Она улыбнулась.
– Нет, ничего такого!
– У некоторых девушек, особенно гимнасток, она может порваться сама во время определенных событий.
– Пару лет назад я упала с велосипеда. Тогда было больно и кровь шла, но я думала, что это потому что я упала, – призналась она.
– Наверное это оно.
– Значит… никаких проблем? Мы можем снова заняться любовью? – она посмотрела на увядший член и я замер.
– Дай мне пару минут, я хочу, чтобы он стал получше для тебя.
Джина охнула.
– Он становится лучше!
Боже, как же мне нравится быть шестнадцатилетним!
– Да, детка, куда лучше!
Той ночью мы занялись любовью еще дважды, и каждый раз я не торопился, трогал её тело и медленно входил в неё.
Джина открыла все радости множественного оргазма, и я осознал насколько же она громкая. Мне оставалось лишь надеяться, что не придут соседи! Мы закончили заниматься этим после полуночи, хоть никто из нас и не хотел останавливаться. Однако, нам все же нужно было помыться и отвезти девушку к родителям. Мы приняли быстрый душ и Джина переоделась. Я надел свой костюм, хоть и оставил галстук дома (Чтобы родители не были озадачены тем, что я в другой одежде). Поверх костюма влез в пальто и провел девушку до самой двери. Час ночи, родители разрешили ей сегодня остаться подольше.
Я как следует её расцеловал.
– Когда мы увидимся снова?
– В понедельник, в школе.
– Будем более конкретны. Когда мы сможем повторить? Думаю, в школе у нас с этим возникнут проблемы, – ответил я.
Джина хихикнула.
– На пару дней мы точно в пролете. Я не могу приходить к тебе в будни, а в выходные – рождество.
– Твои родители работают в неделю после рождества?
– Да! Я буду дома совсем одна! Чем же мы займемся, мне интересно?
– Я лизнул ей ухо и она мило съежилась. Если я прийду утром, то может что-нибудь и придумаем.
Джина еще раз поцеловала меня и я отправился домой.
Глава 19. Счастливого Рождества и Нового Года
Суббота, 25-е декабря, 1971 год.
В рождественское утро я подъехал домой к восьми. Еще раз я порадовался тому, что живу к югу от линии Мэйсона-Диксона. Снежное рождество звучит ужасно мило, но поверьте, это не так. Из-за снега происходит масса несчастных случаев, погибают люди. Я провел пятьдесят лет в пригороде Нью-Йорка, где шесть месяцев в году идет снег, четыре месяца стоит холод, а оставшиеся два – Июль и Август, просто пиршество для комаров, что вырастают до каких-то невообразимых размеров. Восемь футов снега – обычное дело для нашего района, а в некоторых частях штата выпадает и того больше! Куда больше!
Я прошел через главную дверь, чтобы обнаружить большую часть своей семьи. Разумеется, Сьюзи всего десять, вот она всех и разбудила. Моя мать, Нана и Сьюзи сидели в гостиной. Папа готовился к тому, чтобы готовить завтрак и только Хэмильтон сидел у себя в комнате.
Я привез с собой несколько пакетов с коробками в подарочной обертке, которые Сьюзи тут же выхватила из моих рук и разложила около дерева. Мама позвала Хэмильтона, папа тоже вышел поздороваться.
В доме Бакмэнов было несколько традиций, ёлка была одной из них. Её ставили в первые выходные декабря, и она оставалась на месте до Нового года. Когда ты покупал подарок, то должен был оставить его у дерева – священного места. Никому не разрешалось подглядывать в них заранее, под угрозой лишения подарка. Но поднимать подарки и трясти их, угадывая что внутри, разрешалось.
Когда мне было двенадцать, под деревом появилась огромная коробка адресованная мне, от Хэма и Сьюзи.
Она была большой и тяжелой, внутри что-то грюкало, врезаясь в стенки коробки. Подарок стоял в центре комнаты, так что подсмотреть никак бы не удалось. Почти месяц эта штука интриговала меня и в рождественское утро я первым же делом схватил ее и разорвал обертку. Понятия не имею, где они его взяли, но внутри находился пакет с десятью фунтами угля! Мои родители чуть не померли от смеха, а брат с сестрой были непомерно горды собой. Ладно, хорошо, они заслужили это право.
