— Мм… — промычал в ответ Марсель.

— Что? Конечно, тебе не нравится. Но ты сам виноват в этом. Моя Лада здесь ни при чем, будь уверен. Она уговаривала меня решить все мирным путем. Я пообещал не трогать тебя. Обман противен мне. Я говорю тебе это только для того, чтобы ты перед смертью не насылал на нее проклятий. Хоть она и не верит в твоего бога, но все же было бы неправильно, если бы ты винил ее во всем.

Марсель всегда смеялся над продолжительными монологами голливудских злодеев, которые словно не могли совершить убийство, не объяснив жертве своих мотивов. И вот сейчас он сам стал свидетелем подобной глупости. Правда, ситуация не подразумевала для него хорошего исхода — помощи было ждать совершенно неоткуда. Возможно, поэтому речь князя не показалась ему такой уж забавной. Тем временем Владимир продолжал:

— Род — справедливый бог. Он никогда не станет проливать крови невинного. Но ты — другое дело. Я мог бы стерпеть оскорбление, с которым ты пришел в мой дом. Однако тебе и твоим императорам нужно сразу все, как я посмотрю. Упрямство вышло тебе боком. Помолись перед смертью, у тебя будет на это время. Я не стану осквернять свой дом убийством, так что дарю тебе возможность еще услышать пение птиц. Прощай…

Поняв по наступившей тишине, что разговор закончен, Марсель попытался сесть, однако не успел сделать это — конвоиры молча подхватили его под руки и грубо вернули в вертикальное положение. Подталкиваемый сзади, он, спотыкаясь, пошел по длинному коридору. Когда процессия подошла к лестнице, историк едва не скатился по ней кубарем — возможно, такой исход стал бы для него оптимальным, однако кто-то из охранников успел схватить его в последний момент за капюшон.

— Смотри, чтобы раньше времени не дал дуба. — Марсель услышал, как один из сопровождающих обращается к другому. — Князь тебя не похвалит за это.

— Какая ему разница? — отозвался его спутник, который, судя по голосу, был гораздо моложе.

— Не углядишь — сам узнаешь, — проворчал первый, ухватив пленника покрепче. — Не просто так ведь нам велели вывезти его подальше.

Чувствуя себя животным, которое ведут на убой, Марсель отчаянно пытался найти выход из создавшейся ситуации. Но что он мог сделать? Лишенный возможности говорить, он оказался совершенно беспомощным перед лицом смертельной опасности. Несмотря на то что охранников, если он не ошибался, было всего двое, это нисколько не облегчало его положения.

Свежий воздух, пробившийся сквозь плотную ткань, позволил ему предположить, что они вышли на улицу. Лже-Кирилл уже приготовился предпринять очередную попытку привлечь внимание людей, если они были поблизости, но в этот момент один из его конвоиров, который уже успел вскочить на лошадь, ухватил его за пояс и рванул вверх с такой силой, что у историка перехватило дыхание. Марселя перекинули через седло, как тюк с тряпками, и он почувствовал, что его вот-вот стошнит — не только от неудобного положения, но и от невыносимой вони, которая исходила то ли от ног охранника, то ли еще от чего-то. Живя среди достаточно чистоплотных людей, он успел отвыкнуть от подобных ароматов, так что в первый момент опешил и попытался как-то отстраниться от источника неприятного запаха. Конечно, из этого ничего не вышло — наездник сильнее прижал его к седлу, и Марсель мысленно попрощался с целостностью своих ребер.

Но это было только началом испытаний — судя по всему, охранник не сильно переживал по поводу того, как чувствует себя подопечный, потому что пустил лошадь сразу галопом. Возможно, именно это в какой-то степени помогло историку сохранить ясность мысли — следующие полчаса у него не было возможности бояться приближающейся смерти: все мысли были заняты тем, чтобы выжить во время этой безумной скачки. Его внутренности словно перемешались, а ребра больше напоминали некий подвижный музыкальный инструмент, который гремел и скрипел, как старая разбитая гармонь. Когда они приехали на место предполагаемой казни, Марсель был настолько измучен, что даже почувствовал облегчение, что все это скоро закончится…

Охранник скинул его с лошади, и историк со стоном упал на мягкую траву. Пытаясь отдышаться и унять боль во всем теле, он гадал, какой будет его смерть. Впрочем, какая разница? Марсель перевернулся на спину и повел затекшими плечами. Смерть неприятна в любом проявлении, даже самая гуманная. Жаль, что ему предстоит принять ее вот так, не имея возможности полюбоваться небом в последний раз.

