- Пламенные речи сотрясают только воздух и уши собеседника. Можешь добавить сюда и Троцеро.
- Твоего пророка?
- Я заразил его вирусом и тем самым убил. День его смерти точно указывал на дату моего рождения. Правда, эффектно придумано? У тебя нет сил тягаться со мной. Ты погибнешь.
- Я попробую.
- А сказали ли тебе твои обожаемые Хранители, что плотность потока времени в Храме намного превышает норму? Думаю, ты и сам почувствовал сопротивление при ходьбе? – Баалин порылся в складках одеяния и выудил небольшой прибор со шкалой. – Штука Хранителей, - объяснил он. – Вот, посмотри, - он повернул устройство и Винклер увидел, что стрелка на нем стояла далеко в красной зоне. – Знаешь, что это означает? А то, попробуй один из нас применить оружие, или переместиться во времени, и предсказать дальнейшие события не смогу даже я, несмотря на весь свой опыт. Может, сразу отправимся на тот свет. Что скажешь, боец?
- Тогда, будем драться не здесь, в другом месте, и пусть только один выйдет победителем.
Баалин вздохнул.
- Я сделал, что мог. Ты здесь вроде как гость, выбирай место.
Рип подумал.
- Земля! – неожиданно предложил он. – Планета прародительница.
- Прекрасный выбор, - ухмыльнулся Баалин. – Худшего для себя ты просто не мог сделать. Моя любимая планетка, итак – Земля…
Не успел Баалин договорить, как светящийся вихрь закружил обоих людей…
Следователь по особо важным делам, капитан НКВД Гуров в очередной раз промокнул мокрым от пота платком лоб и шею.
В подвале было очень жарко. Особенно в этой комнате – в соседней размещалась кочегарка.
Гуров подумал и ослабил еще одну пуговицу гимнастерки, обнажив вялую, покрытую черно-седой растительностью грудь.
- Ну что? – капитан склонился над скорчившемся в углу человеком.
Несчастный лежал в луже собственной блевотины, перемешанной с кровью. Некогда новая гимнастерка с сорванными петлицами, нашивками и вырванным «с мясом» клоком материи справа, где обычно крепился орден, сейчас была вся изодрана и также забрызгана кровью и еще черт знает чем.
- Ты будешь говорить, собака!
Старший сержант Хмара непроизвольно вздрогнул от этого голоса. Он еще никогда не видел своего начальника таким. Даже шрам, длинный шрам красной полосой пересекающий левую половину лица капитана, как он утверждал – след белогвардейской шашки с гражданской, сейчас побледнел, белой линией гуляя по лбу и, минуя глаз, опускаясь на щеку.
- У нас и не такие говорили!
Лежащий на полу с трудом разлепил разбитые бесформенные губы и попытался плюнуть в лицо капитану. Слюны у него не оказалось, сил тоже. Но изо рта вылетел темно-красный, почти черный сгусток крови и угодил в неосмотрительно приблизившееся лицо Гурова.
Капитан взревел, да так, что бедный Хмара сжался в комок, хотя вроде бы врагом народа был не он.
- Сержант! – повернул к нему свое перекошенное лицо с красным плевком на лице командир. – Поработай над ним!
Хмара – простой хлопец из украинской глубинки - неохотно почесал огромные кулаки. Когда он поступал на службу «за советску владу», то не думал, что ему придется заниматься такими делами.
Он медленно подошел к допрашиваемому. Несмотря на показное мужество, Хмара не без удовольствия отметил, что «клятый враг» сжался в комок.
Если бы сержант в этот момент обернулся и взял на себя смелость посмотреть на командира, он был бы поражен произошедшим метаморфозам. Лицо того, как бы слегка вытянулось, щеки округлились, да и сам он… стать, манера держаться неузнаваемо и стремительно менялись. Сквозь облик капитана расплывчатыми контурами проступал другой человек, выше, шире в плечах, властнее. И только шрам, неизменным связующим звеном, оставался на месте. Но Хмара не обернулся, и все это осталось только между капитаном и узником, лежащим к капитану лицом.
Парень уже занес похожий на кувалду кулак, примериваясь к почкам допрашиваемого. Властный голос от двери остановил его.
- Стойте!
Юноша удивленно обернулся. Кто мог помешать их работе?
