Он терпеливо переждал этот смешной приступ сугубо девчоночьей слабости, умиротворенно гладя меня по волосам.

– Успокойся, Наследница. Никто ничего не знает, а прошлое уже не переделать. Остается одно – по-своему переиграть будущее!

– Как в шахматах? – робко и вопросительно улыбнулась я, шумно сморкаясь в поданный им платок.

– Именно! – довольно подмигнул чародей. – Превратившись из пешки в королеву! Полагаю, в подобных партиях мы с тобой всегда думали заодно. Помни, боги создали вас с Арденом друг для друга и в каждом из вас воплотили судьбу другого. Вы пришли в наш мир не просто так и просто так из него уже не уйдете. Вы пара! Прими это как данность, Йона, ибо полюбить кого-то другого ты уже не сможешь…

– Даже если захочу? – строптиво вскричала я, протестующе сжимая кулаки.

– Даже если захочешь, – философски кивнул маг. – Не стремись обмануть себя, девочка моя. Это глупо и бессмысленно… Ведь великая любовь требует от нас великих жертв…

– Откуда ты знаешь? – Я недоверчиво распахнула мокрые ресницы, не решаясь подумать, что этот мудрый мужчина мог пасть жертвой обычной земной любви.

– Знаю! – слабо, с отблеском давно отболевшей душевной муки усмехнулся он. – Но Эврелика любила Арцисса…

Я тихонько охнула и невольно сделала шаг назад, уклоняясь от его взгляда, полного черного отчаяния, не имеющего срока давности. Да, эльфы влюбляются лишь однажды, раз и навсегда…

– Прими любовь, – повторно посоветовал он. – Смирись. Тогда ее легче отдавать.

– Не утешай, – прервала я напряженным от внутреннего волнения голосом. – Твои решения и пожелания ровным счетом ничего для меня не значат. Ни твоя, ни их указка! – Я намекала на остальных членов совета, ждущих нашего возвращения, для того чтобы скрепить свершившуюся церемонию обязательным бокалом вина. – Я уже многократно напоминала себе, что боги наложил на меня зарок: не делать того, к чему меня понуждают другие! Ни ты, ни отец, ни судьба, ни с некоторого времени и сама смерть. Все предопределено изнутри меня самой. Мной. Нет, нами самими: моей любовью и разумом. Предопределено тем выбором, который мне однажды предстоит сделать. Я это чувствую, я это знаю! Да, судьба завязала со мной игру, любовную и роковую. Но я не изменю самой себе и не изменю своему долгу… Не изменю только что данной клятве. Ведь мы с Арденом оба такие, какие есть. И мы очень похожи: не умеем ни прощать, ни просить прощения у кого-либо, помимо своей совести. И никакая, даже самая сильная любовь этого уже не переменит. Не переменит и того, что не могу я взывать о пощаде для нас ради счастья и ради самой жизни своей. И если предстоит выбирать, то я не пойду на поводу у любви или эгоизма. Я выберу мир. Выберу смерть, а не жизнь!..

– Не жизнь? – Лаллэдрин бережно провел рукой по моему лицу, стирая слезы. – Ты уверена в правильности своего выбора, девочка?

– Уверена! – без малейшей тени сомнения ответила я, ибо уже знала, какой именно выбор совершила когда-то Эврелика. Она отдала предпочтение не Арциссу, а Лаганахару. И кажется, я уже предчувствовала, какой выбор вскоре предстоит совершить мне самой…

Лаллэдрин прищемил мой подбородок пальцами, приподняв лицо.

«Смотри-ка, а росту в ней не так уж много, как мне только что почудилось! – прочитала я в его глазах. – Откуда же ты черпаешь силу, девочка? И такая пигалица еще свою судьбу подстрекает?.. Ну дела-а!»

– Пойдем в зал, – предложил он, справившись с обуревающими его эмоциями. – Пока клятва верности не скреплена чашей вина, она считается недействительной.

– Сейчас, – уже намного спокойнее откликнулась я. – Дай мне пару минут, я хочу привести себя в порядок.

– Хорошо, – улыбнулся он, снисходительно принимая мои чисто женские капризы. – Жду тебя в зале! – Дверь за ним захлопнулась.

