Они ехали молча, если не считать периодических причитаний Курьяна, которому то седло казалось слишком жестким, то лошадь — хромой. К тому моменту, когда его стенания всех порядком достали, совсем рассвело, и Марсель, который за все это время ни разу не покидал Триполье на такое значительное расстояние, имел возможность полюбоваться просторами, которых еще не успела коснуться цивилизация.

Воспоминания о том, как эта местность будет выглядеть спустя столетия, почти стерлись из его памяти, однако иногда он ловил себя на мыслях о том, что вот-вот из-за очередного поворота появится селянин на раздолбанной машинешке или случится еще что-то в этом роде. Редкие путники, встречавшиеся на дороге, услышав топот копыт, поспешно отступали в сторону и еще долго глядели им вслед. Марсель почти забыл, каково это — быть в центре внимания, и теперь наслаждался этим ощущением. Конечно, большую роль в этом играла маска, которая позволяла ему наблюдать за всем как бы со стороны, сохраняя при этом статус инкогнито. Подумав, он пришел к выводу, что с этой точки зрения наряд Кирилла был весьма удачным решением. Оставалось только понять, нужно ли снимать маску в присутствии князя — или гостю позволят остаться в ней. Второй вариант нравился ему больше, но историк сомневался в его осуществимости.

— Ой, все, не могу больше. — Курьян, отчаявшись найти удачное положение, на ходу спрыгнул с лошади и теперь шел с ней рядом, потирая зад. — Я себе все хозяйство отбил! Как вообще можно сидеть на такой штуке?!

Муса покосился на капризного спутника и, не говоря ни слова, поехал дальше. Однако Курьяна, похоже, такое невнимание оскорбило. Он ускорил шаг и, поравнявшись с мавром, обратился к нему:

— Слышь, ты, черненький! Давай в Козино заедем, у меня там кум живет, я у него удобную одежку для лошади возьму. Эй, я с тобой разговариваю!

Мавр взглянул на мужика сверху вниз, явно не понимая, о чем идет речь. Поняв это, Курьян повторил то же самое, только при этом активно жестикулируя:

— Седло плохое. Нужно другое. Козино — рядом. Заедем туда.

Как ни странно, но такой подход оказался действенным — во всяком случае, Муса понял, чего хотел Курьян. Впрочем, это все равно не произвело на него особого впечатления — он покачал головой и отрывисто бросил:

— Нельзя. Едем как есть.

— Да что тебе, жалко, что ли? По пути же! — возмутился мужик, однако мавр больше не обращал на него внимания.

Тогда Курьян попытался заговорить с другими охранниками, но также безуспешно — у Марселя создалось впечатление, что они, в отличие от своего начальника, вообще не понимали русский язык. Наблюдая за тем, как его друг старается добиться своего, историк просил Вселенную вразумить этого олуха, чтобы тот не начал лезть к нему с очередными бредовыми идеями. Пусть Муса никогда не видел лицо Кирилла, но голос-то его он должен был знать. Несмотря на то что у священника был самый обычный тембр, который несложно было скопировать, Марсель все же предпочитал до поры до времени помалкивать или хотя бы свести общение с подчиненными к минимуму. К счастью, инстинкт самосохранения уберег Курьяна от опрометчивых действий, и, убедившись в бесперспективности попыток договориться о чем-то с охраной, он насупился и надолго замолчал. Устав идти, он, кряхтя, снова забрался на лошадь и, хоть иногда и морщился от неприятных ощущений, все же терпеливо сносил экзекуцию.

Местность, по которой они проезжали, казалась идиллической — даже отсутствие ровной дороги с лихвой компенсировалось поражающими взор красотами и вкусным, тягучим ароматом цветущих равнин. К тому моменту, когда солнце начало припекать, они покрыли достаточно солидное расстояние, и Марсель уже начал ощущать голод, тем более что предыдущим вечером поужинать ему так и не удалось. Поэтому, когда Муса, вопросительно на него взглянув, произнес «еда», Марсель тут же кивнул.

Процессия съехала с дороги и остановилась на полянке, откуда просматривалась вся округа. Скорее всего, телохранитель не случайно выбрал именно это место, подумал историк, окинув взглядом окрестности. Действительно, отсюда можно было заметить приближение врага задолго до того, как он сам смог бы увидеть их. Мысленно похвалив смекалку мавра, Марсель не стал дожидаться помощи охранников и сам спустился с коня. С наслаждением ступив на мягкую сочную траву, он отошел в сторону и теперь наблюдал за тем, как остальные готовили место для отдыха.

