— Возможно, — задумчиво кивнул де Вильфор. — Если хочешь спорить о моральной стороне своего поступка, то ты имеешь все основания прикрыться своими обязательствами, но твоей совести это не облегчит. О, я мог бы рассказать тебе одну чрезвычайно душещипательную историю, отлично иллюстрирующую возникновение моих моральных принципов…

— Так расскажи! — встрепенулась я, но тут мои слова прервал громкий сигнал тревоги, издаваемый цифровым уловителем колебаний. — Они нас атакуют! — возмущенно закричала я. — У них хватило сил и наглости ответить на мой удар!

— А чего ты ожидала? — многозначительно приподнял бровь мой напарник. — Думаешь, я зря распинался перед тобой, пространно вещая о балансе мести и справедливости?

Я злобно завизжала и схватилась за рычаги, бросая вертолет в крутое пике и пытаясь уйти от настигающих нас пуль. Надсадно скрипели подшипники, а лопасти винта чуть не поломали свои стальные ребра, нехотя воспроизводя заданное мною движение. И все-таки я это сумела — ушла с линии выстрела, сломив сопротивление машины, еще никогда доселе не совершавшей подобных вычурных виражей.

— Молодец! — Тристан восхищенно похлопал меня по плечу. — А ты сильная девочка, умеешь противостоять каверзам судьбы!

— Ага! — Я счастливо хмыкнула, сдувая с носа каплю пота. — Смотри, они быстро сходят с продольной линии радара, что может обозначать лишь одно: их вертолет падает. А мы тем временем спокойно достигнем Чейта…

Но повторно взвывший сигнал тревоги внезапно оборвал мое победное ликование. Замигали аварийные огни на панели управления «Акулы», оповещая о нарушении давления в правом двигателе, отказе гидравлики и резком снижении уровня горючего.

— Что за черт? — Я недоуменно уставилась на приборы. — Мы тоже падаем, но почему? Ведь нас-то не сбивали…

— Повреждение? — предположил Тристан, но я отрицательно покачала головой.

— Невозможно, ведь на момент взлета вертолет находился в идеальном состоянии… — Но тут я, совершенно, казалось бы, некстати, вспомнила злобное выражение лица Элоизы, старающейся незаметно выскользнуть из комнаты совещаний, и гвоздь, подобранный мною на взлетно-посадочной площадке. Вроде бы я его так и не выкинула… Я похлопала себя по карманам и вытащила злополучную железку: длинную, довольно толстую и чертовски острую. Понюхала кончик гвоздя и уловила исходящий от него слабый, едва ощутимый едкий запах керосина.

— Она пробила нам топливный бак, — сообщила я делано ровным голосом, — твоя проклятая невеста! Причем это была сознательная и целенаправленная диверсия!

— Элоиза? — Тристан восторженно рассмеялся. — Браво, ревнивица! Не ожидал подобного поступка от этой тихой малютки, но заметь — ее мстительное поведение тоже идеально укладывается в мою теорию.

— К дьяволу твои теории! — взбешенно заорала я. — Мы падаем!

Тристан ослепительно улыбнулся:

— Но ведь на вертолете есть парашюты?

— Хочу тебя поздравить, — иронично уведомила я, меряя его косым взглядом, — в боевых вертолетах парашюты надеваются до момента посадки. А мы так торопились, что даже не подумали это сделать. Значит, мы разобьемся…

— Да ну? — Тристан недоверчиво хмыкнул. — Практически бессмертные стригои? Санта, тебе не кажется, что это звучит как-то неправдоподобно? — Он подмигнул мне с самым беззаботным видом. — Гарантирую, с нами ничего не случится…

— Вот и проверим! — с сомнением проворчала я. — Если твои теории верны, то умирать нам еще рано…

— Или уже слишком поздно! — невозмутимо закончил он.

