Я не был почётным выпускником, но меня это не волновало. Почётным выпускником был какой-то супер-гик с очками толщиной с бутылочное стекло, которого с его идеальным высшим баллом отправляли куда-то в лабораторию в Форт-Мид. У меня были хорошие отметки, но не идеальные. Я не возражал. Из этого парня был такой же солдат, как из Хэмильтона. Я лишь улыбнулся ему, потёр свой значок десантника и прицелился пальцами ему в лицо. Мой ранг был достаточно высок, чтобы я отправлялся в армию как офицер действующих войск, а не просто офицер резерва на активной службе. Это большая разница. Мы выслушали речь или две и поклялись защищать Конституцию от всех врагов, внешних или внутренних. Учитывая, что должно было стать с Конгрессом в ближайшие два поколения, я подумал, что начинать с этого – не лучшая идея.

Затем я увидел, что родители спускаются с трибуны, чтобы поздравить меня. Я впервые был в настоящем офицерском мундире, и теперь вместо надписи «О.К» (офицер-кандидат) у меня красовались золотые нашивки, по одной на каждое плечо, и артиллерийский значок в виде двух скрещенных ружей на воротнике. Когда отец спустился, я вытянулся в струнку и отдал ему честь. Он на секунду замешкался, а затем ответил мне тем же. Он был лейтенантом младшего класса, что для войск ВМФ было эквивалентно армейскому звания лейтенанта первого ранга, был на войне и превосходил меня по званию.

Пусть даже он никогда не говорил много о своей службе, я узнал от него уйму всего о военных и о том, чего от него ждали офицеры. Я знал, что «фишка дальше не идёт» – не просто поговорка, а то, что имеет реальный смысл, и знал, каким стандартам должен соответствовать офицер. Ему был крайней отвратителен инцидент в Пуэбло, когда северно-корейские войска захватили американский шпионский корабль во время «холодной войны». В 1968 я писал о нём доклад для школы – о том, что судно было плохо оснащено, плохо вооружено, и не хватало ни команды, ни офицеров. Но для него это не имело значения: капитан, Ллойд Бачер, обязан был пойти на таран и отправиться на дно вместе со своим кораблём!

С другой стороны, у мамы было печальное выражение лица. Я поцеловал её в щёку, а затем заключил Мэрилин в медвежьи объятия, поднял и закрутил в воздухе. Она была одета в красивое летнее платье до колен, милое и симпатичное. Моя форма уже нагрелась, и, как только мы вышли на улицу, я снял пиджак. Сьюзи непредумышленно подняла сегодняшнюю проблему, хмыкнул:

– Мне нравится это колечко! Давно оно у тебя?

Она подняла левую руку Мэрилин и поглядела на её обручальное кольцо.

Мамино лицо помертвело. Вчера на Мэрилин не было никаких украшений, потому что она всегда снимает их перед плаванием. Мэрилин ответила:

– С Рождества. Мы уже говорили об этом, и Карл купил мне кольцо раньше, но моим родителям мы сообщили на Рождество.

– Карлинг, и когда же ты собирался рассказать об этом своей семье? – мамин голос был холодным, точно лёд.

Я повернулся к ней, убедившись, что моё лицо спокойно:

– Ну, я полагаю, сейчас самое подходящее время.

– И когда свадьба? Это что-то срочное? – она думает, что я обрюхатил Мэрилин?

Я держал себя в руках, хотя Мэрилин выглядела напуганной, и даже мой отец был расстроен этим вопросом.

– Нет, мать, не срочное. Мэрилин остаётся ещё год в колледже, так что где-нибудь следующим летом. Мне нужно будет заранее обговорить это с командованием, прежде, чем я что-то скажу с уверенностью. В любом случае, я буду копить увольнительные.

– И ты приглашаешь свою семью?

Я лишь глянул на неё.

– Я ещё не знаю, мать. Мы ещё не решили. Знаю, что Мэрилин спрашивала меня, не хочет ли Сьюзи быть подружкой невесты. И я сразу могу сказать, что Хэмильтон не приглашён.

– Подружка невесты?! – Сьюзи восторженно взвизгнула и практически подпрыгнула от восторга. Мэрилин ухмыльнулась ей и кивнула.

Мама смотрела так, будто я только что ударил её.

– Хэмильтон твой брат!