Отвязав от седел длинные тонкие тростины, назначение которых до сих пор было непонятно историку, они привычными движениями скрепили их между собой, образовав, таким образом, некое подобие вигвама. После этого один из охранников принес аккуратно сложенный кусок плотной материи и, развернув его, накинул на связанные прутья. Уже в следующий момент Марсель с удивлением разглядывал древний аналог походной палатки, конструкция которой показалась ему едва ли не более удачной, чем у большинства известных ему примеров из двадцать первого века.

Откинув часть материи, заменявшую дверь, Муса поставил внутрь блюдо, уже наполненное всевозможной снедью. Марсель даже не заметил, кто и когда успел это сделать. Впечатленный расторопностью охранников, он тем не менее решил, что выражать удивление не следовало, и поэтому, просто кивнув, забрался в палатку. Оказавшись внутри, тут же отметил комфортность передвижного дома — в нем с легкостью могли поместиться два человека, и им не было бы тесно. Роль окна играло отверстие в импровизированном потолке, сквозь которое поступало достаточно света. Сооружение сильно напоминало юрты, которые он наблюдал во время поездки в Казахстан, правда, сильно уменьшенную их копию. Пища оказалась вполне съедобной, и он с жадностью накинулся на нее, параллельно прислушиваясь к тому, что происходило снаружи.

— Вот скажи мне, — судя по тому, как говорил Ку-рьян, ему тоже перепало кое-что из запасов провизии, — что ты здесь забыл? Молчишь? Ничего, молчи. Я и за двоих могу говорить. Оглянись вокруг. Красиво? Народ добрый, приветливый. Приехал бы с женой да ребятишками, построил дом, живи в свое удовольствие. Руками-то работать умеешь, черненький?

— Меня зовут Муса, — откликнулся мавр, которому, похоже, надоело такое обращение.

— Пусть будет Муса, — согласился мужик. — Так ты, значит, приехал, потопчешься немного — и назад? Потом еще куда-нибудь поедешь, да? И так всю жизнь? А дом твой где? Есть он у тебя вообще дом?

— Есть, — ответил телохранитель.

— И где же?

— Далеко. Икосим.

— Что за город такой?

— Далеко.

— Заладил: далеко, далеко… И что, вернешься туда, когда служба закончится? Небось там один песок.

— Песок, — подтвердил Муса.

— Вот видишь. На кой тебе сдался этот твой Укусим?

— Икосим.

— Да какая разница? Не понимаю я людей. То в песок зароются по самую макушку, то в горы заберутся — туда, где одни камни и не растет ничего. А рядом столько земли сочной, смотри: она в руках рассыпается, кажется, будто ее есть можно!

— Ешь.

— Чего? — не понял Курьян.

— Землю. Ешь.

— Тьфу на тебя! Я, можно сказать, важные вещи рассказываю, а он зубоскалит.

Судя по наступившему молчанию, собеседники решили сделать паузу. Вздохнув, Марсель отодвинул от себя блюдо, снова надел на лицо маску и выбрался наружу. Охранники тут же вскочили, но он махнул рукой, и те вернулись на свои места. Историк понимал, что они еще не насытились, и не видел смысла в соблюдении правил этикета. Однако Муса продолжал стоять — похоже, он успел подкрепиться. Или, возможно, ему надоело общество Курьяна, и он решил сделать вид, будто слишком занят своими прямыми обязанностями. Подойдя к начальнику, сказал:

— Обещание. Слово дал. Помнишь?

Не понимая, о чем идет речь, Марсель тем не менее кивнул. Мавр несколько секунд смотрел на него в упор, причем в его взгляде читалась откровенная неприязнь. Затем лицо телохранителя приобрело прежнее непроницаемое выражение, и он отошел в сторону. Этот случай не понравился историку, и теперь он размышлял о том, как выяснить, в чем состояла суть договоренности между Кириллом и Мусой. Спросить напрямую? Опасно — мавр мог заподозрить неладное. Попросить Курьяна разузнать? Вряд ли солдат доверится болтливому мужику, особенно если это касается чего-то личного. Оставить все как есть и надеяться, что ситуация прояснится сама собой? Ничего другого не оставалось. Пока он размышлял, Муса успел отдать распоряжения подчиненным, и те, сложив остатки пищи в дорожные сумки, разобрали палатку и теперь прикрепляли ее составные части к седлам. Наблюдая за Курьяном, историк заметил, с каким любопытством тот следит за всем этим процессом, — Марсель был почти уверен в том, что рано или поздно его друг попытается смастерить что-нибудь подобное своими руками. Что ж, бог в помощь, улыбнулся он.