Все дальнейшее произошло очень быстро. Вертолет стремительно падал, а ветер выл за стеклом так пронзительно и страшно, что разительно напомнил мне старого одинокого волка, который жалуется луне на свою невезучую судьбу. Иногда в промежутках между тучами мелькали скопления ярких звезд, со здоровым пофигизмом взирающие на разыгрывающуюся в небе трагедию. Я приложила максимум усилий, стараясь притворяться смелой и отважной, не выказывая пожирающей меня паники, но звезды открыто смеялись мне в лицо, сбивая мой кураж. Они не ведали элементарной истины: «Не так сладко жить, как горько умирать». А потом я почему-то вылетела из своего кресла и ухнула в свистящую тьму, потеряв из виду и вертолет, и Тристана. Снизу пахнуло теплом близкой земли, мимо меня пронеслась верхушка развесистой сосны, и я ощутила резкую боль, огненной спицей прошившую все мое тело. Кажется, я закричала. Обрадовалась этой боли, свидетельствующей о том, что я не умерла. Ведь мертвые не чувствуют боли и не раскаиваются в совершенных ими ошибках. А я раскаивалась.

Возможно, я уже изрядно опоздала со своими сожалениями, но ведь лучше сделать это поздно, чем никогда! Ах, если бы я остановила Элоизу еще там, в комнате совещаний. Эх, если бы я не напала на вертолет Конрада. Ох, если бы я… Внезапно в моей голове четко всплыли все доводы Тристана, и я согласилась с их объективностью. Скорее всего, такие прозрения, такие моральные трансформации происходят с нами только в момент высшей опасности. Да, он прав, сто, тысячу раз прав. Нельзя отвечать злом на зло и убивать всех подряд! Мир должен существовать и после нас, причем именно в том виде, в котором он был создан Господом. Я не желаю гибели всех людей или превращения их в тупой бесправный скот, в корм для стригоев. В их роли на земле должен найтись какой-то иной, более возвышенный смысл. Но какой? Я очень хотела бы обрести ответ на сей вопрос, но для этого я должна найти «Божий Завет» и принести его… О, нет, я не отдам его своей сестре, я верну его людям!

Боль стала невыносимой, обжигающей, словно огонь. А ведь я уже видела огонь когда-то не так давно. Я вдруг мысленно отрешилась от реальности, словно переместилась во времени и пространстве, ментально очутившись в совсем ином месте. Там тоже царил холод, а снег заметал стену каменного колумбария, тая от соприкосновения с языками всепожирающего пламени. Огонь лижет основание вкопанного в землю столба, а на костер волокут худого до изнеможения мужчину, суетливо потряхивающего неопрятными седыми волосами. На краткий миг я в последний раз встречаюсь с ним глазами и вспоминаю его имя — Симон де Монфор, вечный грешник, некогда разрушивший священную крепость Монсегюр. Обветренные губы мужчины приоткрываются в прощальной улыбке:

— Вспомни, кто ты есть на самом деле, Хранительница «Божьего Завета»! Найди «Книгу крови»! — требовательно шепчет он. — Это не сказка, Сангрема существует на самом деле. Она укажет тебе путь к вратам ада и рая!

— Найду! — потрясенно обещаю я, выпадая из прошлого и снова оказываясь в настоящее. — Но я не знаю, где она находится! — почти кричу я. — Симон, где же она? — Но меня окружает пронзительная тишина, которой нет дела до моих страданий. А если так, то, значит, мне опять придется идти вперед, разыскивая ответы на вновь возникшие вопросы. А это свидетельствует о том, что я просто не имею права умирать!

И вот на этой важной ноте я наконец-то позволила себе забыться, отправляя свое сознание в долгое небытие.

Подбитый вертолет Ми-28 горел. Пожар, начавшийся в правом двигателе, выведенном из строя точным попаданием бронебойных патронов, перекинулся на корпус геликоптера, липкими огненными язычками растекаясь по всему фюзеляжу. Температура внутри заднего отсека почти мгновенно поднялась до безумно высокого уровня, затрудняя дыхание. Всем казалось, будто они вдыхают жидкий огонь, испепеляющий гортань и легкие.

— Сейчас пламя дойдет до топливного бака, и мы взлетим на воздух! — кричал Натаниэль, прижимая к себе испуганно зажмурившуюся Ариэллу.

— Мы и так уже находимся в воздухе, дурень! — язвительно хмыкнула Оливия, не теряющая спокойствия и шустро упаковывающая в рюкзак остатки их недавней веселой трапезы. — Ты только в спокойной обстановке петушиться горазд, а как дело доходит до настоящих проблем, тут ты и пшик!

— Вот видишь, значит, родная стихия ангелов — все-таки воздух, а отнюдь не жратва! — поддел Нат.