– Выходят замуж за северян? Но почему? – посиневшими от холода губами шепчет изумленная Весна.

Нежана хитро пожимает плечами.

– Потому что не глупы они и знают, что тепло самой лютой зимой могут дать пламя очага и любимые руки, а не далекое Солнце. А сердцу не прикажешь, оно само решит, чьи руки будут теми самыми, любимыми.

Молчит Весна, не зная, что ответить. Иные девы, коих знает она, скорее лишат себя жизни, чем шагнут в объятия северянина, да и сама никогда на такое она не пойдет. Как можно полюбить чужака? Отвернуться от всего, что ведомо, стать ему женой, позабыв то, кем была…

Может ли любовь быть столь сильна?

Весна знает – может. Столько раз ей твердили, что лучше сторониться Радомира, не смотреть на него, утаить от него свое сердце. Любовь ведуна не принесет радости, она искалечит и сожжет, оставив после себя лишь пепелище. Гордая и влюбленная, Весна никого не слушала, ноги сами несли ее туда, к избушке на отшибе, к усталым от бессонницы карим глазам.

И где теперь ее ведун? Много дала ей эта любовь?

– Пойдем, – ласково, словно мать, велит Нежана, сжав ладонями ее плечи, – не могу я смотреть на синие губы твои да красный нос.

Перед тем как уйти, вновь бросает Весна тревожный взгляд вдаль, за стены Чертога Зимы, к самому лесу. Видит, как догорает костер, лишь угли мерцают во тьме – хоронили конунгову дочь. Это ее видела Весна на корабле в ту роковую минуту, именно она велела Радомиру бросить ее в руки северянина. Должна ли она считать ее своей спасительницей?

Проходят они внутрь Дома Солнца, и Весна морщится, чувствуя, как тепло колет озябшие руки и замерзшие щеки. Нежана проводит ее глубже, усаживает за стол, велев сидеть здесь, отогреваться, пока она принесет для нее горячее питье, и уходит. Вздыхает, растирая холодные руки, когда слышит подле себя детский голос:

– Нужно щеки жиром мазать, когда на улицу выходишь. Тогда болеть не будут.

Оборачивается Весна и устало улыбается, наблюдая за веселой Румяной. Та держит в руках тряпичную куклу, которой расчесывает шерстяные косы деревянным гребешком, украшенным орнаментом; его для дочери вырезал Ярополк, подле огня очага рассказывая ей старые сказки, принадлежащие их народу.

Румяна никогда не видела Солнце и вряд ли когда-нибудь увидит. Знает она, что южанка, только потому, что родители сказали ей это, но не чувствует себя такой. Северяне ей ближе, дикие серые звери, и сама Румяна старается быть такой же, не ведая, кем были ее предки. Да и что может знать она, если здесь – лишь отблеск великой их родины? Если бы могла девочка хоть одним глазком увидеть яркий свет Отца-Солнца…

– Спасибо за урок, Румянушка, – с мягкой улыбкой отвечает Весна, – постараюсь впредь быть осторожнее.

Румяна улыбается в ответ и довольно кивает головой, заплетая кукле косы.

Становится жарко, и, сняв меха, откладывает их на лавку подле себя, рассматривая Дом Солнца изнутри. Великолепие его поражает, но и внушает страх; словно в хлеву живет ее народ, пусть и столь прекрасном. Кормовые животные солнцерожденные для северян, лишь для пропитания нужны они им. Старшие из их народа говорят, что и раньше паруса детей Луны поднимались над их берегами, но не столь часто, да и проплывали они мимо, манимые иными землями.

– Замерзла? Смотреть на тебя страшно, бедняжка!

Поднимает Весна взгляд и робко улыбается подошедшей к ней женщине. Вручает Нежана ей в руки чашу с горячим питьем и садится рядом. Улыбнувшись дочери, оглядывает она сады, что вот-вот готовы начать плодоносить. Весна делает глоток пряного меда, чувствуя, как согревает он ее нутро, и закрывает глаза. Впервые за все время, что она здесь, Весна чувствует легкий отголосок покоя.

– Спасибо за заботу, Нежана. Со мной все хорошо.

Сидят они рядом, вдыхают аромат цветущих деревьев, и кажется Весне, всего на одно лишь мгновение, что она дома. Раньше на лавке сидели они вместе с матушкой, пока та вышивала, и Весна пела ей, и никогда не думала о том, что ждет ее темная дорога.

