Я позировал для семейного фото. Мама была смущена моей одеждой под мантией. Больше никого это не волновало – кроме отца, который был одет в костюм и выглядел так, будто тоже не прочь переодеться в футболку и шорты. Но, поскольку одной из любимых фраз моей матери было «Чарли, ты же не оденешь это, не так ли?» – можно было догадаться, кто выбирал ему гардероб.

Одним из редких юмористических аспектов в том, что папа заболел Альцгеймером, состоял в том, что посещавшая его медсестра отметила в своём отчете – мистер Бакмэн далеко не так самостоятелен, как сообщает миссис Бакмэн, поскольку она выбирала ему одежду. Когда наши дети прочти это, мы все попадали на пол от смеха.

Мы все вернулись в братство, а затем я надел костюм и отвёз семью в местечко на Вульф-Роуд. Ждать пришлось дольше, ведь нас было пять, а не трое, но мы выжили. Затем я собрал вещи Сьюзи и отправил её обратно в Лютервилль вместе с предками. Мы с Мэрилин провели последнюю ночь в Бочках, выложившись до последней капли, а затем с утра выехали.

Когда мы отъезжали от парковки, меня наконец поразило осознание того, что я действительно отправляюсь в неизвестность. До сих пор я повторял свою жизнь – в средней, старшей школе, в колледже. Теперь это закончилось. Я понятия не имел, что ждёт меня впереди!

«Теперь ты в армии, юнец!

Забудь скорее про гражданку –

Копай окопы спозаранку,

Не то тебе придёт конец:

Теперь ты в армии, юнец!»

В субботу мы вернулись в братство и упаковали в фургон всё, что только могли, оставив лишь одну пару одежды, которую могли унести в сумке с собой в мотель. Я решил ехать три дня, чтобы попасть в Силл во вторник днём. План был такой: в первый день доехать до Коламбуса, затем во второй до Сейнт-Луиса, и на третий день финишировать в Лоутоне. Если в первые два дня мы сможем проехать больше запланированного – что ж, тем легче будет в последний. До изобретения сотовых оставалась уйма времени, и каждые несколько часов мы останавливались, чтобы поесть и свериться с картой. Мэрилин едва ли могла бы сообразить, какой стороной держать карту, но даже она не могла заблудиться, следуя за грузовым фургоном! Я не планировать докладываться в военной школе о прибытии до понедельника, но хотел заранее осмотреться.

До Коламбуса мы добрались за 12 часов, и были к тому времени оба измотаны. Если бы я хотел водить грузовики, то пошёл бы в автошколу! Мы угнездились в Best Western и продрыхли всю ночь напролёт. На следующее утро мы рано встали и проехали до Спрингфилда, в нескольких часах езды после Сейнт-Луиса. Мы всё ещё устали, но, казалось, опережали график. Во вторник мы прибыли в Лоутон сразу после обеда.

Форт-Силл был одной из тех старинных армейских баз, заставших те времена, когда Оклахома была границей, и армия сражалась с индейцами. Теперь это было просторное, ровное место, принадлежащее артиллерии. Пусть даже повсюду были видны горы Вичита, но большое, широкое, плоское и открытое – оно было идеальным для всяких стреляющих штук, которые летят по длинной траектории и делают большой бум. Лоутон – коровий городок; если вы были хоть в одном таком, то понимаете. Плоский и пыльный, и всегда дует ветер. Пыль была и на нас, когда мы вышли из машин. Уже в начале дня было жарко. Мы припарковались на стоянке возле Best Western, который был для нас забронирован на всю следующую неделю.

– И ты называл Аттику глушью! – сказала, оглядевшись, Мэрилин.

Я поглядел по сторонам и пожал плечами:

– Солнышко, мотели ведь не ставят в жилых кварталах.

– Думаешь, здесь есть хоть один?

– Уверен, что есть. Должно быть, там весьма мило, – сказал я, надеясь на лучшее. Я с любопытством глядел на улочки, ожидая, что вот-вот из-за выкатится перекати-поле, а затем промчится стадо скота.

– Тогда веселись! Думаю, я собираюсь остаться в Нью-Йорке, – ответила она.

Заключив её в объятия, я рассмеялся.

