– За что они вас забрали? – спросил он.

– Уснули на пляже. Тебя тоже за это? – ответил я.

Он покачал головой.

– Не-а. Кто-то заявил, будто я ограбил винный магазин.

Я улыбнулся:

– Что, вправду?

– Эй, это не я!

– Не, ну это забавно! Я просто подумал – первый раз, как я попал за решётку, тоже оказался рядом с мужиком, которого полицейские обвинили, что он ограбил винный магазин. Тесен же мир, да?

– А в тот раз за что попал? – спросил он. Он совсем не выглядел удивлённым оказавшись в тюрьме рядом с бывшим узником полиции. Мои приятели, сидевшие рядом, уставились на меня с опущенными челюстями и глазами как болты.

– Трое пацанов пытались развести меня на деньги, поэтому я отправил их на недельку в больницу. Но меня всё равно повезли в полицию, – сказал я, пытаясь казаться круче, чем был на самом деле.

– Грёбаные полицейские постоянно это делают, – кисло согласился он.

И тут же в клетку влетел коп и гаркнул:

– КОУЛМАН, давай сюда!

Mой новый приятель поднялся, пожелал удачи и затем скользнул к двери. Его вытащили из клетки, надели наручники и увели. Я тоже пожелал ему удачи. Вежливость вознаграждается, даже в тюрьме.

Когда коп и Коулман ушли, Рикки схватил меня за плечо.

– Ты с ним всерьёз говорил? Ты уже бывал в тюрьме?

– Ничего серьёзного, меня отпустили в тот же день, без обвинения.

– Сколько раз ты был в тюрьме, – спросил Марти.

– Включая тогда и сейчас?

Они кивнули и я ухмыльнулся в ответ.

– Дважды. И оба раза оказываюсь рядом с мужиком, который ограбил винный магазин. Какой шанс?

Они посмотрели на меня, как будто я отрастил рога и хвост.

– Так что случилось?

– Ну как я рассказал Коулману…

– Ты знаешь, как его зовут? – спросил Рикки.

– Да этот коп назвал его фамилию. Ну, неважно, как я ему сказал, эти трое парней хотели, чтобы я платил им за то, что они оставят меня в покое, понимете, вымогательство за защиту, а я же решил, что платить не стану.

– Когда это было? – дожимал меня Рикки.

– На мой тринадцатый день рождения. Им было где-то четырнадцать или пятнадцать.

– Ну и чем кончилось? – спросил Марти.

– Ну, для меня – синяком под глазом, но у одного из них – сотрясение, у другого – перебиты нос и челюсть, у третьего – разодранная коленка, – ответил я.

– Ни хрена себе, – пробормотал Марти.

Я улыбнулся друзьям.

– Не парьтесь. Когда вернёмся в большой дом, я стану вас защищать. Это обойдётся вам в одну пачку сигарет в день, каждому – и вы будете в полном порядке.

Я засмеялся и отклонил голову назад, закрывая глаза – всё ещё чувствовал усталость.

В девять утра нас вытащили из клетки и мы торжественно промаршировали перед судьёй. Это было коротко и ясно: следите за языком, признайте вину, заплатите $50 – СЛЕДУЮЩИЙ! Я получил свой складной нож, и один из копов по моей просьбе сфотографировал нас за решёткой. Теперь уматываем. Последние сутки были слишком насыщенными.

К этому моменту все мы оказались ужасно усталыми. Мы заправились и повернули свой Бьюик к северу. Ехали прямо домой, останавливаясь только заправиться. поесть и отлить, и добрались до Трой на следующий день. Великое Американское Приключение было позади.

Хвала Создателю!

Целую неделю мы слонялись по дому, пили, курили травку, вставали попозже, расказывали военные басни Джеку и Свейзаку. Я отдал проявлять плёнки, снятые Инстаматиком, и получил три набора копий, по одному для каждого. Настала пятница, время двинуться на юг. Я бы обошёлся и без этой поездки, но надо было рано или поздно представить Мэрилин моей семье. Семья для неё была критически важна, она просто не представляла себе, что можно жить как отрезанный ломоть. Даже и раньше, когда Хамильтон ещё не стал таким психом и я действительно проводил время с семьёй, для меня ничего не составляло неделями жить, не общаясь с ними. Сейчас это уже были месяцы. Это будет первый визит с тех пор, как я уехал в РПИ в августе 1973, почти год назад.

