Всё же мне нравилось слушать рассказ Мэрилин, такой молодой и невинной и полной планов на будущее. Я дал ей волю поболтать всласть, что было изумительно легко. Определённо, все наши дети удивились бы, если бы их мама остановилась в разговоре. Я рассказывал им, что она болтает даже во сне. Наконец, после ужина, коктейлей и десерта припло время уходить. Снег всё ещё потихоньку падал, но не очень прилипал. Я усадил её в машину и повёл обратно к Сент Роуз.

Я задержал её под навесом у дверей и поцеловал

– Хочу ещё раз увидеться.

– И я. Когда?

– Завтра. Или в понедельник. Или во вторник. Скажи когда.

– В следующую пятницу, – ответила она. – Знаешь, ты ведь ещё ничего не рассказал мне о твоей семье.

– Я даже близко не подошёл к такому количеству выпивки, чтоб начать тебе о них рассказывать.

Она открыла дверь в фойе здания.

– Дай мне свой телефон.

Она накарябала номер на клочке и я засунул его в карман. Ещё один последний долгий поцелуй – и я повёл машину обратно к себе.

Я позвонил Мэрилин вечером в воскресенье, и ещё пару раз за неделю. Это был великолепный способ отвлечься от занятий, ведь я уже начал сомневаться в том, насколько мудрыми были мои планы.

Быть гением – замечательно, но сдать 24 кредита – громадная нагрузка. В этом семестре я брал классы для третьекурсников и пару для выпускников. К концу семестра, если я не сойду с ума, у меня будет около 100 кредитов или больше. В этом семестре из компьютерных курсов я взял Ассемблер и Компьютерное проектирование, а из математики – Теорию информации и Топологию. Ещё я проводил время в беседах с профессором Ринбургом, который преподавал оба курса. Они были абсолютно великолепны, и инересовали меня ещё тогда. Именно по этим наукам я хотел защитить докторскую, и старался производить на него позитивное впечатление. То, что я собирался делать, было необычным, но не было чем-то неслыханным; он мог сильно помочь или всё поломать.

План заключался в том, что я заеду за ней в пятницу, и мы поедем обедать, а потом в кино, но планы меняются. В обеденное время прошёл слух, что всех кандидатов требовательно созывают в "Бочки" после ужина, но ничего секртеного не будет. Можно приехать с девочкой и после отправиться дальше. Когда я заехал за Мэрилин, объяснил, что не знаю, что происходит, но перекусить можно в "Бочках" и сразу уйти. Она просто пожала плечами и согласилась.

Обед всегда подавался ровно в шесть, так что мы приехали примерно в пол-шестого. Я припарковался сзади, и когда мы шли в главное здание, увидели нескольких парней на льду замёрзшего бассейна. Мы не выпускали из него воду, потому лёд в середине февраля был толщиной в несколько дюймов. Из любопытства мы приблизились к краю в полнейших непонятках.

– Что происходит? – спросил я.

Джек Джонс и Билл Свейзак бензопилой резали дыру в поверхности льда, пока Тед Макино, четерокурсник, руководил работами. Тед был Управляющий Домом в этом году, и в его ведении были инструменты и бассейн. Джек оглядел меня и сказал

– А как со стороны выглядит наша работа? Мы вырезаем во льду полынью.

Я повернулся к Мэрилин:

– Я об этом еще пожалею.

Обернувшись обратно к этим троим, я спросил:

– Зачем?

– Сегодня вечером заплыв белых медведей, – ответил Билл.

Глаза у меня полезли на лоб. О, Святой Христос! Заплыв белых медведей! В прошлой жизни мне всегда удавалось избегать этого, но каждую зиму на ТВ появлялись эти идиоты, прорубающие полыньи и плавающие в них. "Бочки" обладали бассейном, поэтому должны были плавать!

– Это дело добровольное, правильно?

У меня не было ни малейшего желания прыгать в ледяную воду, доказывая что я мужик.

– Абсолютно!

Довольные первой прорубью, они сдвинулась на шесть футов, и приступили ко второй.

Мэрилин глянула на меня так же озадаченно, как и я.

– А вторая прорубь зачем? – спросила она.