Их молчание нарушает вернувшийся с поля Ярополк. Стирая со лба пот, он опускается подле дочери, выдохнув тяжело, и чуть улыбается ей, когда Румяна радостно показывает отцу косы, которые сама заплела кукле. Те вышли криво, не особо туго, но Ярополк с улыбкой хвалит ее, ласково огладив по волосам. Ярко улыбается Румяна, вдохновленная похвалой, и с новой силой начинает терзать шерстяные волосы.

Нежана, поднявшись из-за стола, отходит в сторону, чтобы принести мужу холодной воды. С благодарностью смотрит на нее супруг и пьет жадно, пока нежные пальцы убирают с лица его темные волосы, прилипшие к влажной от работы коже.

– Хорошо потрудился?

Вытерев бороду от воды, поставив чашу на стол, Ярополк отвечает:

– Работы много еще, урожай поспевает, но Святовит всех с поля погнал. Сказал, что от ослабших толку не будет, ему такие работники не нужны.

Нежана кивает головой, окинув взглядом поле. Работы, в самом деле, очень много, и им стоит постараться, чтобы все подготовить вовремя. Часть урожая отдают они луннорожденным, а часть оставляют себе – питаются сами и кормят скот. Вернулись варяги из набега, много пищи им понадобится, а запасы еды, оставшиеся с предыдущего урожая, подходят к концу.

Но это не становится причиной их волнений. С тех времен, как стал Святовит их старейшиной, ни один год не принес им горький урожай. Нет причин для тревоги.

– А где же сам Святовит?

Ярополк, обернувшись, смотрит в сторону золотистого моря колосьев. Невольно и Весна поворачивает голову следом за ним.

– Сказал, что следует ему сделать что-то еще, да там и остался.

– Нехорошо, – хмурит Нежана светлые брови, качает головой, – всех отдыхать прогнал, а сам в поле. И без того практически все время там, совсем о себе не заботится. Весна, будь добра, отнеси Святовиту воды. Коль мы этого не сделаем, то сам он точно не станет.

Встреча с ведуном совсем не радует Весну. Сердце ее сковывает лед, и она отводит взгляд, встревоженная. Комкает пальцами юбку на своих коленях и чувствует, как вставший в горле ком мешает ей вдохнуть. Перед глазами встает лицо Святовита, боль, исказившая его в тот миг, когда сказала она ему те страшные слова.

«Радомир… Он утонул».

Сама ведь в то не верит, а сказала так, словно бы сомнений никаких нет и быть не может. Кажется ей, что невзлюбил ее потому ведун, видеть не хочет. Ни разу не заговорили они с тех самых пор, как Весна впервые переступила порог Дома Солнца.

Словно бы не знает этого Нежана, отправляя к старейшине именно ее. Хочется отказаться, найти причину, по которой сможет она избежать столь ужасающей встречи, но вместо того, чтобы отказаться, произносит:

– Да. Конечно, я отнесу.

Что повлекло за собой внезапное это согласие – Весна не знает. Она смотрит на Нежану с мольбой, пытаясь показать, что вовсе не это сказать хотела, только попытки эти, намеренно или нет, остаются незамеченными. Нежана улыбается, положив ладонь на ее плечо, и поговаривает ласково:

– Замечательно! Сходи наполни чарку водой и отнеси ее Святовиту.

Не чувствуя ног, бредет солнцерожденная к бочкам с ключевой водой, крепко сжимая дрожащими пальцами деревянную чашу. Бьется сердце ее с такой силой, что, кажется, вскоре сломает изнутри. Ей неспокойно, хочется убежать и скрыться, но вместо этого наполняет Весна чашу водой и, закрыв бочку, движется в сторону поля.

Так приятно ступить в его золотые объятия! Пахнет землей и зерном, колосья щекочут руки, и с какой охотой сняла бы Весна тяжелые сапоги. Дома всегда ходила она босиком, как и многие другие, ощущала ступнями жар согретой Ярилом земли. Здесь это роскошь непозволительная, невозможная даже.

Сапоги не дают связи с землей. Не позволяют ее прочувствовать.

Все гадает Весна, как отнесется к ее визиту Святовит, пока движется в его сторону. Стоит ведун посреди поля, водит руками по колосьям, готовым вот-вот уронить с себя тяжелые зерна, и вовсе не смотрит в ее сторону. Тяжел и груб Святовит, сложно с ним говорить, поэтому не тревожат его без дела.