеге. Не самый лучший союзник, слабый и немощный. Быть может, умен он не по годам, да только силой не вышел. От такого крепкое потомство не получить, и нечего тогда тратить на него свое время. Признаться, раньше ухаживания тупоголового рыжего мальчишки были Исгерд только на руку. Его увлеченность ее дочерью могла сыграть Трем Сестрам хорошую службу. Сильный, выносливый, лишенный болезней, щедро одаренный отцом собственным флотом, ну чем не жених? От него Хейд понесла бы сильную дочь, имеющую власть в своих крошечных ручках с того момента, как ей перерезали бы пуповину. С такой наследницей Исгерд могла бы быть уверена, что могущество ее распространится не только на острова.

Но Хейд продолжает стоять подле мальчишки, потерявшего глаз, придерживая его осторожно. Что же, возможно, и из этой дружбы Исгерд сможет получить выгоду. К тому же Ньял все также вьется подле Хейд, глаз с нее не сводит, готовый едва ли не умереть по ее требованию.

Сейчас это не первостепенная задача. Не стоит отвлекаться на подобные мелочи.

Кюна молчит, да ей и не нужно ничего говорить. Исгерд сделает все вместо нее.

– Конунг не оставил после себя наследника. Будь подле нас Ренэйст, его кончина не была бы столь болезненна, но…

– У конунга, – наконец подает голос Йорунн, – есть живой сын.

– Только вот конунг его сыном не считал.

Ей следует быть осторожнее в своих словах. Если надавить слишком сильно, то Йорунн отошлет ее прочь, и тогда воздействовать на нее не удастся. Она и сейчас выглядит словно перетянутая тетива лука, готовая лопнуть в любой момент. Исгерд спешит смягчить свои слова:

– Но Витарр доказал свою смелость в прошедшем набеге, многие приняли его. Быть может, ближайшие соратники Ганнара, сохраняя верность роду Волка, и признают его своим конунгом. Но…

Если у рода не остается живых наследников, то власть его переходит к другому роду. Тот, кто наследует этот титул, передает его потомкам своим, и так до тех пор, пока род не вымрет. Род Волка ведет свое начало от самого Рагнара, и потому долгое время власть хранилась в их руках. Теперь же, когда конунг мертв, его наследница мертва, а единственный волчонок и вовсе отречен от истоков, все можно переиграть.

Голос кюны звучит встревоженно:

– Но?

– Но многим Витарр известен под именем Братоубийцы. Те, перед кем Ганнар обвинил его в гибели Хэльварда, его власть не примут.

– И что мы должны сделать?

О, как ждала Исгерд этого вопроса! Она делает как можно более печальное лицо, стремясь выказать все свое сочувствие и уважение к кюне, после подается ближе, чтобы слышать ее могла лишь Йорунн, пусть никого и поблизости нет, проговорив ей на ухо:

– После набега здесь собраны все ярлы и их потомки. Нельзя медлить, нельзя допустить, чтобы по нашим землям пошел разлад, моя кюна. Мы не можем ждать, пока пройдет время с момента гибели конунга, решать эту проблему нужно немедленно. Нам необходимо объявить совет ярлов.

Йорунн качает головой. Совет ярлов – и столь рано? После кончины предыдущего конунга должно пройти время для того, чтобы народ смог принять решение о новом владыке, и проводить совет столь стремительно – банально неуважение по отношению к Ганнару.

Но разве может нечто подобное волновать ее после всего, через что этот мужчина заставил ее пройти? Сейчас Йорунн не только обиженная жена, но и правительница, которая должна подумать о благе своего народа. Настало ее время, пора выйти из тени и быть той, кем она является. Да, Йорунн мягка и нежна, но в ее венах течет кровь воинов. Ее род всегда был предан Одину, во славу его имени они сражались и умирали. Время страха прошло, настало время действий.

Кюна оборачивается, окидывает взглядом каждого собравшегося, и пламя костра ревет за ее плечами. Йорунн беспокойно теребит пальцами ремешок своего платья, после чего, одернув руки, произносит громко, чтобы каждый смог услышать ее голос:

– Храбрые мои воины, дети Одина! Темные времена пришли в наши земли. Потери преследуют нас одна за другой, и сегодня прощаетесь вы не только с братом по оружию, но и с конунгом, что правил вами долгое время. По воле богов или любой другой темной силы, мы потеряли мою дочь, Ренэйст, кою конунг назвал своей наследницей. Пусть это против традиций и законов, но мы не можем допустить себе ни мига промедления. Потому, – она делает паузу, стараясь справиться с сумасшедшим стуком собственного сердца, от которого становится дурно, и продолжает говорить, – потому я объявляю совет ярлов. Все вы нынче в Чертоге Зимы, и я не вижу причин для того, чтобы мы перенесли обсуждения. Прошу всех участников совета пройти в Великий Чертог.

Ответом ей служит абсолютная тишина, нарушаемая лишь треском поленьев, из которых сложен погребальный костер. Кажется, словно бы никто не может поверить в то, что прямо после похорон они должны принять решение о том, кто же унаследует трон вместо погибшего конунга. Йорунн обводит всех пристальным и долгим взглядом голубых глаз, словно бы сомневаясь в своем решении, но тут же отбрасывает прочь все сомнения. Сейчас у нее нет права на слабость.

Она должна сделать все, чтобы ее сын, последний живой ее родственник, плоть и кровь, получил то, что ему положено по праву рождения. Она была не самой лучшей матерью для него, потому пришло время заступиться за Витарра, что следовало сделать гораздо раньше.

Гордо расправив плечи, Йорунн шагает по снегу в сторону Чертога Зимы. Колени дрожат, и какого же труда стоит кюне удержаться, не рухнув в снег! Она не оборачивается, смотрит прямо перед собой, но слыша, как позади нее скрипит снег под тяжелыми шагами. Хакон сопровождает Йорунн после своего возвращения из набега; никак не может простить себе то, что не спас Ренэйст, бедный мальчик. Йорунн его не винит – она знает, сколь любит он ее дочь. При такой любви невозможно навредить намеренно.

Постепенно ярлы осознают, насколько серьезно было все сказанное, и следуют за кюной. Они встревоженны и обеспокоенны, никогда еще подобные вопросы не решались столь быстро после гибели предыдущего конунга. Даже сам Ганнар унаследовал титул отца лишь спустя долгое время после смерти Снорре, старшего своего брата. Но сейчас, когда у конунга не осталось наследников, его титул может перейти к любому из ярлов. Можно ли скрыть то, сколь они заинтересованы в этом?

Человеческая корысть не знает границ. Стоит речи зайти о власти – и люди становятся хуже, чем звери. Потому стоит позаботиться о том, чтобы все прошло как можно безболезненнее, пока в людях еще теплится горе, вызванное их потерей.

Исгерд кривит губы в улыбке; все складывается как нельзя более благоприятно для нее. Нашептывая кюне в уши свои темные мысли, заставляя считать, словно бы они принадлежат ей самой, ярл Трех Сестер обеспечивает себе безопасность. Кто сможет заподозрить ее, если кюна сама приняла подобное решение? Никто ведь ее не принуждал, разве нет?