Давным-давно, в первый раз, мы расстались в концу первого года. Позже, в колледже, я ни с того, ни с сего позвонил ей, чтобы понять осталось ли что между нами. Не осталось. Мы изменились.

Теперь она была куда более открытой. Совсем не похожей на ту застенчивую девушку, с которой встречался ранее. Да и я, честно говоря, изменился. Томас Вульф был прав – домой возврата нет.

Но сейчас же, однако, я встречался с самой красивой девушкой в городе. Всё же, понять что во мне такого – мне никак не удавалось, но даренному коню в зубы не смотрят.

(Дурацкая аналогия, Джина совсем не лошадь)

Как я и сказал Джине когда мы отправились к Лох Рэйвену, нам не нужно было расставаться. С расписанием я справлялся легко, так что времени чтобы приезжать к ней хватало. Она ездила в школу со мной, а не на школьном автобусе, и нам удавалось заскакивать в мою квартиру, чего никто не замечал. Мне было достаточно комфортно с ней и её друзьями, так как большинство из них были переведенными учениками Старшей школы Тоусона. В прошлый раз я встречался с девушкой, которая ходила в Дуланни Вэлли, наш конкурент с севера. Вот там мне было не комфортно.

Теперь же, я мог не только водить Джину на танцы или представления в Тоусоне, она сама могла приглашать меня в Лох Рэйвен. Всем девушкам нравится ходить на всякие мероприятия, Джина ничем не отличалась. Мне нравились концерты школьных групп и представления. Когда мы с Мэрилин начали работать на её отца в середине восьмидесятых, мы построили дом в небольшом городке около Куперстауна, где в центральной школе училось около восьмисот человек. Концерты и постановки там были ужасны, пробы проходил всякий, у кого в наличии имелся пульс. В Старшей школе Тоусона, где училось около двух тысяч студентов, детей хватало, чтобы те хотя бы учили свои строчки. В выпускном классе мы ставили "Музыканта", исполнитель главной роли поехал в Голливуд и снимался в кино, хоть и второго плана.

С последних недель апреля до последних недель Мая – сезон выпускных. В этом году я водил Джину на троё формальных танцев, и она чуть с ума не сошла выбирая себе платья и наряды. В Тоусоне проводился выпускной одиннадцатого класса, а в Лох Рэйвен – совместный. Смокинг мне понадобится только для первого из них. Для остальных же сойдет просто темный костюм и рубашка. Я не застал время, когда люди начали относиться к этому несколько серьезнее – снимая лимузины и гостиницы. Эпатажнее всех поступил Таскер, байкер из вокальной секции. Он надел белый смокинг и шляпу, выглядел сногсшибательно!

Таскер был моим хорошим другом, тот еще персонаж. Оставался в школе на повторный год. В выпускном классе, он шел в президенты класса на почве того, что опытнее остальных. Логика есть! Он проиграл, но умудрился одолеть парочку конкурентов.

Джина надевала коктейльные платья, но для выпускного одиннадцатого класса она надела своё вечернее платье.

Миссис Колосимо настояла на том, чтобы я приходил в эти вечера к ним раньше, дабы она смогла сделать фото с нами. Джина намекнула, что на ней нечто похожее на то, что она носила на прошлом выпускном, что значило чулки и никаких подтяжек. Я тут же захотел выяснить – правда ли это, под коктейльное платье – весьма смелый выбор.

В конце последнего перерыва во время танцев, первого из двух совместных выпускных, я вытащил ее за угол в спортзале, где было темно, и, прежде чем она смогла остановить меня, дотянулся до платья и стащил с неё кружевные трусики. Я засунул их в карман и отвел её обратно на танцпол. Джина очень нервничала из-за этого, поскольку сами чулки были очень смелыми на то время, и она весь оставшийся вечер будто приклеилась ко мне. Тем не менее, она шепнула мне на ухо, что невероятно возбуждена, и хотела уйти почти сразу, как только я это сделал именно поэтому, а не из-за смущения. Мы даже не успели вернуться ко мне в квартиру, когда она забралась на заднее сидение машины и начала умолять меня остановиться и трахнуть её прямо там. Я просто улыбнулся и поехал домой, где позаботился о ней в более удобной обстановке

Суббота, Девятое июня, 1973-й год.