– Я здесь всего на полгода. Затем я направлюсь куда-то ещё, на место регулярной службы. Может, в Абердин в Мэриленде – в красивую и сухую лабораторию. Там очень мило. Ты увидишь, – я слегка исказил истину. Если я собирался оставаться в Армии, в артиллерии, то рано или поздно я попаду сюда в качестве офицера. Практически все артиллеристы делают это в какой-то момент. Кто знает, может, если узнал это местечко получше, то оно кажется куда привлекательней! Может, здесь лучше, чем в Аттике!

Проверив вещи, мы пошли мыться. Впервые с тех пор, как мы покинули Нью-Йорк, у нас было достаточно энергии, чтобы подурачиться в душе вместе. Вытеревшись и одевшись, мы пошли обедать. В ресторане Best Western подавали – угадайте, что? – стейки. Я не был удивлён.

Остаток дня мы провели в мотеле, отдыхая и дурачась. В следующие несколько дней мы колесили по Лоутону (который казался больше Аттки) и рассматривали его. Мне показалось, что если Армия решит стрелять из пушек где-то в другом месте, то Лоутон быстро накроется медным тазом. Здесь, однако, были и приличные районы, несколько хороших ресторанов, школ и всего такого. Уверен, лучше это, чем времена, когда индейцы с луками и стрелами выражали протест против присутствия белых людей. Мы нашли ячейку для хранения и выгрузили туда всё, что я не собирался брать в казармы, а затем я разобрал вещи, которые планировал держать под рукой. Затем мы сдали пустой фургон обратно в прокатную компанию. Так или иначе, у нас было ещё несколько дней выходных, и мы в своей комнате играли в «войдёт ли до конца». Мне нужно было сохранить некоторые воспоминания, потому что в следующий рад Мэрилин я мог увидеть только через пару месяцев.

В понедельник утром я должен был явиться в Армию. Я не был уверен в том, как проходит эта процедура, но, основываясь на моём (ограниченном) опыте общения с системой, полагал, что меня ждёт большое количество «поспеши-и-ожидай». Явиться нужно было к девяти, так что в восемь я поцеловал Мэрилин на прощание и отправился на базу. До моего возвращения она должна была быть возле бассейна, а как только я разберусь с расписанием – мы отправим её в ближайший аэропорт (скорее всего, во вторник) и она полетит обратно в Олбани.

При входе меня отправили в Штабной Батальон, а оттуда определили в Артиллерийскую Школу. Там я должен был пройти проверку. Было странно просто ездить по такой базе, как эта. К тому времени, как Паркер пошёл на службу – после 9/11 – всё было уже, чем задница комара. Никто не мог попась ни на одну базу без тщательной проверки и осмотра. Большинство баз проверили бы даже под вашей машиной и в багажнике. Припарковавшись на довольно неплохой стоянке, я пробрался внутрь и обнаружил, что я лишь один из множества свежеиспечённых летёх, ищущих свой новый дом. Но я также заметил кой-кого ещё – моего старого приятеля Харлана Бакминстера! Я понятия не имел, что он тоже пошёл в артиллерию! Пришло время немного повеселиться!

Я проскользнул в комнату и встал сразу позади него, пока он говорил с другим новобранцем. Другой парень заметил меня и скользнул по мне глазами, но я приложил палец к губам. Улыбнувшись, я тихо пробормотал:

– Боже, к каким же чертям катится армия, если они позволяют цветным стать офицерами?

Меня услышали всего несколько человек, и на их лице отразился испуг. Разумеется, Харлан услышал меня совершенно ясно, и тут же обернулся. Я просто стоял там, ухмыляясь ему. Он тоже ухмыльнулся и ответил:

– Чёрт, я и не думал, что вы, снежки, узнали, как навалить кучу в шесть футов высотой!

Харлан заключил меня в медвежьи объятия, а я треснул его по спине, и затем он сказал:

– Проклятье, я рад тебя видеть! Я не знал, что ты собираешься в артиллерию!

– А я не знал о тебе! Тоже рад видеть тебя! Когда ты прибыл?

– Всего пару дней назад, остановился в Best Western, – ответил он. – А ты?

– То же самое! Как мы сумели разминуться? Мы с моей невестой приехали сюда сразу после выпускного. Как только я уйду отсюда, мне придётся искать способ отправить её домой, – сказал я ему.