– Говорят, что украденные поцелуи – самые сладкие. Всегда хотел узнать, относится ли это и к краденному бухлу? – я уже перекрикивал ВУП, ВУП от моторов Huey. Вот он приземлился, и я указал на него:

– ПОШЛИ!

Остальные пятеро парней подбежали под вращающиеся лопасти, закинули внутрь своё снаряжение и забрались внутрь сами. Бриско наполовину тащил меня, потому что моё колено чуть не заставляло меня вопить. Сначала он хотел усадить меня первым, но я настоял, чтобы сначала залез он. Затем я был более чем счастлив разрешить ему и Томпсону втянуть меня внутрь. Мы пристегнулись, и пилот поднял машину в воздух. Я приказал ему зависнуть в паре сотен метров над местом, а затем повернулся к Бриско:

– ДАВАЙ!

Он с ухмылкой нажал кнопку на одном детонаторе, а затем и на втором. Первым взорвался ангар, в жёлтом взрыве топлива, кокаина и аэроплана. Затем взорвалась лачуга, и от неё пошла цепная реакция к грузовику и ко складу топлива. Третий Взвод громко возликовал, и я сказал пилоту уносить нас нахрен отсюда.

Колено горело болью весь путь до дома, но это не слишком волновало меня. Я доставил своих парней домой. Каждый раз, когда кто-нибудь из них ловил мой взгляд, он показывал мне большой палец. Я просто улыбался и отвечал тем же. Я так устал, но мог продержаться ещё немного. Полёт на базу был недолгим. Ещё один взрыв ликования раздался, когда показались огни. Остальные три вертолёта были уже здесь, вместе с кучей народу вокруг одного из них. Мы приземлились и снова возликовали, а затем к нам присоединилась толпа из другого Huey. Это был весь остаток третьего взвода – кроме лейтенанта Фэрфакса, Джеральда, и также раненных и мёртвых.

Я осторожно спрыгнул с птички, и мы отошли в сторонку, пока пилот глушил двигатели. Настрой был высок, но я заставил парней немного успокоиться. Мне подтвердили, что первый вертолёт забрала группа медиков.

– Ладно, сержант, как только мы получим какой-то транспорт, я хочу, чтобы вы поместили людей обратно в казармы и устроили там. Попросите накормить их. Я направлюсь в госпиталь и проверю парней, которые там, а затем вернулись и проверю вас, ребята, и мы вместе узнаем, что в этих двух бутылках.

– Вам нужно остаться в госпитале, сэр, – возразил он.

Я улыбнулся, но покачал головой.

– Позже, сержант, когда мы увидим парней и эти бутылки. Приоритеты, сержант Бриско, приоритеты!

Вдали стали ясно видны приближающиеся фары.

– Транспорт нашёл нас, – заметил я. Кажется, к нам шли несколько полуторок и один джип.

Стояло воскресенье, 15-е, и миссия наконец-то была окончена. Мы стояли там и смотрели, как приближается колонна. Джип подъехал прямо к нам, и я смог увидеть внутри троих мужчин. Они вышли. Пассажир был очень опрятным и аккуратным майором, водитель был сержантом постарше, а сзади сидел молодой капрал. Майор поглядел на меня с большим отвращением. Я подумал, что после недели блужданий по никарагуанской глубинке я был не готов к вечернему чаю. Я был грязен, небрит и пах, словно козёл. Меня не волновало. Я просто поглядел на него.

– Капитан Бакмэн?

– Да, сэр.

– Вы арестованы, капитан! Вам вменяются в вину бунт и невыполнение приказов, – он повернулся к своим сержанту и капралу, – Взять его!

Вот небольшой совет для всех будущих начальников военной полиции – если это только возможно, никогда не арестовывайте никого перед вооружённым десантом. С одной стороны, они могут не согласиться с вашим решением арестовать их друга или лидера. С другой – могут так обрадоваться возможности избавиться от какого-нибудь мудака, что решат помочь вам восстановить справедливость! Будет куда лучше увести преступника от группы и сделать это тихо и незаметно.

Майор был начальником военной полиции, а сержант и капрал – его подчинёнными. Пока я стоял, застыв в недоверии, сержант грубо схватил меня, а капрал отобрал оба моих пистолета. Со стороны Третьего Взвода раздался громкий гул неодобрения, и несколько человек приблизились. Я даже услышал, как кто-то взводит свои М-16, отчего сильно занервничал. Кто-то должен был что-то сделать, пока это не вышло из-под контроля!

