Я выудил карты, которые были нам выданы для стрельбы из орудий, и быстро пришёл к выводу, что это, видимо, недостаточно маленький масштаб. Я нашёл карту побольше, показывающую весь Гондурас и соседние страны. В настоящий момент мы стояли на южной горе большого холма (или маленькой горы) с неглубокой долиной перед нами. Через долину пролегала маленькая дорожка, слева направо.

Я также продолжал следить за Фэрфаксом. Было совершенно очевидно, что он понятия не имеет, что делать. Я гадал, как он вообще попал в 505-ю и получил свои хорошие оценки в Уэст-Пойнт! Что ж, даже в Гудзон Хай есть свои идиоты. Я был уверен, что, если сейчас спросить его – лейтенант Фэрфакс тут же приведёт дословные определения из учебника о «развёртывании своих активов до максимального эффекта» и «использовании личного состава для выполнения миссии», но он никак не мог понять, как приказывать что-либо своим людям. Всё, что он знал – это как приказать своему сержанту приказать им что-либо. Бриск взглянул на Яноша и молча приказал капралу взять пару людей и найти мешки для тел.

На моменте, когда нужно было снимать жетоны погибших и вставлять их им между зубов, Фэрфакс дрогнул; справедливости ради – Янош тоже. Я сомневаюсь, что кому-нибудь из них приходилось делать это всерьёз. Я приковылял и опустился на колени возле Боба Донована, а сержант Бриско встал рядом с рядовым Масурски. Он взял его жетон и со словами:

– Вот так, сэр, – зажал его между зубов покойника.

Я полагал, что это было излишней мерой. У меня было по одному из их жетонов в кармане, и почти у всех были дополнительные. Как и почти все в группе, кроме, разве что, Фэрфакса, у меня были два жетона на шее, третий вшитый в правый ботинок и четвёртый в левом заднем кармане. Что бы со мной не случилось – они опознают меня даже по кускам. Но я знал, что так положено сделать.

– Ага, – вздохнул я – и проделал то же с Донованом. Несколько парней перекрестились. Фэрфакс отбежал к краю поляны и вывалил там свой завтрак. Ну, меня тоже слегка затошнило. Я подозревал, что он никогда раньше не видел мёртвого тела, даже на гражданке. Тем не менее, остальной части его выступления было достаточно, чтобы вышвырнуть его из армии! Я был уверен, что Донован, будь он жив, выставил бы ему такие оценки, что всю оставшуюся карьеру он служил бы в охранником сортира. Во Вьетнаме бы его пристрелили свои же, просто чтобы он их не раздражал!

Я снова поглядел на свою расширенную карту местности. Если предположить, что пилот C-47 просто заблудился и высадил нас тогда, когда решил, что мы летим уже достаточно долго – то мы могли быть практически в любой части Центральной Америки. Если он летел на север или восток, то мы были всё ещё в Гондурасе, но если он летел на юг или запад, мы были в дерьме! На юге была Никарагуа, находившаяся в руках сандинистов, коммунистов и лютых анти-американцев. На западе лежал Сальвадор, объятый многопартийной гражданской войной, большинство партий в которой тоже не слишком-то любили гринго. К тому же, большинство активных путей наркоторговли этих двух стран пролегали в горах, и наркоторговцы были вооружены не хуже нашего. Это было похоже на начало дурного романа Тома Клэнси! Ещё хуже было то, что я был единственным, кто знал, кто такой Том Клэнси – он ведь ещё даже не начал писать! Мы были обязаны выяснить, где мы.

– Сержант, кто из парней лучше всех говорит по-испански? Не просто на уровне mas cervezas, por favor и так далее, а бегло говорит и читает? – спросил я.

Бриско удивлённо поглядел на меня, почесал макушку, но пара людей вышла из строя. Под жирной камуфляжной краской проглядывала смуглая кожа и латинские черты. Одного из парней я узнал по утренним посиделкам.

– Рядовой Мартинез, верно? Вы говорите по-испански?

– Si, mi capitan! – сказал он, а затем произнёс что-то ещё – слишком быстро для меня.

– И вы тоже? – поглядел я на второго. – Что он сказал?

Второй рядовой сказал что-то Мартинезу, оба громко рассмеялись, а затем он ответил:

– Рядовой Гильермо, сэр. Это было что-то об отправке офицеров, не умеющих говорить по-испански, к южной границе.

