– Всё плохо, Карл. Думаю, с неё теперь не слезут до конца дней. Они забрали ключи от машины, и один из родителей теперь вечно остается с ней до начала школы. Они даже подумывают отправить её в католическую школу для девочек.

– Вот дерьмо!

– Да! У тебя столько же шансов увидеть её, как пробраться в женский монастырь, – сказала она.

Я покачал головой.

– Как думаешь, ты сможешь пойти и повидаться с ней? – спросил я.

Марианна широко раскрыла глаза, услышав это.

– Эй, Карл, не впутывай меня в это!

– Марианна, никто тебя ни во что не впутывает. Ты просто повидаешься с ней. Вот и всё.

– Да я ни за что не пойду к ним, пока дела обстоят вот так!

– Так… как ты узнала об этом всё? – спросил я.

– Джина звонила мне в воскресенье.

– Ты же сказала она под полным арестом?

– Типа того. Думаю просто охранник смилостивился. Я знала, что её мама была рядом, потому что иногда Джине приходилось шептать.

– Отлично! Ты можешь пойти к ней домой и отдать моё письмо.

Марианна начала размахивать руками.

– Ни за что! Нет!

– Марианна, ну серьезно. Они не собираются раздевать тебя догола в обыске. Просто выцепи её наедине и передай письмо. Будет просто! – мне понадобилось всего пара минут, чтобы убедить её. Я передал девушке письмо и та положила его в кошелек. Дело сделано, мы провели остаток обеда за разговорами о её выпускном году в Лох-Рэйвене и мои планами на колледж.

Письмо было простым, коротким и по сути.

В конверт я положил украшения, что дарил ей.

Кольцо оставил себе.

Дорогая Джина,

Мне очень жаль за то, что произошло. Я надеюсь ты не влипла в проблемы, но понимаю, что это, скорее всего не так. Если у тебя будет возможность написать или позвонить мне – сделай это. Мне хотелось бы услышать тебя, но я знаю, что это будет непросто.

Я присылаю твои украшения обратно. Это подарок от меня тебе, он символизирует мою любовь. Я никогда не любил никого так сильно, как тебя, и никогда не смогу смотреть на них без чувства потери. Если ты не захочешь их носить, то я пойму. Может ты забросишь их в свою шкатулку с украшениями… и однажды, открыв её, вспомнишь то, что между нами было. У нас было нечто особенное.

Ты тоже особенная. Через пару недель я уеду, а мы разойдемся, каждый заживет своей жизнью, но я всегда буду ценить время, что мы провели вместе. Если сможешь – напиши или позвони. Всегда знай, как сильно я тебя люблю.

С любовью,

Карлинг.

Позже, я спросил у Марианны, и та ответила, что передала записку Джине, она её прочитала.

Но так никогда и не позвонила.

Я пытался связаться с Джиной на протяжении всего остального лета. Несколько раз проезжал рядом, звонил всем, кто знал Джину. Ответ был один. Они могли к ней приходить, но Джина была взаперти и, скорее всего, её отправят в церковную школу для девочек осенью. Она была расстроена, но, в общем, всё было нормально. Когда кто-то упоминал моё имя, она вздыхала и плакала, но не просила, чтобы я пришел и ничего не передавала мне. Конец. Это очевидно. Очевидно и грустно.

Одним вечером ко мне пришел Таскер. Он знал о моей квартире весь прошедший год, но никому не болтал об этом.

– Я слышал вы с Джиной расстались. Это её старик тебя так разукрасил?

– Мама тоже присоединилась, но да, папа хорошенько мне вмазал.

Я скомкано объяснил ему что произошло, хоть и упустил пару графических деталей.

– Я переживаю насчет неё. Я не могу с ней ни увидеться, ни поговорить. И никто ничего не может сказать внятного, – Закончил я.

Он тихо кивнул и подошел к моему холодильнику, схватив пару банок пива.

– А ты не думал, что это могла быть никакая не случайность? Может она всё и спланировала?

– А? Что?! – я уставился на него, с алкоголем замершим во рту.

Он пожал плечами.

– Эй, ты собираешься уехать и она не будет тебя ждать, верно? Так может вся история с родителями – это её план, чтобы вы разошлись раз и навсегда?

Я закатил глаза.

– Ты издеваешься, верно?

– Я просто предполагаю. Так что?

