— А морали нет никакой, — поморщились с пульта контроля жизнеобеспечения. — Составляем рапорт о происшествии, прикладываем список предпринятых мер, подписываем, если понадобится, всей командой. И, сохраняя спокойствие, плывём к спасательному шаттлу.

Тимея Лукач не шибко нравилась Абрахаму. Да что говорить, она в принципе была достаточно неприятной тёткой. Создавалось даже впечатление, что об этой своей репутации женщина была хорошо осведомлена. И поддерживала её всеми средствами — в том числе не идущей к вытянутому лицу короткой чёлкой и манерой густо душиться в замкнутой экосистеме корабля. Но сейчас она была права.

Хоть эта правота и безотчётно раздражала.

Юпитер на экранах кипел. Со стороны кресла старшего помощника вдруг донёсся полувсхлип-полустон. Абрахам поймал себя на иррациональном желании: броситься, обнять, утешить… Удержала только субординация — вернее, её остатки.

— Это я… — вздрагивала плечами Ульяна. — Это всё я… Решила, дура, сэкономить топлива на разгоне. Понадеялась на гравитационный маневр. Так бы повисели пару дней на стационарной, позубоскалили на тему оплачиваемых простоев… А теперь…

— Наилюбезнейшая милсдарыня, вам бы там охолонуть, — раздалось ворчливое по громкой связи. — Если кто здесь и виноват, так это ваш покорный слуга Нико. Где же я эту барбухайку не доглядел… Кэп, мы с дронами ещё сунемся?

— Отставить, — напевно скомандовал тот. — Вы слегка зарываетесь, дорогие мои негодяи. Я тут пока ещё капитан. Значит, сам несу полную ответственность. За всё. Тим, составь рапорт. Джейн, проконтролируй. Инициатива наказуема, дамы. А я всё равно собирался на пенсию…

На последнем слове голос всё-таки дрогнул. Абрахам, почти не оглядываясь, ощутил, как следом дрогнули все присутствующие. Даже из машинного донёсся акустически невнятный, но эмоционально конкретный звук.

Тогда он закрыл глаза. Прислушался. Юпитер пел всё ближе. Где-то на Луне люди уже ждали эти килотонны водорода. Земля строила новые корабли. Система становилась тесна, и человечеству необходимы были ресурсы.

Абрахам оттолкнулся от пилотского ложемента. Завис посреди рубки, придерживаясь за леер ступней. И пробормотал:

— Э-э-э. Капитан. Кажется, у меня есть идея.

Тот, казалось, не расслышал, глядя куда-то в сторону. Потом качнул длинными изящными пальцами:

— Внемлю весь и целиком.

Краем уха слушая, как аккуратно сморкается Ульяна, гнусаво благодаря Тимею за гигросалфетку, карго-мастер газового танкера «Фархад» выпалил на одном выдохе:

— Я могу перенести корабль к Земле.

В наступившей тишине почти музыкально журчала вентиляция. Ближайшее кресло скрипнуло. Старик сложил руки на груди и посмотрел на Абрахама с интересом.

— Эйб, я не доктор. Я не умею, знаешь, мягко и с участием. Чтобы больной не волновался и не пучил глазья, вот это вот всё… Скажи, будь добр: дело в алкоголе — или в тесноте? Давай, не пугай старого ниггера, колись.

Он знал, что так будет. Он знал, что будет именно так. Он проигрывал этот диалог в голове каждый раз, сотни раз, тысячи раз. Но всё равно не был к нему готов.

— Уф-ф-ф… — сжимать губы и улыбаться одновременно выходило немножко неудобно. — А если я покажу?

— Покажешь — что? — прошептала Тимея. Ульяна лежала в кресле молча, и только её огромные глаза круглились всё сильнее и сильнее.

— Это.

Абрахам вздохнул. Посмотрел вокруг. Пожал плечами. И исчез.

А потом появился. Секунд через пять, в другом конце рубки, с планшетом, который вечно забывал — в держателе, в своей каюте. Развёл руками и наморщил лоб.

— Это, — повторил он.

Ещё через мгновение тишина в рубке порвалась криками. Тимея яростно крестилась и пыталась отчитывать экзорцизм на латыни. Пилот, имя которого никто не мог толком запомнить, тыкал пальцем и восхищённо матерился. Из динамиков доносилось недоуменное. Ульяна стонала, схватившись за голову.

Только Старик молчал.

Когда все выдохлись, он вывел на головной экран таймер обратного отсчёта. И со значением посмотрел на Абрахама. Тот цыкнул зубом:

— Вы только не думайте, что мне было просто… Ну, признаться. Я эти фокусы не каждый день и не в цирке показываю.