— Давай. — Марсель услышал, как старший охранник обращается к спутнику.

— Почему я? — возмутился тот.

— Потому что в прошлый раз был я. И перед этим, и еще раз. Твоя очередь. Или испугался?

— Ничего я не испугался, — проворчал парень. — Просто не хочу.

— Хочешь не хочешь, а приказ князя выполнить надо. Да пес с тобой… Слюнтяй. Смотри, как на…

Не договорив, мужчина вдруг захрипел. Историк услышал звук падающего тела и одновременно с ним испуганный возглас второго охранника. Потом до него донесся странный свист, как если бы кто-то звал собаку, и хруст, который получается, когда запускаешь зубы в сочное яблоко. Снова падающее тело — и испуганное бормотание парня.

— Как… Убили, убили меня! Дядя, скажи им…

Эта странная речь оборвалась и превратилась в хрип, который быстро стих. Марсель лежал не двигаясь. У него не было уверенности в том, что происходящее вокруг как-то поможет ему. Кто-то отсрочил его смерть, но зачем? Не для того ли, чтобы лично завершить начатое? Или, может быть, это Муса? Конечно, как он сразу не догадался!

— Тьфу, дурак, смотри, что наделал! Сапоги мне испачкал.

Голос был незнакомым. Историк почти не дышал, старательно изображая мертвеца. Впрочем, очень скоро он понял, что его игра не имела смысла, потому что говоривший обратился к кому-то:

— Чего ждешь?

— А что?

— Сюда добрых людей не привозят. Если князь решил казнить этого, значит, было за что. Кончай с ним.

Услышав эти слова, Марсель дернулся было, но быстро успокоился, когда один из мужчин с силой наступил ему на грудь.

— Ну-ка, спокойно!

— Отец, да оставь его. Небось никуда не денется. Помоги мне лучше лошадей успокоить. Здесь, кажется, в сумках что-то есть.

Снова обретя возможность дышать, Марсель сделал несколько глубоких вдохов и попытался языком вытолкнуть кляп. Однако, как ни старался, ничего не вышло. Руки тоже были слишком надежно связаны за спиной. Наконец он понял, что все это бесполезно, и со стоном откинулся на спину. Как это глупо, подумал историк, избежать одной смерти только для того, чтобы тут же принять другую.

— Да здесь нет ничего ценного, — проворчал тот, кого второй мужчина называл отцом. — Тряпье одно. Скорее всего, это ему принадлежит — вместе с ним бы и закопали. Ну, да, ткань добрая, но мы с тобой не бабы, чтобы…

— Погоди, — вдруг перебил его парень. — Смотри-ка. Кажется, я знаю, кто это.

— Да? Откуда?

— Да все оттуда же. Ну-ка, посмотрим.

Марсель задержал дыхание, не зная, чего ждать. Но уже в следующий момент был вынужден зажмуриться, когда с его головы сдернули мешок, и в глаза ударил яркий свет.

— Ну, здравствуй. — В голосе прозвучали знакомые нотки. — Так вот ты, значит, какой. Не такой важный, как раньше, немного потрепанный. Помнишь, отец, я рассказывал тебе о человеке в маске? А вот он, родимый.

Прищурившись, историк узнал в говорившем того самого молодого человека, которого он пощадил во время памятного нападения, закончившегося ранением Мусы. Судя по всему, юный разбойник продолжил свою преступную деятельность, правда теперь уже в обществе отца. Впрочем, Марсель был даже рад подобному упорству.

— Так, говоришь, это и есть тот самый священник?

К сидящему на корточках парню приблизился седовласый мужик, и Марсель поразился его гигантскому росту и мощному телосложению — создавалось впечатление, что Васнецов рисовал центрального персонажа своей знаменитой картины «Три богатыря» именно с него. Великан с интересом несколько секунд рассматривал связанного пленника, а потом кивнул сыну: