Посреди диких гор, отвесных ущелий и узких расселин, где не было никаких дорог, кроме редких тропок, едва пригодных для всадника, более, чем в тысяче миль от города большого или малого, среди девственных зарослей елей и сосен, посреди небольшого луга, на берегу речушки мы увидели фабрику.

Мы моргали и терли глаза, но это был не мираж. Тут она и стояла — в миле впереди и в тысяче футов внизу, квадратная, угрюмая современная небольшая фабрика, над которой поднимался в небо дым. Это было так же удивительно, как мечеть, перенесенная целиком из Тегерана в середину Соленой пустыни.

При помощи биноклей мы увидели, как последние из алтаев скрываются за воротами фабрики. Поверху на стенах виднелись пулеметные площадки. Фабрика была построена как крепость.

Понаблюдав немного, Дэйн спросил у меня:

— В какой мы сейчас стране?

Я не знал и спросил об этом хана душаков. Он сказал, что в этих местах, где встречаются три страны, граница не определена. Мы могли по-прежнему находиться в Иране, могли сместиться к востоку на расстояние, достаточное, чтобы попасть в Афганистан, или к северу, чтобы очутиться в Туркменской Республике. Странно, но такой ответ вполне удовлетворил Дэйна.

— Значит, невозможно определить, какой стране принадлежит эта фабрика? — спросил он.

— Совершенно невозможно, — подтвердил хан. Его звали Норотай, и он был высоким стариком с необыкновенно узкими глазами. — Я сам видел карты, на них не было определенной границы.

— Превосходно, — заявил Дэйн. — Значит, ни одна страна не станет возмущаться, если мы уничтожим эту фабрику.

Норотай дважды моргнул, дернул себя за усы и посмотрел вниз на фабрику. Хитай, стоявший рядом с ним, сказал:

— Никого не возмутит уничтожение фабрики — или наша гибель.

— Ты боишься напасть на одинокое строение? — спросил Дэйн.

— У них пулеметы, — заметил хан.

— Зато у нас — внезапность, а вскоре станет темно.

— Мы не боимся сражаться, — сказал хан. — Даже против пулеметов. Но мы враждуем с алтаями, а не с фабрикой. Мы должны остаться здесь и устроить засаду на них.

Другие душаки присоединились к нему, но Дэйн рассмеялся.

— Допустим, вы убьете двадцать или тридцать алтаев, — сказал он. — У них что, нет родичей в Афганистане и Туркменской Республике? Или у них меньше родичей, чем у вас?

— Больше, — ответил Норотай. — Поэтому смерть двадцати или тридцати имеет огромное значение.

— Куда большее значение будет иметь уничтожение фабрики.

Хан пожал плечами и отвернулся.

— Послушайте, — сказал Дэйн. — Эта фабрика — источник богатства алтаев. Благодаря ей и торговле героином они могут покупать автоматы и нанимать сартов и курдов. Но без фабрики — что им делать?

Это была разумная мысль, и душаки обсудили ее. Гордость не позволяла им соглашаться с мнением соседа, и казалось, что они никогда не придут к согласию. Затем хан высказал вслух то, о чем многие думали.

— Если мы убьем достаточное число алтаев, — сказал Норотай, — то мы сами можем возглавить торговлю Белым Порошком и разбогатеем!

Это вызвало хор согласных голосов. Душаки притихли, задумавшись о богатстве, которое сможет дать им эта торговля. Некоторые искоса глянули на меня и на Дэйна. Ради того, чтобы захватить в свои руки выгодную торговлю, им пришлось бы перерезать нам глотки. Таким образом тайна фабрики не будет раскрыта, и им осталось бы только устроить на алтаев успешную засаду.

Я отступил к скале, и тут некоторые душаки положили руки на ружья.

— Только не стрелять! — крикнул хан.

— И не хвататься за ножи, — добавил Дэйн, когда я ему это перевел. — Ты в самом деле думаешь, что все так просто, хан?

— Может, и непросто, — ответил хан. — Но совершенно ясно, в чем заключается наша выгода.

Дэйн рассмеялся, показывая, что он презирает его измену.

— Тайна фабрики! — воскликнул он издевательским тоном. — Как ты думаешь, насколько это тайна? Или ты предполагаешь, что я забрался в эти горы, чтобы за оленем гоняться?