— Вопрос не в том, фокусы ли это, — капитан продолжал оставаться флегматичным и расслабленным. — Физика, дьявольщина, Божий дар или яичница. Эйб, ты, может быть, не спасаешь наши жизни. Но смахиваешь неотвратимый образ банки с вазелином с моего внутреннего взора. Это как пить дать. Кстати, я бы выпил.

«Груша» оторвалась от пояса Ульяны и пролетела через рубку. Потом перекочевала к Тимее. Потом руку протянул пилот. Абрахам на предложение помотал головой.

— Не сейчас. Но мне потребуется что-то вроде официальной бумаги, кэп. Вы же представляете, как там все возбудятся…

— О, я представляю, Эйб, — Старик дёрнул подбородком. — У меня хорошее воображение.

— Д-д-да уж, — на всякий случай ещё раз перекрестившись, прохрипела Тимея. — Фишер, вы страшный человек. Я имею в виду, в своей отваге.

Абрахам снова наморщил нос и взял наконец «грушу» за бока.

— Все комплименты потом. Сейчас мне надо будет сосредоточиться и расслабиться одновременно. Корабль большой, а я только на шаттлах практиковался. Ну, в учебке. Тайком.

— Практиковался он… — фыркнула Ульяна, проверяя ремни. — Мы что, всерьёз это обсуждаем? Да, всерьёз. Уля, поздравляю: ты тоже сошла с ума. Больно будет?

— Нет, — отрезал Абрахам. — Никто ничего не заметит. Всё, дайте минуту.

— Даже тридцать минут, — капитан кивнул на таймер. Остальные покладисто замолкли, и только по громкой связи всё пытался прояснить ситуацию Нико. Щёлкнул тумблер. Голос механика стих.

Юпитер пел и кипел. Огромные массы вещества циркулировали прямо за обоими корпусами «Фархада» — в каких-то тысячах километров. Абрахам ощущал это движение ясно, как собственное дыхание. Он всегда его чувствовал — так же как и вращение Земли, и прецессию Луны, и пульсацию Солнца. Он всегда слышал, что творится в газовых танках — перевес или недогруз. Он всегда знал, когда кто-то подходит сзади — или даже подплывает в тиши невесомости. Он с детства был таким, умел такое, изучал такие вещи.

Сейчас настала пора заявить о себе вслух. Сказать миру правду.

Отхлебнув из «груши», Абрахам Фишер вытянулся в струнку, раскинул руки, мысленно обхватил ими металлопластовую тушу корабля…

И поволок.

***

Журналист выглядел голодным и целеустремлённым, словно койот за ограждением курятника. Его коллеги сидели смирно, придавленные политесом пресс-конференции, но видно было, что в глубине своих строгих костюмов они готовы напрыгивать и рвать. Судя по блеску AR-линз, многие уже готовили панчлайны и хуки для пылающих свежестью статей. Абрахам смог бы угадать девять из десяти заголовков.

— Скажите, господин Фишер, что вы чувствовали? Вам, наверное, нелегко далось это решение?

Камера на плече репортёра подработала кронштейном и выдвинула объектив, видимо, беря крупный план. Господин Фишер послушно смутился и тихо, но внятно произнёс:

— Знаете, с одной стороны, да. А с другой — ну я же не мог подвести ребят.

«Ребята» дежурно улыбались. Специальной, отработанной с пиарщиками компании гримасой скалили зубы. Все, кроме Старика; тот не сменил своей мечтательной полуухмылки.

— Что чувствовал… Сложно припомнить, — продолжал Абрахам. — Страха не было, наверное. Но пупок чуть не надорвал, это факт.

Зал с готовностью грохотнул. Шутку ждали. Бравый молодец-пустотник, рослый, привлекательный — такой не мог не пошутить в узнаваемом, простоватом армейском духе. Журналист прикинул количество оставшихся вопросов и решил зайти с козыря:

— И всё-таки. Как вы это проделали? Как вы в принципе это делаете?

— Не знаю, — убедительно повёл плечами Абрахам. — Беру и делаю. Слушаю мир, смотрю из точки «а» в точку «бэ». И шагаю.

С заметным огорчением на лице репортёр опустился обратно — на не успевшее остыть сиденье. Остальные тут же подскочили и начали махать маленькими белыми табличками. На них были названия представляемых изданий — и цифровые метки с аккредитацией. Представитель компании, сидящий слева от Абрахама, покосился в планшет и ткнул пальцем.