Я огляделась, укрылась в оконной нише, затемненной тяжелыми бархатными драпировками и, смотрясь в стекло, попыталась стереть некрасиво расплывшуюся позолоту, нанесенную на мое лицо. Забери ее Тьма, эту придворную моду! Платок непослушно скользил по помаде, не стирая, а еще больше размазывая…

– Отдайте бокалы мне! – Громкий голос королевы Эвники отвлек меня от нудного занятия. Я осторожно заглянула в просвет между портьерами и увидела саму королеву, забирающую поднос с бокалами у благоговейно склонившегося перед ней слуги. – Вы свободны, любезный! – Она милостивым жестом отпустила радостно заспешившего прочь мальчишку, а затем, вместо того чтобы пройти в зал, почему-то поставила поднос на подоконник, совсем рядом со мной.

Я замерла, преисполненная нехорошего предчувствия, не смея даже дышать. «Что она задумала?» – крутилось в голове.

В это время королева простерла над подносом руку, неожиданно приобретшую вид страшной серой лапы, и уронила в каждый бокал по капле темной жидкости, выкатившейся из-под ее когтей и мгновенно растворившейся в вине. А потом как ни в чем не бывало королева снова подхватила поднос и уверенной походкой отправилась в зал…

Я до крови закусила губу, боясь выдать себя неосторожным вскриком. Мысли путались, наслаивались одна на другую, но постепенно выстраивались в четкую линию, обретая ясность и завершенность. Вопросы ушли, сменившись ответами! Сбежавшая гхалия, темная тень за шалашом королевы, странное поведение Эвники, точно такая же темная тень в храме, убийство привратника, приписанное мне… Да, теперь я уже не сомневалась…

Я успела вихрем ворваться в церемониальный зал и коротким, злобным жестом выбила бокал из руки отца, уже готовившегося отпить отравленное вино.

– Это яд! – обличающе закричала я, повергая в шок всех собравшихся. – Не пейте принесенное королевой вино!

– Ты возводишь поклеп на мою мать? – взбешенно взвизгнула Эвридика, обнажая кинжал и направляя его на меня. – Дрянь! Как ты смеешь? Недолго же ты соблюдала только что принесенную клятву верности!..

– Она не твоя мать и не королева… – начала я, но вдруг стоящий за моей спиной Лаллэдрин разразился ликующим понимающим смехом. Он ловко отпрыгнул назад и сдернул огромный черный чехол, прикрывающий одну из стен зала.

Поминальное полотнище с шорохом упало на пол, открывая светлую плоскость хрустального зеркала, в которой мелькали и дробились наши перекошенные от ужаса лица…

Королева отчаянно завыла, пытаясь прикрыться руками, но прятаться стало уже поздно, ибо в стекле неожиданно отразилась отнюдь не прежняя прелестная женщина, а ужасное чешуйчатое чудовище, в чьих темных глазах клубился хаос, наполненный неуемной жаждой крови.

Эльфы испуганно замерли, уподобившись прекрасным беломраморным статуям. Рыча от ярости, я прыгнула вперед, рукой привычно нашаривая рукоять Льда, должную находиться на моем правом бедре. Но пальцы встретили только складки скользкой холодной парчи, и ничего более… Тьма, я и забыла, что, согласно традиции, пришла в этот зал без оружия! Как говорится, стоит только примириться со временными неприятностями, как они тут же становятся постоянными! Тогда, гневно помянув безалаберных эльфов, я резко мотнула головой – и моя тяжелая прическа распалась на десятки тонких косичек (каждая из которых оканчивалась медным наконечником), хлестнувших точно по лицу противостоящей мне твари.

Видимо, удар получился весьма болезненным, ибо чудовище, укравшее внешность королевы, не устояв на ногах, шатнулось и завалилось назад. Гхалия всем корпусом ударилась о предательски выдавшее ее зеркало, и на пол хлынул водопад из мелких стеклянных осколков. Понимая, что ее притворство раскрыто, тварь стремительно меняла облик, являя нам свою истинную суть, отвратительную до омерзения.

Тощее тело гхалии покрывала крепкая чешуя, пробить которую вряд ли смогли бы дерево или железо. Угловатую фигуру маскировали складки естественного кожаного покрова, защищающего плоть лучше любой кольчуги. Она не нуждалась в оружии, ибо огромные изогнутые, словно ятаганы, когти заменяли мечи и копья, наделив чудовище способностью наносить противнику страшные и, подозреваю, смертельные раны. Я также догадывалась, что гхалия отлично видела в темноте, не горела в огне и не тонула в воде. Она не знала ни любви, ни жалости. А если и были у нее уязвимые места, то о них не ведал никто… Никто? Но разве так бывает?..