– Хэмильтон – псих с навязчивыми идеями. Хэмильтон не приглашён, – я поглядел на Мэрилин, которая лишь кивнула. Она тоже не хотела видеть его.

– Это несправедливо, Карлинг. Ты просто неправильно его понимаешь, – запротестовала мама.

Я глубоко вздохнул.

– Я буду предельно честен в этом вопросе. У меня нет ни малейшего желания видеть своего брата снова раньше, чем один из нас будет в гробу. У Мэрилин ещё меньше желания. Мы говорили об этом, и её интересы – единственное, о чём я буду заботиться. Если Хэмильтон появится в церкви, его попросят уйти. Если он откажется, церемония будет приостановлена до тех пор, пока не прибудет полиция и не выведет его. Любой, с кем вместе он придёт, будет также выведен – включая тебя и папу. Меня не волнует, если моя сторона церкви окажется пуста, мама. Ты можешь делать то, что пожелаешь.

Мама выглядела так, будто я только что нагадил на ковёр, а отец заявил:

– Хватит, Карл. Хэмильтона там не будет. А теперь скажи, где мы сегодня будем ужинать.

Я лишь кивнул и взял секунду, чтобы успокоиться. У нас уже было клиническое заключение о том, что мой брат является параноидальным шизофреником с навязчивой фиксацией на мне. Я задавался вопросом, были ли схожие проблемы и у матери, или же она просто слышала лишь то, что хотела услышать.

– Я резервировал места в L'Auberge. Правда, всего три, но я думаю, ещё два они как-нибудь найдут. Мы уместимся в вашей машине? Тогда мою можно было бы оставить здесь и не беспокоиться о парковке в Олбани.

– Идёт, – он взял маму под локоток и направился с ней к стоянке. Сьюзи пожала плечами и поглядела в стиле «Ну а чего вы ожидали», и Мэрилин просто крепко сжала мою руку и с облегчением поглядела на меня.

Как я и ожидал, выбить ещё два места вполне реально, по крайней мере, после пары купюр, сунутых в руку метрдотелю. Ужин прошёл в прохладной атмосфере, мама всё дулась на мой последний монолог о брате. В конце концов, у него не было проблем. Это у меня были проблемы с ним. Вроде как если это Джон Диллинджер был просто неверно понят всеми этими банкирами.

Суббота была примерно такой же, с той разницей, что церемония проводилась Полевом доме, примерно на полпути между кампусом и Бочками. Это было довольно близко, и я решил пройтись. Стояло тёплое и солнечное весеннее утро. Я лишь натянул футболку, шорты и кроссовки, а мантию и академическую шапочку взял под мышку. Мои родители подобрали Сьюзи и Мэрилин и повезли их на место.

С момента первого выпуска у меня их было немало. Главное здесь – чтобы тебе было комфортно. Там много торопятся и много ждут своей очереди (примерно как в армии). Здесь была почти тысяча студентов – и выпускники, и переходящие на следующий курс, и все выстроились снаружи под жарким солнцем, пока наши гости сидели в проветриваемом помещении. Жаль тех бедных студентов, которые были вынуждены носить под мантиями костюмы! Их никто не видел, так почему бы не одеть то, что удобнее?

На самом деле нам пришлось испытать всё это заранее. Студенты-выпускники фактически находились в конце линии; мы шли после старшекурсников, которые всё прибывали и занимали места на полу с заднего края, продвигаясь вперёд. Нашим главным докладчиком был Жак-Ив Кусто, знаменитый французский морской биолог и исследователь, который должен был сказать все слова на камеру. В честь Кусто Архитектурная Школа, которая каждый год делала что-нибудь безумное, заставила своих студентов маршировать в масках, с трубками, ластами и белыми буквами «Ж», «А», «К» и так далее на их академических шапочках; когда они садились вместе, то образовывали его имя. Должно быть, для телевидения пришлось сделать с десяток дублей – у Кусто оказался ужаснейший акцент, и его едва можно было понять!

Нас не отправили на сцену для вручения дипломов. Вместо этого просто назывались наши имена, и мы вставали, по дисциплине за раз. Поскольку я получил три степени, то и вставал три раза, довольно необычно. Джо Брэдли вставал дважды, сначала с математическим отделом, который он прошёл, затем с отделом экономики. Я входил в число студентов с докторской степенью, у нас были отдельные мантии и пояса, а также отдельные шапочки. Затем мы должны были уйти.