Школа закончилась, экзамены тоже выпали на эту неделю и благополучно остались в истории. Тоусон Стэйт закончился на пару недель раньше. У меня всё было на мази: кредитов хватало, чтобы выпуститься, ускоренно поступить в РПИ и получить письмо принятия в Корпус подготовки офицеров запаса. Я записался на парочку гуманитарных и общественных наук в Тоусон Стэйт на лето, чтобы убить время и набрать еще легких кредитов.

Самым удивительным стало то, что я был валедикторианом класса. Тоесть, студентом с самыми высокими оценками. Похоже, что кредиты из колледжа весили больше, чем школьные. Самым безумным было то, что меня не попросили вступить в Общество Национальной Гордости. Что доказало мне – вся эта организация печется лишь о любимчиках и школьной политике, до оценок им нет никакого дела. Когда Паркер закончил Старшую Школу, то выпускался салютоторианом (второе место в классе по оценкам) и его попросили туда вступить. Когда же Мэгги через несколько лет повторила тот же путь, с даже более хорошими оценками, но менее учтивым отношением к окружающим, её никто не просил вступить. Как я стал валедикторианом без того, чтобы поступить, меня поражало.

Но я был валедоктирианом, и теперь, вместо того, чтобы сидеть со своими одноклассниками на месте, я должен буду подняться на сцену и произнести речь. Сам выпуск происходил вне кампуса, так как у нас не было места, где его проводить. В моем выпуске было 660 человек, если прибавить к ним 4–5 членов семьи, то понадобятся места почти для четырех тысяч людей. Поэтому наш выпуск было решено провести в общественном колледже Эссекса, на отдаленной части пригорода.

Я не был уверен, что хочу кого-либо приглашать, кроме разве что Джины. Как только я выехал из дому, то поменял свой адрес в базе данных школы. Однако, до массивных баз данных еще было далеко и школьные записи состояли из кучи бумажек, некоторые лежали в школе, некоторые в Совете по образованию, другие же разнеслись по местам вроде справочной. Прежде, чем я сумел решить нужны ли мне гости, позвонила мама и сказала, что получила билеты. Я лишь тихо пожал плечами и заказал еще один билет для Джины.

Над речью пришлось поломать голову. Когда мне было семнадцать в первый раз, я ужасно боялся публичных выступлений. Так было до моего поступления на магистратуру делового администрирования, где нужно было много говорить о бизнес планах и презентациях. Там я свыкся с этим.

Сейчас же я совсем не переживал о том, что буду выступать. Меня лишь волновала акустика. Школа предоставляла несколько заготовленных тем заранее, с кучей дерьма о том, как мы все идем в светлое будущее и прочем бреде.

Мне такое не нравилось и когда я наконец-то определился с речью, то не был уверен, что школа мне позволит её произнести. Но меня это не испугало и я всё же написал её, после чего подал директору. Он прочитал её, а затем перечитал еще раз.

– Ты правда хочешь выйти на сцену и сказать вот это? – спросил он.

– Хочу.

– Так ты много друзей не найдешь.

– Может поэтому мне и нужно это сказать.

Он грубо глянул на меня и расписался на ней. Потом, со словами "Это твои похороны" передал её мне.

Настало время говорить. Мы все вошли в зал вместе, в алфавитном порядке, но я шел спереди и направился прямо на сцену. Со мной вышло несколько других людей в мантиях и шляпах, вместе с приглашенным гостем, местным политиком или типа того. Мы поднялись, мальчики справа, девочки слева и сели на стульях прямо перед сценой. Родители сели сбоку, на скамьях. После того как все высказались, но до момента когда нам вручали дипломы настал мой черед говорить. Я встал и пошел к подиуму, больше переживая о том, чтобы не запутаться в мантии, чем о чем-либо еще. Моя была очень длинной и волочилась по полу. Я встал на подиум, вытащил свою речь и оглянулся. Глубокий вдох. Время шоу! Сейчас я потеряю всех друзей за последние четыре с плюсом года.