Я думаю, мы могли бы так продолжать, мастурбируя пока мы оба бы не кончили, но я рассчитывал на кое-что еще более веселое. Прежде, чем добраться до точки невозврата, я лег на спину.

– Залезай!

София отложила дилдо и села надо мной так, чтобы как следует уместиться. Одной рукой она подняла мой член, а другой раздвинула свои губки и жадно усадилась на член. Я с легкостью вошел в неё.

София начала очень естественно двигаться, поднимаясь вверх-вниз и сползая в сторону. Она улыбнулась, когда я передал ей дилдо.

– Используй его тоже.

– Ты тоже можешь чем-нибудь заняться, – София наклонилась и приблизила свои сиськи к моим губам. Её пальчики и дилдо работали между нами, она терла свой клитор, а я начал сосать ей соски.

Чтобы не сидеть на месте, я схватил её ягодицы и регулировал темп. Затем решил пойти еще дальше, протянулся меж её ягодиц смазанным маслом пальцем. Тут она либо остановит меня, либо станет наслаждаться им. София была дикой женщиной в постели, тряслась и кончала. Я продолжил терзать её попку, соки стекали мне на промежность.

София слезла с меня и перекатилась на спину.

– Боже! Я никогда этого не делала, – выкрикнула она, – Где ты этому научился?

– Я никогда не болтаю о своих похождениях, – ответил я.

Она осмотрела меня.

– Знаешь, а я даже думала, буду ли у тебя первой. Меня это действительно возбуждало. Но надежды разрушились.

– Это уж точно, – посмеялся я.

– Можно кое-что спросить?

Пришел мой черед пожать плечами. – Я начал учиться в четырнадцать. Если ты это хотела спросить.

– И со сколькими девушками ты переспал?

– Мы почти никогда не спали, – она ударила меня по ребрам, я посмеялся и ответил, – Дюжина, может полторы.

– Боже!

Я улыбнулся.

– В школе я научился всему, что только ты сможешь вообразить.

– Это уж да! Интересно, что с Бо и девочками…

– Тут тебе нужно самой спросить. Правда хочешь знать?

Мы еще немного болтали. Сейчас время уже перевалило за полночь, но мы не были сонными. Когда Карл Младший объявил, что настало время для последнего раза, София это заметила и мы оба улыбнулись. Он сделала меня более твердым, но я решил попробовать кое-что новое для неё.

– Становись раком, – велел я ей.

Она уже сняла свои чулки и каблуки, так что теперь женщина осталась совершенно голой на промокшей постели. Я проскользил ей за спину и начал держать даму руками, вводя член в киску. Она была мокрой и "гладкой" настолько, что я уже почти не ощущал её. Но я знал средство от такого.

Схватив бутылку детского масла и вылив немного ей на попку, мой палец вошел внутрь.

София немного дернулась, больше от удивления, но затем застонала. За ним вошел второй палец, она одобрила и это. Я схватил дилдо и имел её в две дырки – членом в киску, дилдо в попку.

София была в восторге. Она дрожала и насаживалась, киска была узкой как у маленькой девственницы.

– Еби меня! Еби!

– Сейчас будет еще лучше, – я вылил масла ей на зад, размазал его с помощью дилдо, и затем отложил его.

Вытащив член из киски, я присунул ей в попку, прежде, чем та закрылась.

Глаза Софии широко раскрылись, она отодвинулась, но я повалил её на кровать, с членом, зарытым в попку. Она повернула свою голову ко мне и кивнула:

– Трахай мой зад! – Потребовала она.

Я улыбнулся.

Мои ноги встали так, что член оставался зарыт в её попе и началась долбежка. Она была очень приятной и узкой, а я был выжат после нашего предыдущего секса. Я трахал её попку почти пятнадцать минут, прежде, чем кончить. София не смогла бы сосчитать все свои оргазмы.

Она была почти что в коме к тому моменту, когда я вытащил и скатился на кровать. Не в первый раз я имею женщин в зад, но в этой жизни – сейчас произошел мой дебют. Я пошел в ванну и принял душ. Насчет Софии не был уверен, но я не думал, что Карл Младший сможет еще немного поиграть.

Когда я выходил из комнаты, Свофия спала. Одевшись, я добил шампанское и вынес всё на улицу. Не думаю, что девочкам стоит знать о том, что мамочка развлекала гостя.