Вырвавшись из хватки сержанта, я подошёл к парням, с которыми я только что вернулся.

– СМИРНО! СМИРНО! ОТСТАВИТЬ! – парни очевидно стушевались и попятились. – Вы состоите в 82-й долбаной Воздушной Дивизии и будете вести себя соответственно! Я не знаю, что происходит, но вы не будете вести себя, как сраная армия из страны грёбаного третьего мира! Ясно?

В ответ раздалось какое-то бормотание, а сержант приблизился ко мне. Я снова отмахнулся от него.

– ЯСНО?

– ДА, СЭР! – ответил сержант Бриско – и опасный момент миновал. Он повернулся к остаткам своих людей и закричал:

– Третий Взвод, ОТДАТЬ ЧЕСТЬ! – они отдали честь, и я козырнул им в ответ, после чего Бриско скомандовал:

– ОПУСТИТЬ РУКИ!

Повернувшись к сержанту, я протянул ему руки для наручников. Он яростно глянул на меня, а затем скрутил мне руки за спиной, и они с капралом дотолкали меня до джипа и кинули на заднее сидение. Майор вернулся на пассажирское сидение, и капрал завёл мотор. Как только десантники исчезли из виду, сержант со злобой врезал мне по почкам.

– Ты об этом пожалеешь, сволочь, – тихо прорычал он.

Я не был уверен, что происходит, но это точно не должно было происходить так. Как офицера, меня никак не могли арестовывать и бить солдаты. Предполагалось, что качества офицера и джентльмена не дадут мне сбежать, и мне доверяли в этом. Даже изъятие пистолетов было чем-то необычным; как офицер, я мог просить об условном освобождении, а затем сдать оружие сам. Что-то происходило, и я не думал, что мне это понравится.

Мы проехали через всю базу до здания, которое было предоставлено Гондурасской Армией. Я не был уверен, в каком веке его построили, но оно было старым! Маленький Штаб Военного Трибунала, начальник военной полиции и сама военная полиция использовали его в качестве штаб-квартиры, возможно, потому, что это было наименее полезное здание, а все здания получше использовались кем-либо более важным. Я был приволочён вниз и по всем правилам введён в систему. Наручники сняли, и меня раздели догола. Сняли даже повязки с колена. С меня стянули сапоги и часы (сержант тут же с наслаждением растоптал Timex; хорошо, что свой Rolex я оставил дома, в Америке) и отобрали фото Мэрилин и маленького Чарли, которое прислала мне жена. Сержант военной полиции явно получил огромное удовольствие, разрывая его и выкидывая в мусорник. Затем меня впихнули в оранжевый комбинезон с надписью «ЗАКЛЮЧЁННЫЙ» и пару оранжевых шлёпанцев. После этого, получив последний удар с любовью по почкам от сержанта, я был водворён в камеру. Я заметил, что капрал неодобрительно поглядел ему вслед, но мне от этого не было ни холодно, ни жарко.

И вновь – это было совершенно нетипично. Если я был под арестом, меня должны были привезти в больницу, где вылечили бы мои травмы, а уже затем сказали бы, что я под домашним арестом, или что-то в этом роде. Я не знал, что происходит. Очевидно, до меня пытались что-то донести, и не слишком тонко.

Я огляделся в своём новом жилище. Последний раз это место, должно быть, чистили до мировой войны, но я не был уверен, до которой. Это была стандартная железная клетка 8 на 8. Запор на двери был настолько ржавым, кто к нему повесили цепь с навесным замком. У одной стены были туалет – без сидения – и раковина с одиноким краном. Кровать была привинчена к полу и являла из себя пружинистый стальной каркас с тонким побитым молью матрасом на нём.

У меня в голове билась единственная мысль: «Что за хуйня происходит?». Бунт? Они могут повесить на парней бунт! О, бригадный генерал Хокинс вполне мог это устроить для меня.

Приковыляв к туалету, я дёрнул за ручку, но либо воды не было, либо смыв был неисправен. Там была великая сушь. С краном дела обстояли чуть лучше. Его ручка работала, и из него побежала тоненькая струйка воды. Затем ручка отломилась окончательно. А вода продолжала течь. Звук воды, шлёпающей о бетонный пол, заставил меня заглянуть под раковину, откуда через ржавые дыры вода текла через всю мою клетку. Я поглядел, как тонкая струйка воды пересекла камеру и потекла в угол. Отлично!