12|10|1992
день
Все занятия в институте сидел как на иголках. Нервничал — страшно. Ну а кто бы на моём месте умудрился спокойствие сохранить? Мы ведь не просто в убийство вляпались, на месте преступления побывав, что само по себе уже паршивей некуда, мы ко всему прочему ещё и лишились человека, который бизнес Гуревича прикрывал. Пусть там какой-то Эдуард Константинович остаётся, только получится ли на него выход найти? И не переиграют ли под это дело условия сотрудничества?
Хотя, если разобраться, — плевать. На всё плевать, лишь бы опера нами не заинтересовались. Вся надежда на то, что Андрей и в самом деле нигде отпечатков пальцев оставить не успел. Сам он был в этом уверен, а я вот — нет. И оттого на душе скреблись кошки.
Именно из желания узнать последние новости первым делом после занятий я и поехал в «Ручеёк». А там ещё на подходе заметил припаркованную на тротуаре «буханку», рядом с распахнутыми задними дверцами которой ёжились на холодном ветру Дима Воробьёв и Андрей Фролов. У меня как-то сразу от сердца отлегло.
Я подошёл, поздоровался, и челнок страдальчески закатил глаза.
— Ещё один!
— Не понял? — насторожился я.
— Да ну его! — отмахнулся Андрей. — У тебя как?
Подтекст вопроса был предельно понятен, и я поморщился.
— У меня-то нормально. У тебя как?
— Всё ровно. Потом поговорим.
— Вы о чём? — насторожился Воробей.
— О своём, о женском, — отмахнулся я. — Дим, так ты чего там глаза закатывал? «Ещё один» — это к чему вообще было?
— Да никто уже «носки» не носит! — огорошил меня неожиданным заявлением Воробей. — Вы бы ещё «петушки» нацепили!
— А чем тебе «носки» не нравятся?
Ночью уже подмораживало, и сегодня я решил не ограничиваться капюшоном ветровки, а надел круглую вязаную шапочку, синюю с красной надписью «Hockey», которые именовались «носками» за сходство в написании этих двух слов. Андрей был точно в такой же, оно и неудивительно — до нашего призыва в армию моднее головного убора у пацанов просто не было. Норковая формовка разве что крутизной превосходила, но это уже для взрослых и богатых.
— Это всё вчерашний день, пацаны! — заверил нас Воробей, который стоял на холодном ветру без шапки вовсе. — Знаете, что сейчас в Москве носят? Зырьте!
Он нырнул в нутро буханки и вытянул оттуда картонную коробку, забитую чёрными вязаными шапочками.
— Какие-то они стрёмные, — засомневался Андрей.
А вот я взял одну и обнаружил, что у этой шапочки не просто толще и плотней вязка, она ещё и сложена из двух слоёв. А если расправить их в один, то окажется полностью закрыто лицо.
— Прикольно! На подшлемник похоже. Дюша, можно дыры прорезать и обметать — маска получится.
Воробей снова закатил глаза, а вот Андрей отнёсся к моим словам серьёзно и в свою очередь растянул одну из шапочек, натянул на голову и выставил перед собой руки.
— И в жмурки играть можно!
— С кем я связался?! — простонал челнок. — Детский сад, штаны на лямках!
Я вернул шапке первоначальный вид и заменил ей свою.
— А нормально. И теплее «носка» будет. Сколько хочешь?
— Триста семьдесят.
Деньги у меня были, не было никакого желания их тратить.
— За триста отдашь?
— Серый, только для тебя — триста пятьдесят.
— А если пятнадцать возьму и рекламу тебе сделаю? Ты ж их сразу партию, поди, закупил, так? Теперь сбывать надо, сам же говорил: «товар-деньги-товар»!
Воробей озадаченно склонил голову на бок.
— Рекламу — это как?
— Крутым пацанам их сдам, но там на всех не хватит — расскажу, где купить можно.
— Это каким крутым?
Я не стал делать из своих намерений секрета, сказал:
— В боксёрской секции покажу. Если выгорит, то у тебя в пять минут все шапки разойдутся.
— Так я и сам могу! — решил Воробей.
— Дима, ну кто ты и кто они, а?
— В смысле? — вроде как даже обиделся челнок. — Серый, ты совсем, что ли?
— Ты, Дима, барыга. А они там уже через одного бродяги. Тебя не только разденут, ещё и крышевать захотят.
