— Что за страсти вы рассказываете, — поежился Отт.

— Я пытаюсь вколотить в вашу тупую башку простейшую мысль: вам нужен покой. Сейчас, немедленно, здесь, в Эль-Обейде. Вы же молодой человек. Потерянный месяц даст вам еще лет тридцать жизни. Ну что за гонка? Что такого важного в этом Бейруте?

— Это важно, — сказал Отт. — Я извиняюсь, но это действительно очень важно. Сколько я вам должен, доктор?

— Ничего вы мне не должны, — ответил врач. — Может, вы полежите здесь хотя бы до поезда? Или вы предпочтете пойти осматривать достопримечательности и убить себя прямо сейчас?

— Я побуду здесь, — сказал Отт. — Спасибо вам еще раз.

— Я останусь с ним, — предложил Прокопулос. — Джентльмены, вы потом вернетесь, чтобы помочь мне доставить мистера Отта к поезду?

Эберхардт и Эчеверрья кивнули.

— Я пойду поищу, чего тут можно выпить. Эберхардт, вы как?

— Да, мне тоже кажется, что выпить нам не помешает, — согласился ученый. Они ушли. Врач бросил на Отта еще один неодобрительный взгляд и тоже вышел из комнаты.

Отт прикрыл глаза. Он чувствовал сильную слабость, головокружение и боль в желудке, но это его не смущало. Гепатит, конечно, дрянь, но оставаться в Эль-Обейде нельзя. Если он проваляется здесь целый месяц, то к тому моменту, когда он встанет, под дверью его уже будут ждать детективы из Южной Африки. А на руках у них будут документы о его выдаче. И как только он сможет ходить, детективы тут же нацепят на него наручники и засунут его в самолет на Йоханнесбург.

Но нет худа без добра. Зато теперь в Хартуме ему обеспечено забронированное место на самолет до Бейрута. Возможно, таможенники не станут усердно копаться в его багаже, а на него самого и вовсе не обратят внимания. В Бейруте он будет в безопасности. И он будет богатым человеком. Все, что от него требуется — выдержать эти три дня пути до Хартума.

Отт почувствовал какое-то движение и открыл глаза. Рядом с ним стоял Прокопулос с большой подушкой в руках.

— Я подумал, что так вам будет удобнее лежать, — сообщил грек.

— Да, спасибо. Не знаю даже, зачем вы так себя утруждаете.

— В таких глухих углах мы, европейцы, должны держаться вместе. Вот и все.

— Спасибо. Я вам очень признателен.

— Я рад, что могу чем-то помочь, — сказал Прокопулос и посмотрел на часы. — До поезда еще пять часов. Может, снимете туфли, чтобы удобнее было лежать?

Они посмотрели друг на друга. Мгновение спустя Прокопулос отвернулся и закурил.

— Мне достаточно удобно и так, — сказал Отт.

— Как хотите.

— Доктор еще здесь, не знаете? — спросил Отт.

— Думаю, да. Ладно, вы бы подремали.

Отт закрыл глаза. «Так вот в чем дело, — подумал он. — Интересно, как этот пронырливый ублюдок узнал про алмазы? Заботится он обо мне, как же. Еще одна проблема на время поездки в поезде».

Тело родезийца налилось свинцовой тяжестью. Это чертово тело пыталось убить его или засадить в тюрьму. Но до Хартума было всего три дня пути и еще несколько часов лета до Бейрута. Отт скрестил руки на груди, так чтобы правая рука касалась рукояти «беретты», лежавшей в наплечной кобуре. В другом углу комнаты Прокопулос листал старый журнал.

Полковник Рибейра решил, что все кофейни Эль-Обейда одинаково грязны, а потому вошел в большое, битком набитое заведение, расположенное в центре города. Он подумал, что в кофейне, где травят посетителей, не было бы столько народу. Зайдя внутрь, полковник отыскал свободный столик и попросил официанта принести стакан вина. Официант недоуменно посмотрел на него. Рибейра понял, что сказал это по-испански. Он повторил заказ по-английски.

Официант по-прежнему смотрел на него с недоумением. Посетители-арабы начали с любопытством рассматривать Рибейру и обсуждать, чего может хотеть этот иностранец. Официант громко и внятно спросил Рибейру по-арабски, чего ему нужно. Рибейра ответил по-английски, потом по-испански. Посетители придвинулись поближе к его столику, пытаясь придумать, чем тут можно помочь.

Рибейра порылся в карманах и обнаружил там англо-арабский разговорник. Арабского слова «вино» там не было, но зато полковник нашел фразу типа «Что у вас есть выпить?» и решил попытаться.