До конца своей жизни я становился центром насмешек на рождество.
Еще одной большой традицией было то, что Хэмильтон получал два подарка. Верите или нет, но этот маленький засранец родился 25-го декабря. Как правило, подарки на рождество выдавались утром, а на день рождения – вечером, за столом. Еще нужно было покупать ему именно два подарка. Никакие уловки не проходили: Нельзя было сказать, что один стоил слишком много и считается за два. Нет, один утром, второй вечером. Но оставшийся год он сидел без подарков.
Как и почти вся остальная семья. Мой день рождения был в ноябре, а родители родились в Январе.
Только у Сьюзи хватило ума появиться на свет в июне и получать подарки каждые полгода.
Как только все собрались в гостиной, Сьюзи принялась за работу, раздавая подарки, я сел на диван в ожидании своих, но ничего не получил. Ну, я знал достаточно, чтобы не волноваться, наверняка получу в конце огромную кучу подарков. Однако, спустя пару минут даже родителям стало интересно куда же делись мои подарки. Они даже сказали Сьюзи их найти. Никому и в голову не могло прийти, что их вообще нет в комнате.
Да, их здесь не было.
Под деревом не осталось ни одной коробки предназначенной для меня. Я глянул на маму с папой с приподнятой бровью, они лишь уставились на меня в ужасе.
– Где подарки Карла? – спросила она.
И наконец-то, хотя бы раз, никто меня ни в чем не мог обвинить. Папа, мама и Сьюзи начали громко обсуждать что к чему. И тогда все осознали, что молчит только мой брат, Хэмильтон. Я посмотрелана него и увидел легкую ухмылку на лице, выражение, которое полностью исчезло, когда родители начали спрашивать его, где мои подарки. Всем своим видом он показывал превосходство.
– Я не знаю, где его подарки!
Больше он ничего не сказал.
Родители продолжили всех расспрашивать, включая Хэмильтона, беседа стала достаточно громкой. Я все понял за тридцать секунд. Папа глянул на меня, когда я сказал Хэмильтону.
– Маленький ты засранец. Ты и в этот раз нагадил?
– Что такое? – спросил отец, махнув всем рукой для молчания. Он затесался между мной и Хэмильтоном.
Тот лишь невинно глянул на меня и повторил.
– Я не знаю, где его подарки.
– Нет, не знаешь… – согласился я, – Откуда тебе знать, куда они свозят весь мусор! Хотя бы раз в жизни ты не солгал. Я почти впечатлен.
Отец замер на месте, а мама охнула, не веря.
– Карлинг, немедленно извинись! Хэмильтон бы ни за что так не поступил! Он не мог!
Я просто улыбнулся.
– Очень даже мог. Всё, что ему нужно было сделать – это прокрасться сюда в ночь, когда выносят мусор, забрать подарки и спустить их вниз, а затем спрятать в мусоре так, чтобы было незаметно.
Даже отец не верил, что Хэмильтон мог так поступить.
– Невозможно! Мы бы его поймали!
– Правда? Раз я съехал, то кто теперь выносит мусор?
Я отклонился на стуле и скрестил руки. На самом деле он поступил довольно хитро. Как я и говорил, гением преступного мира он не был, но в этот раз ему удалось всё провернуть. Он взял мои подарки, засунул в мусорные мешки, и сам вынес их до мусорки. Теперь мне стало интересно, чтобы я мог получить.
Отец в ужасе уставился на меня, а затем медленно перевел взгляд на брата. Мне стало любопытно, сжег ли этим Хэмильтон последний мост в отношениях с папой. Нана сидела и ничего не понимала. Сьюзи расплакалась, потому что связала мне шарфик на рождество, Мама с Наной учили её вязать специально для этого случая. Мать продолжала отстаивать невиновность Хэмильтона.
Хэму может и сошло бы всё с рук, но он решил испытать свою удачу. Большинство преступников загоняет в тюрьму их же язык, и Хэмильтон ничем не отличался от других.
– Люди, которые здесь не живут – не получают подарков, – объявил он.
– Да, ты прав, не получают, – я встал и натянул пальто, – Увидимся, ребята.