— Но вы же… это…
— Мы — это да. Только предлагаю до этого не доводить.
Воробей ненадолго задумался, потом принялся выкладывать шапки из коробки.
— Пятнадцать возьмёшь?
— Да, остальных к тебе отправлю.
— Тогда по триста двадцать уступлю.
— Хорошо и мою тоже посчитай.
Челнок так и сделал. В итоге я набил сумку под завязку, а одну шапочку сразу протянул Андрею.
— Возьмёшь?
Тот кивнул.
— Триста двадцать с тебя.
— Серый! — возмутился Воробей. — Ты же о рекламе говорил!
— Дюша у нас лидер зоопарковской группировки. Считаешь, это не реклама?
Пацаны уставились на меня круглыми от удивления глазами.
— Ты накурился, что ли? — даже уточнил на всякий случай Андрей.
Я рассказал о нашем новом фирменном наименовании, тогда заржали так, что прохожие коситься начали. Андрей отсчитал мятые банкноты и протянул мне, я указал на Воробья. Тот принял деньги, кивнул и сказал:
— Я тогда за них четыреста цену заряжу.
— Хозяин — барин, — пожал я плечами и спросил: — Колготки тёплые нужны. Есть?
Воробей даже не потрудился скрыть широкой ухмылки.
— Серый, ты меня пугаешь, — с деланной опаской произнёс он после этого. — Или они тебе тоже в качестве маски нужны? Но на фига тогда тёплые, обычные бери!
— Дошутишься, — усмехнулся я. — Зинке хочу взять, чтобы ничего себе не застудила.
Челнок на миг задумался, потом порылся в запасах и протянул три разных упаковки, и я озадаченно повертел их в руках, не в силах сделать выбор.
— Дюша, в салоне кто дежурит?
— Анька.
Я только вздохнул. У Яны мог бы всё о чулках выспросить, а тут облом, даже разговаривать не стану. Но определился как-то, тогда Воробей спросил:
— Шапки на реализацию берёшь?
— Ага, — подтвердил я и поинтересовался: — А где все?
— Рома за жратвой в гастроном побежал, Костя с Евгеном сахар фасуют, — подсказал Андрей и ткнул меня в плечо. — Отойдем?
К «буханке» как раз подошли две женщины, и мы сделали вид, будто не хотим им мешать, встали метрах в десяти от машины.
— Что там с Головиным? — сразу решил я прояснить самый важный для себя вопрос. — Взломали вчера дверь? Нашли его?
Андрей кинул.
— Я с Гуревичем пообщаться успел, его в милицию с утра тягали. Говорит, предварительная причина смерти — сердечный приступ. Не выдержал мотор, когда утюгом приласкали.
— Легко отделался, — сказал я и поёжился. — Что ещё говорит?
— Особых зацепок нет. Соседи на белую «девяносто девятую» внимание обратили, долго у подъезда стояла. Но номеров никто не запомнил. И ещё два молодых человека бандитской наружности там крутились.
Я указал сначала на себя, потом на приятеля, и Фомин подтвердил:
— Ага, нас с тобой кто-то срисовал. Но лиц не видели, даже фоторобот не составляли.
У меня немного отлегло от сердца, но сосать под ложечкой не перестало.
— Что по версиям? Это наезд или попытка ограбления?
Андрей только пожал плечами.
— Непонятно пока. Я спрашивал, Гуревич ничего конкретного не ответил. К нему пока никто не подкатывал, работаем в прежнем режиме. И он по сахару сказал ускориться. Бери больше, кидай дальше. Прям как в армии.
Я увидел направлявшегося к нам от гастронома Сашу Романова и кивком указал на него, замолчали. Рома подошёл, посмотрел на меня, перевёл взгляд на Фролова и вдруг спросил:
— Пацаны, вы где такие шапки надыбали?
— У Воробья.
— О, тоже хочу!
По случаю холодов он надел тёмно-синий «петушок» с надписью «Adidas», который в отличие от наших «носков» не выдерживал с лыжными шапочками никакого сравнения.
— Скидку у него требуй, — посоветовал Андрей.
— Само собой! — фыркнул Рома и покачал матерчатой сумкой. — Время обедать!
В мебельный салон мы не пошли, разложили немудрёную снедь на пассажирском сиденье буханки, стали полукругом, нарезали заныканным в машине ножом батон и колбасу, разломали пару плавленых сырков «Дружба».