В свою кровать я добрался ближе к пяти утра.

В воскресенье утром я провалялся в кровати допоздна, не просыпаясьь даже когда Дружище стал пить и курить травку. После обязательной рутины бритья и душа я подхватил книжки и вышел. Нужно было поесть и затем идти заниматься в кампусе. Мне практически сразу встретился Бо – когда я выходил из общаги, а он входил.

– Доброе утро, – сказал я, пытаясь по его виду понять, не было ли у него подозрений насчёт меня и его матери.

Должно быть, ничего такого, потому что он просто поздоровался в ответ.

– Будешь говорить со своей мамой – передай ей мою благодарность за вчерашний обед.

– Без проблем, – ответил он.

– Так а твоя сестра планирует поступать сюда? – спросил я.

Он пожал плечами.

– Возможно, но я не полностью уверен.

Я усмехнулся.

– Знаешь, она ужасно симпатичная. Если она таки приедет, то ей потребуется друг, старший товарищ, может, второкурсник – которого она уже знает – как ментор, что поможет ей освоиться на новом месте. Я имею в виду, она вправду симпатичная.

Бо вылупился на меня

– О, чёрт! Не фиг, не фиг! Я сам за неё отвечаю!

Я засмеялся.

– Буду счастлив разделить с тобой это бремя.

– Ни в коем случае. Она будет единственной девушкой в кампусе без милого дружка.

Я расхохотался и пошёл дальше, оставив Бо в размышлениях, как уберечь свою сестру от встречи с четырьмя тысячами незнакомых парней, каждый из которых сочтёт за счастье показать ей округу.

На завтрак я взял немного фруктов и сока, а затем продолжил путь. Через пять минут я входил в подвал Амос Итон холла, известного ещё как Амос Ешь Меня, родной дом отделения математики. В подвале жила их краса и гордость, IBM-360, тогда произведение компьютерного искусства. К этому чудовищу опеделённо относились бережнее, чем к студентам, которые им пользовались. К примеру, оно жило в роскоши кондиционера, окружённое техниками в белых халатах. Из-за массивной стеклянной стены видно было как она работает. Ни один студент не мог подобраться к ней поближе.

Как раз в этом году её всерьёз улучшили. Теперь у неё был целый мегабайт памяти! Этот 1 MB стоил примерно полтора миллиона, они называли его сердцевинной памятью – совсем не потому, что сердце ЭВМ. Нет, это была память, хранящая нули и единицы на том, что напоминало стальные гайки, или сердцевинки. Один мегабйт эквивалентен восьми мегабитам, то есть они купили гигантские шкафы, наполненные восемью миллионами гаек на стеллажах, сплетённых проводами. Если надо было сделать какой-нибудь бит нулём или единицей, следовало послать импульс тока и это перебрасывало магнитное направление в кольце. Это были серьёзные передовые технологии!

(Вспомните, в 1973 даже карманные калькуляторы были до нелепости дорогими. Хотя они появились несколько лет назад, пристойный калькулятор для научных целей мог стоить 300–400 долларов. Это было больше, чем 10 % стоимости обучения, и только небедные студенты могли позволить их себе. В большинстве профессора даже не разрешали пользоваться на экзаменах – это давало бы студентам побогаче преимущества – по крайней мере до того, как цены упали через несколько лет.)

Большая часть программирования на младших курсах выполнялась на этом чудовище. Язык был диалектом FORTRANа, и программы выполнялись в пакетном режиме. Программы набивались на перфораторе, каждая строчка на отдельной перфокарте и прогонялась через устройство ввода, загонявшее программу в память до момента, когда подойдёт её очередь. Тысяча строк кода – тысяча перфокарт. Стандартная шутка – компьютерщика можно узнать по сходству с гориллой, колоды перфокарт были так тяжелы, что оттягивали руки до земли.

Как накормишь ЭВМ своими перфокартами – можешь идти. В течение дня, или даже на следующее утро, можно забрать распечатку – с надеждой, что посчиталось. Но скорее нет. На одной из перфокарт опечатка – вся программа отклонена. Ошибка исправлялась и перфокарты отправлялись на второй круг, только чтобы выяснить, что теперь опечатка нашлась на другой карте. Студент, громко проклинающий опечатки – обычное зрелище.