Тед злобно ухмыльнулся.

– Ну, белые медведи ныряют в одну прорубь, но выныривать должны из другой, – сказал он, тыкая пальцем. Только детёныши тюленей прыгают в воду и тут же выбираются наверх, а все знают, что происходят с тюленями, правда?

Это не звучало многообещающе.

– И что? – пришлось спросить мне.

Ответил на это Свейзак

– Детёнышей тюленей забивают дубинками и сдирают шкуру.

Мэрилин заверещала:

– Это мерзко!

– Ладно, пойдём, мне надоело стоять на холоде. Такой мороз! Эти идиоты кончат воспалением лёгких, – сказал я ей.

– Ты не собираешься…

– НИ ЗА ЧТО!

Столовая сегодня была плотно набита большей частью братии, всеми кандидатами и примерно дюжиной подружек. Простая еда, говяжье жаркое и хлеб, а главной темой было то, кто уже был белым медведем и кто им собирается стать. Несколько кандидатов решили попробовать, и пара второкурсников, кто пропустил это в прошлом году. И как всегда, были несколько настоящих психов, кто делал это каждый год. Нет, спасибо! В нашей семье только один умалишённый, и это Хамильтон!

После ужина, Сэд Джонсон, Ректор, велел всем проследовать в актовый зал для небольшого собрания. Это было несколько любопытно, но я подумал, что он просто собирается собрать список ближайших родственников всех, кто был достаточно туп, чтобы прыгнуть в бассейн.

Неожиданностью оказалась безумная толкотня, когда братья ворвались в актовый зал. Четверокурсники и проворные третьекурсники заняли диваны и кресла. Второкурсники и нерасторопные третьекурсники разлеглись на ковре. Подружки уселись на чьи-нибудь колени, но Мэрилин предложили уголок дивана, и она втиснулась туда.

Джо Брэдли собирался усесться на пол, но его остановили и велели постоять. В конце концов только кандидаты остались на ногах, окруженные остальными. Странно, но Сэд сидел у складного стола, держа в руке молоток типа судейского, как на встречах братства, где я пока не мог присутствовать.

Сэд призвал всех к тишине и посмотрел на 15 стоящих перед ним кандидатов.

– Кандидаты, вас призвали этим вечером по исключительно важной причине. Сегодня состоится суд. Один из вас обвинён в преступлении, за которое не полагается ни прощения, ни снисхождения. Один из вас нарушил присягу, данную в процессе приёма в кандидаты. Один из вас стоит на самом краю пропасти.

Мы стояли в ряд и каждый из нас смотел на остальных в шеренге. Кто кому и что сделал? Даже я стал беспокоиться, потому что в прошлой жизни ничего такого не было.

– Обвинение заключается в поведении недостойном нашего братства! Держите его!

Неожиданно несколько парней схватили меня и я оказался погребён под кучей тел, даже не успев пошевелиться, не говоря уже о сопротивлении.

– Чего? – заорал я, – Меня?

Почти вся братия хохотала, хотя остальные кандидаты были полностью сбиты с толку, так же как и я. Недостойное "Бочек" поведение вменялось примерно раз в году, обычно поздней весной или ранней осенью, после особенно бурной вечеринки и почти всегда было связано с женщинами или выпивкой. Негодяя признавал виновным товарищеский суд и его швыряли в бассейн. Я видел это раньше – но я-то чего такого наделал?

Сэд ещё раз призвал к тишине и продолжил.

– Обвинение, мистер Бакмэн – поскольку с этого момента я не решаюсь называть Вас кандидат Бакмэн – это поведение, недостойное в "Бочках". Оно выдвинуто братом Гормли после длительных консультаций. Признаёте ли вину?

– О чём вы говорите? – я попытался выенуться, но чьи-то руки держали мои предплечья. – Когда я чем-то навредил Майку?

– Вы не показали уважения, почтения, и – да – даже братской любви, положенных собрату по Каппа Гамма Сигма. Вы поставили себя, всего лишь кандидата, выше полноправного члена братства. Вы допустили пьяную драку с лицом, которое настолько выше вас, что в это даже невозможно поверить! Как вы ответите на обвинение?

– Вы психи!