Я фыркнул и посмеялся про себя.

– Не могу с этим спорить. Ещё кто-нибудь? – подошли ещё двое парней, ещё один испанец – рядовой Гонзалес, и капрал Янош. Поглядев на Яноша, я спросил:

– Вы говорите по-испански? С такой-то фамилией, как Янош?

– Мой отец был из Польши, – рассмеялся он, – Но переехал в Техас и женился мексиканской девушке из Хуареса.

– Техасский поляк? Ну, теперь я слышал обо всём. А вы, парни? Откуда вы? – спросил я остальных троих.

Мартинез и Гильермо были мексиканскими американцами из Аризоны и Калифорнии соответственно. Гонзалес же был нью-йоркским выходцем из Пуэрто-Рико.

– Ладно, моя жизнь в руках трёх латиносов и польского техасца! Моя мать говорила мне, что я плохо кончу! – это принесло мне пару смешков и несколько улыбок. – Серьёзно, все наши жизни отныне в ваших руках. Больше всего на свете, чёрт побери, нам нужно узнать, где мы. Существует очень, очень неслабый шанс того, что мы больше не в Гондурасе. И если это так, то нас окружают плохие парни – либо коммуняки, которые ненавидят американцев, либо наркоторговцы, которые ненавидят всех. Картина ясна?

Внезапно вся группа стала серьёзной и молчаливой. Я продолжил:

– Вы четверо, парни, будете нашей разведкой. Я хочу, чтобы двое из вас пошли по дороге на восток, а двое на запад, и выяснили, где мы. Однако я не хочу, чтобы вас заметили. Когда мы не поймём, где находимся, мы не можем рисковать.

Они все кивнули, а затем Янош спросил:

– А если мы всё ещё в Гондурасе?

– Тогда другое дело. Если мы всё ещё в Гондурасе – найдите телефон и вызовите нам подмогу! И на этом всё! Однако вы не должны этого делать, если не уверены в том, что это Гондурас, на все сто! Ну, знаете, вроде таблички с надписью «Приветствуем вас в Гондурасе»! Как-то так, понятно?

– Понятно!

– Я хочу, чтобы вы выдвинулись не дальше, чем на пять километров, а затем вернулись. Я буду ждать вас как раз к послеобеденному чаю, к 16.00, ясно? – когда они ответили согласием, я сказал Бриско:

– Сержант, разведите парней по их дорогам.

– Да, сэр! – он взял наших новоиспечённых разведчиков и отвёл их в сторону. Они проверили снаряжение, взяли своё оружие, а затем Бриско повёл их к дороге под холмом.

Я же тем временем сказал связисту Томпсону снова попробовать с радио, но на том конце опять никого не было. Я приказал ему выключить аппарат, чтобы сохранить заряд батареи.

– Капитан, – спросил он, – Что, если мы не в Гондурасе? – несколько других парней при этом прислушались.

– Ответ я сказал вам этим утром, – с улыбкой сказал я. – Мы направимся на север. Думаю, если мы не в Гондурасе, то либо в Никарагуа, либо в Сальвадоре. В любом случае – Гондурас на севере. Давайте-ка уясним вот что, друзья. Мы все прыгали – мы все и улетим домой. Это ясно? – в ответ кое-кто улыбнулся, а кое-кто закричал «Ура» или типа того.

– Не забывайте, – заметил также я, – Какой бы неэффективной не была Армия, они не пропустят потерю целого взвода, так? Рано или поздно кто-нибудь непременно заметит, что нас нет в зоне высадки! Они станут искать нас, так же как мы будем искать их.

Когда парни сообразили, что они не брошены, последовали возбуждённые кивки и вопросы. Люди с базы шли на помощь. Томпсон спросил:

– Что произошло, как вы думаете, сэр?

– Понятия не имею. Наверное, пилот заблудился, решил выбросить нас и попытаться найти обратный путь. Если он не рухнул в море или не вернулся назад – думаю, он уже дома, отвечает на кучу нелицеприятных вопросов.

– Задать жару этому уёбку! – кажется, это произнесли сразу несколько голосов. И я был согласен!

– А что, если он упал и разбился? Они не решат, что мы все погибли при крушении? – услышал я.

– Кто это спросил? – сказал я, оглядываясь. Юный рядовой, явно нервничающий, когда на него обратили внимание, поднял руку и назвал своё имя – Уилсон. Я кивнул ему в знак благодарности.