— Шу фи хаун лишширб? — спросил он. По утверждению разговорника, так это звучало на сирийском диалекте. Эта же фраза была приведена еще и на египетском диалекте. Не получив ответа, Рибейра зачитал и второй вариант:

— Э хене лишшурб?

Похоже, его опять никто не понял. Несколько секунд официант и посетители молчали, потом начали оживленно спорить, что же сказал иностранец. Некоторые утверждали, что он ищет место, где можно купить кувшин воды, другие же инстинктивно чувствовали, что он просит чего-нибудь выпить. Исходя из этого официант перечислил странному посетителю все напитки, имеющиеся в заведении, а также сообщил, где можно купить кувшин воды. Иностранец на это ничего не ответил.

Полистав разговорник, Рибейра обнаружил раздел, называющийся «В кофейне». Там он нашел следующие выражения: «Как пройти в кафе?», «Хозяин! Мне очень жарко, и я хочу чего-нибудь освежающего», «Мальчик! Принеси мне две чашки кофе», «Я бы выпил лимонада», «Я хочу бутылку ячменного отвара», «Стакан воды!» и «Есть у вас английское пиво?»

И ни малейшего упоминания о вине или виски. Рибейра решил заказать хотя бы пива.

— Джиблина каннинит бира инглизи'йи.

Не получив ответа и на этот раз, Рибейра жестом изобразил, что что-то пьет, потом похлопал себя по животу и закатил глаза. Официант энергично закивал и поспешил прочь. Завсегдатаи продолжали толпиться вокруг столика Рибейры, обсуждать его странные ужимки и спорить, на каком языке написана маленькая книжечка, которую иностранец пытался читать вслух.

Официант вернулся и принес чашечку кофе.

Рибейра холодно посмотрел на эту чашечку, потом кивнул, выпил кофе и жестом попросил еще. Официант ушел. Завсегдатаи тем временем наблюдали за движениями иностранца и обсуждали его одежду и его манеру пить кофе. Некоторое время Рибейра сидел молча и медленно багровел от такого количества любопытных зрителей. Потом он обратился к собравшимся по-испански:

— Говорит ли здесь кто-нибудь по-испански?

Никто не ответил. Рибейра улыбнулся и продолжил:

— В таком случае, господа, я имею полную возможность сообщить вам, что вы — банда паршивых ублюдков с манерами стада свиней, с которыми вы состоите в близком родстве.

Увидев дружескую улыбку Рибейры, завсегдатаи кофейни заулыбались в ответ.

— Более того, — тепло и дружелюбно заявил Рибейра, — у всех у вас в бородах вши, у ваших жен сифилис, а сами вы — шлюхины дети.

Завсегдатаи поняли по его тону, что иностранец их хвалит. Они заулыбались еще шире, покивали друг другу и решили, что иностранцы в общем-то не такие уж плохие люди. Вторую чашку кофе Рибейра смог выпить спокойно.

Мак-Кью медленно прошел через многолюдный рынок. К нему со всех сторон тянулись скрюченные смуглые руки, размахивали, указывали, умоляли, требовали. Нищие срывали свое тряпье и показывали гноящиеся раны. Безногая нищенка подтолкнула к Мак-Кью своего слепого ребенка. Ребенок протягивал перед собой деревянную плошку. Мак-Кью отступил в сторону и прибавил шагу. Он не посмел дать денег этому ребенку: если дать одному, как ты откажешь другим? Он не смел поверить в окружившую его нищету; если бы он поверил, это бы слишком многого от него потребовало.

Мак-Кью повернул к железнодорожной станции, подальше от новой группы нищих. Дорога к станции пролегала через ряд лотков. На лотках торговали неизвестными американцу овощами и мясом, над которым кружились тучи мух. Мак-Кью свернул в узкую улочку. Впереди уже виднелась станция. Шум базара затих.

Мак-Кью услышал позади звук шагов и обернулся. В его сторону быстро шел высокий негр. Негр выглядел как один из тех нубийских борцов, на которых путешественникам указывал майор Харкнесс. На негре была лишь набедренная повязка; сложен он был великолепно. Кожа негра была покрыта серой золой, а на правом запястье у него было надето какое-то странное украшение. Когда негр подошел поближе, Мак-Кью увидел, что это деревянный браслет, на котором закреплены две полоски меди, довольно толстые и, похоже, очень острые. Мак-Кью подумал, что это, должно быть, и есть тот самый боевой браслет, о котором говорил Харкнесс.