— Ты хотел проследить за алтаями, — сказал хан.

— Да, — промолвил Дэйн с таким терпением, как будто объяснял ребенку. — Но ПОЧЕМУ я захотел проследить за алтаями? Почему я не сделал так, чтобы иранская полиция арестовала их в Имам-бабе? Потому что я хотел найти источник Белого Порошка. И, поскольку героин надо где-то производить, я ожидал, что найду фабрику.

— Так ты предвидел это? — спросил хан.

— Разумеется. Героин ведь надо где-то делать. Мое начальство тоже так считает. Вот почему они согласились с моим планом пойти вместе с душаками на северо-восток и поискать в горах за Имам-бабой.

Дальше объяснять было не нужно. Примерное расположение фабрики было известно, известна была и связь Дэйна с душаками. Если с Дэйном что-нибудь случится, на душаков ополчатся не только алтаи, но и вся иранская полиция. Разумеется, наши коварные союзники подозревали, что Дэйн мог и солгать насчет своего предвидения — лично я в этом сомневался. Но душаки не могли быть в этом уверены, и ошибка могла оказаться для них роковой. Дэйн добавил еще несколько убедительных подробностей, и душаки решили согласиться с ним.

Далее Дэйн привел доводы за уничтожение фабрики. Это было нетрудно. Фабрика была источником богатства алтаев — то есть у душаков ничего такого не было, и они хотели ее уничтожить. Дэйну стоило только намекнуть на их хитрость и отвагу и на то, что фабрику будет легко уничтожить, невзирая на пулеметы. От его слов они словно опьянели, и мы все в наилучшем расположении духа уселись и принялись составлять план атаки.

Туркмены любят поговорить о сражениях, в которых они побывали и в которых будут участвовать. Прежде чем они занялись обсуждением предстоящего дела, они должны были дать волю своей фантазии, рассказывая побасенки о былых схватках и своей древней славе в Мерве, Бухаре и Самарканде, пересказывая свои сомнительные претензии на происхождение от Бату-хана и Золотой Орды. Это обычно отнимает довольно много времени. В нашем случае — большую часть тех пяти часов, которые ушли на то, чтобы выработать простейший план.

Даже тут были разногласия. Дэйн хотел, чтобы целью нападения стало полное уничтожение фабрики. Но туркмены, взбудораженные предстоящим сражением, настаивали на таком плане, который позволил бы им уничтожить еще и полсотни алтаев. Дэйн счел это дурацким упрямством, а я — самоубийством, но выбора у нас не было. И наконец мы пришли к единому мнению.

Мы подождем, пока алтаи покинут фабрику, поскольку нападать на фабрику с нашимималыми силами, когда там полно вооруженных людей, было опасно. Мы выждем полдня, чтобы алтаи оказались подальше от нас на западе. Затем мы нападем на фабрику под покровом темноты. Если все пойдет хорошо, мы развернемся и двинемся вслед за алтаями, настигнем их в марш-броске и будем надеяться на внезапность. Или — еще лучше — нападем на них ночью, когда они будут спать.

Итак, мы ждали, наблюдая за фабрикой, пока не село солнце. В сумерках показались алтаи. Дэйн в свой бинокль разглядел, что они везут множество туго набитых седельных сумок, которых раньше у них не было. Хитай сказал, что в таких сумках перевозят Белый Порошок.

Алтаи ушли в горы той же тропой, которой приходили. Мы прятались на возвышенности, и они проехали в полусотне ярдов от нас. Это было большое искушение, да и позиция чрезвычайно удобная, и пара душаков схватились за ружья. Но мы с Дэйном напомнили им о том, что уже говорили, и они недовольно отложили оружие.

Алтаи ехали беспорядочной толпой, и мы еще долго слышали производимый ими шум. Потом наступила тишина. Вскоре настала ночь. С приходом темноты фабрика ожила. Из труб повалил дым, многочисленные окна ярко осветились.

Душаки становились все нетерпеливей, но Дэйн заставил их ждать. Они ворчали, но до захода луны никто не двинулся с места. Хитай вернулся из разведки и сказал, что по углам фабрики расставлены на площадках четыре пулемета и у каждого по два человека. Но охранники не сидят все время возле пулеметов, а расхаживают по крыше, болтают, пьют чай и вообще ведут себя довольно беспечно. Внешней лестницы на крышу нет.