Дорога на юг заняла день, и я попал в Лутервилль к ужину в пятницу. План был побездельничать денёк, возможно повидать старых друзей, и быть дома, когда Мэрилин приедет в воскресенье. Мы останемся здесь на несколько дней, или пока я не сорвусь, и затем поедем на побережье. Потом мы вернёмся в Лутервилль, и по пути дальше на север Мэрилин будет вести свою машину за моей. Я все ещё нервничал насчёт её дороги из Ютики к Лутервиллю. Перед тем, как уехать в путешествие, я отправил ей детальные инструкции и размеченную карту, как добраться к моим, но Мэрилин, даже в коробке может заблюдить, при этом имея неоновой картоу и ДжиПиЭс. Это наследственное; Бакмэны женятся на таких женщинах, которые не могут водить. Моя мама не в состоянии находить дорогу, и жена Паркера Дженин тоже не может выехать со двора без ДжиПиЭс.

Моё возвращение домой в нежные объятия тёплой любящей семьи было как минимум натянутым, если не хуже. Сьюзи была в экстазе, так же как и собака. Папа был тоже вполне доволен, и мы с ним провели несколько часов обмениваясь байками – о моей поездке, и о его поездках, которые он предпринял в моём возрасте. Мама держалась холодновато, как будто моё отдаление от семьи было полностью на моей совести, но также была и довольна – согласно родительскому долгу – видеть возвращение блудного сына. Хамильтон был откровенно враждебен.

В субботу я сделал пару звонков и назначил встречи. Рэй Шом и Рэнди Бронсон встретятся со мной позже, вечером после ужина.

Мне не следовало бы оставаться на ужин; что испортило вечер, так это прежде всего что мама приготовила мясной рулет, а я его терпеть не могу. Я съел немного, а остальное размазал по тарелке. Мама заметила и сказала

– Я думала, тебе это нравится.

– Извини, мам, но вообще-то нет.

Может быть, если она подала бы его с коричневой подливкой, это было бы съедобно, но мамин рецепт указывал, что подавать его нужно с томатным соусом.

– Но ты же любил рулет бабушки, – запричитала она.

Я спрятал лицо в ладонях а потом жалобно на неё посмотрел:

– Мне и бабушкин рулет не нравился. Мне просто не хотелось огорчать твою маму.

При этом папа застонал, а Сьюзи хихикнула. Мам просто издала разгневанное "Хммпф!"

По настоящему гадкая часть началась тогда, когда посыпались вопросы о девочке, которая завтра приедет. Она вообще кто? Как её зовут? Откуда она? И т. д., и т. п, и т. д. Хамильтон был ужасно этим обижен. Я здесь больше не живу и потому никого сюда не должен приводить. Остальные не обращали на него внимания, но как по мне он повторял это слишком часто.

Положил вилку, отодвинул стул и глубоко вздохнул. Я сидел рядом с Сьюзи, на противоположной от него стороне стола, так что смотрели мы прямо друг на друга.

– Хамильтон, я скажу только раз, но хочу чтобы ты слушал очень, очень внимательно. Если ты сделаешь или скажешь что-нибудь Мэрилин, я тебя побью так, что в тебе останется жизни на один дюйм. Если ты её коснёшься, я тебя просто убью. По горло сыт твоими гадостями. Твоя жизнь висит на волоске.

Было бы сильным преуменьшением сказать, что в комнате стало шумно. Хамильтон громко протестовал насчёт своей невиновности, мама потребовал, чтобы я вёл себя прилично. Всё закончил отец, громко велел всем заткнуться, а потом сказал мне:

– Взрослый ты или нет, но придержи язык.

– Папа, я люблю тебя и маму и Сьюзи, но Хамильтону нужно кое-что объяснить. Я хочу чтобы меня ясно поняли. Эта девушка для меня важнее чем что-нибудь или кто-нибудь ещё. Если Вы хотите с ней познакомиться, его надо удержать в рамках. Это не угроза, а обещание. Если он выйдет за пределы, я не вернусь в дом до тех пор, пока он жив.

– Звучит неплохо, – сказал Хамильтон с ухмылкой.

Ещё до того, как я успел подняться со стула, папа отвесил ему злой подзатыльник и сбил парня с ног. Мама уставилась на Хамильтона, не веря своим ушам, тот заревел и встал на ноги.