- Капитан Гуров? – вошедший сделал шаг к ничего не понимающему следователю. В коридоре маячило пару человек в форме и фуражках с красными околышами.
- Да, это я, - опешил капитан. – В чем дало?
- Пойдете с нами, - тоном, не терпящим возражений, ответствовал вошедший.
- Да, но… у меня допрос…
- Придется отложить.
- В чем меня обвиняют? – шрам побледнел, но уже по другому поводу.
- А с чего вы взяли, что вас в чем-то обвиняют? – прищурил глаза вошедший. – Пройдемте, там вам все объяснят.
- Но я…
Потеряв терпение, незнакомец кивнул одному из сопровождающих, тот ловко подскочил к опешившему капитану, казалось несильно, ударил его в поддых. Оценив мастерство, Хмара крякнул от удовольствия. Гуров сложился пополам.
Подоспевший напарник подхватил скрюченного капитана, и они вдвоем потянули его к двери.
- А вы, - у дверей незнакомец обернулся, отчего Хмара внезапно и бесповоротно пожалел, что не остался отстаивать советскую власть в собственном селе, - проводите товарища полковника, - он кивнул на едва живого допрашиваемого, - пусть его приведут в порядок, помоют и пригласите к нему доктора.
Развернувшись на каблуках, военный вышел.
Опешивший Хмара потоптался на одном месте. Он спохватился и заботливо наклонился к лежащему.
- Товаришу, полковнык…
Бывший подозреваемый странно посмотрел на сержанта, затем перевел взгляд на дверь, за которой исчезли «гости».
- Ну что, Клаус, как видишь, я тоже умею играть в эти игры…
Бедный сержант ничего не понял, но также покосился на дверь. «Наверное, бредит», - мелькнула мысль. Ему показалось… что-то сверкнуло… позади… внизу… Он перевел взгляд на полковника. Тот, кажется, потерял сознание. «Господи боже, абы ж не помер», - подумал истинный атеист Хмара и бережно, словно девушку, подняв тело арестанта, понес его к выходу.
Они тащили капитана Гурова по коридору. Тот брыкался, что-то выкрикивал, затем… неяркая вспышка… но, тем не менее, на некоторое время она затуманила зрение, и военные остановились. В тот же миг тело арестованного повисло у них на руках.
- Чего встали! – прикрикнул подоспевший командир.
Военные переглянулись. И правда. Чего? Да еще и этот, сознание потерял что ли?
***
Гордый в существе своем
Стоит город Теночтитлан
Здесь ни один не боится умереть в войне,
Это наша слава
Это наша власть,
О, дарующий жизнь!
Он был сыном вождя племени Тотонаков. Его захватили в плен около месяца назад, во время неудавшегося покушения на правителя Теночтитлана - Монтесуму-Шакойцина.
Сейчас он шел из города в сторону Храма Звезды.
Солнце - красноликий Тонатиу - уже подходил к подземному миру, предвещая начало ночи, поделенной пополам, ночи праздника нового огня, ночи, наступающей один раз в 18 980 дней.
Рядом неспешно двигались достойные горожане и жрецы огня в праздничных одеждах.
Они уже миновали два района-мейкоотль и сейчас двигались в третьем, через квартал-кальпулли мастеров по украшениям из перьев.
Жители, ремесленики-масехуали вывалили из домов, с любопытством глазея на процессию. Некоторые, в ожидании действа, даже забрались на крыши домов, дабы лучше видеть храм и все происходящее на нем.
Люди молчали, и только вездесущие собаки веселым лаем сопровождали идущих.
Тлаошиутль отметил, что среди зрителей не было ни одной женщины. Заботливые мужья и отцы заблаговременно заперли их, дабы в священную ночь те не превратились в свирепых зверей, пожирающих людей. Тлаошиутль мысленно пожелал им этого.
Юноша посмотрел на небо. Науи Олин уже зашел, и постепенно на небе начали зажигаться созвездия. Тлаошиутль поискал глазами и нашел группу звезд Тианкицли. Как только они пройдут определенную точку…
Жертвенник представлял собой обыкновенный камень, украшенный резьбой. Четыре жреца уложили Тлаошиутли на него и замерли, удерживая руки и ноги юноши. Взоры их были устремлены на небо.