– Думаешь, Джина рассчитала время, чтобы сесть на моё лицо и получить кончу себе на лицо прямо в момент прибытия родителей?! – воскликнул я.

Лицо Таскера загорелось.

– Ты издеваешься надо мной, верно? Ты кончил ей на лицо на глазах у родителей? Неудивительно, что они с катушек съехали. Тебе вообще повезло выжить! Ох, чудно!

То, что я сумел скрасить вечер друга, меня не особо порадовало. Я всё думал, могла ли Джина быть настолько хладнокровной, чтобы всё это провернуть вот так? Разумеется, она не хотела, чтобы нас застали со спермой, стекающей по её лицу. Но вот чтобы просто застали… Что если она перестала следить за временем или стала похотливее, чем планировалось? Я не знал, что и думать.

Я прекратил беспокоить девушку и её друзей.

Оставшуюся часть лет я провел заканчивая обучение в Тоусоне и подготавливаясь к переезду в Трой. Я ненавижу переезжать. Ненавидел тогда и ненавижу сейчас. Я поделил все вещи на две категории – то, что я возьму с собой, и то, что я положу в склад. Я снял небольшое помещение в Тимониуме и купил много коробок. Хоть я и снимал квартиру с мебелью. за последние пару лет у меня набралось приличное количество всякого говна. Я снял помещение на год и заплатит вперед.

Переезд в общежитие был необратим.

Я мог бы позволить себе квартиру, но РПИ требовал, чтобы все первокурсники жили в кампусе, за исключением тех, у кого родители проживали неподалеку. Такого я знал лишь одного. Все остальные жили в общежитии для первокурсников, которое национальный путеводитель по колледжам назвал построенным в стиле "нео-пенитенциаризм". Это уж точно. Решетки на окнах, в нашем общежитии были все удобства Алькатраса.

Комната была маленькой, в ней уместилось два маленьких стола, две кровати и всё. Еще было два встроенных шкафа\ раздевалки, с каждой стороны двери, когда заключенные входят в клетки. Пол из линолеума и стены из кирпича дополняли очаровательную атмосферу.

Я начал упаковывать то, что собирался хранить.

С собой я забрал лишь свой верный шкафчик, миниатюрный холодильник, что я купил в местном магазине. Их можно было иметь у себя, хотя вот тостеры и электроплиты – нет. Еще я собрал пару картонных коробок с одеждой, в которую переоденусь когда приеду.

И, наконец, свою стереосистему – небольшую, но хорошую.

Остальное отправилось в склад в Тимониуме. Я позвонил Таскеру и он приехал на грузовике папы, мы всё погрузили и уехали. Это была услуга за услугу.

После выпуска он устроился на работу в бар, в Тоусоне, и еще в автомастерскую. Он въехал в небольшую квартирку в городе и мы помогали ему переехать. Четыре байкера и я, паренек из подготовительной группы.

Ну нахер, мы помогли ему, прикончили пару паков пива, дурачились и играли в армрестлинг. Пару раз я выиграл, пару раз я проиграл.

Когда мы перевезли мои вещи, то вернулись в квартиру и выпили всё пиво, вино и добили оставшуюся в холодильнике еду. Я был готов выехать к двадцать третьему августа, в четверг. Первокурсники могли начать въезжать к пятнице, двадцать четвертого. Но большинство не приедет к двадцать пятому, когда открывается столовая.

В следующий понедельник, двадцать седьмого, начнется регистрация. А затем и сами занятия, во вторник, двадцать восьмого. Моим планом было выехать двадцать третьего, провести ночь в мотеле, и быть среди первых в пятницу утром. Я хочу заселиться и распаковать все вещи к обеду пятницу. В Субботу здесь будет зоопарк! Хуже всего было то, что в РПИ почти нет мест для парковки. Мне нужно где-то встать, прежде, чем миллиард родителей и детей появится, чтобы отправить своих маленьких Джонни в школу.

Мама, Папа и Сьюзи пришли в среду, чтобы попрощаться.

Мы с папой перетащили все вещи в Galaxie. Единственной тяжестью был шкафик и холодильник. Меня позвали на ужин и постоянно осыпали объятиями и рукопожатиями. Я обещал им писать и уклонялся от вопросов когда я приеду домой. В ту ночь я спал в своей одежде на голом матрасе. Рано утром я принял душ, переоделся и засунул всё в сумку. Передал ключи хозяину и уехал.