— Чем можем помочь? — осведомилась дама.

— Меня поразила стрела Купидона, — пожаловалась Меллисента.

— Давно ли?

— Вероятно, меньше часа назад. Я прибыла сюда так быстро, как только смогла.

— Быстрота в таких делах существенна, — одобрительно произнесла регистраторша и, нажав кнопку на пульте, пригласила: — Проходите.

Она провела Меллисенту в соседнюю комнату, где стояла каталка на колесиках, и предложила лечь. Открылась другая дверь, и вошел высокий молодой бог при бородке, в длинном белом халате и с зеркальцем на лбу.

— Ужалена любовной стрелой, — пояснила регистраторша.

Доктор кивнул. Он постарался сохранить невозмутимость, но по складкам, побежавшим над бровями, Меллисента могла догадаться, что он воспринял случай как серьезный. Достав из кармана какой-то инструмент, доктор настроил индикатор и оплел запястье Меллисенты эластичной лентой.

— Ты что, будешь измерять мне кровяное давление?

— Нет. Это анализатор, проверяющий субстраты твоей крови и устраняющий их в случае нужды. Надеюсь, еще не поздно.

— Я прибыла сюда сразу, как только смогла.

Доктор пожал плечами.

— Скорее всего ты прибыла, как только тебе это представилось возможным, что далеко не одно и то же. Сперва ты извинилась перед друзьями или перед теми, кто был рядом, потом еще задержалась подправить макияж, а может, даже сделать звоночек-другой.

— Никаких звоночков, — заверила Меллисента. — Сразу сюда. Хоть я и не знала, что надо так спешить.

— Если бы ты видела столько чувственных отравлений, сколько я, ты прилетела бы сюда быстрее пули. — Он снял эластичную ленту, вгляделся в индикатор, нахмурился. — Да, ты отравлена, двух мнений быть не может. Но давай все-таки удостоверимся. О чем ты думаешь сейчас в первую очередь?

— Об Артуре Фенне.

— Это тот, на кого направлена твоя любовь?

— Да.

— Мне неизвестен бог под таким именем.

— Он не бог, он смертный.

— Проклятье! Тогда это более чем серьезно. Полюбить смертного для богини — сущее наказание.

— А то я не знаю! Можете вы мне помочь?

— Для того чтобы нейтрализовать яд косоглазием либо заиканием, слишком поздно. Отравлены все органы. Придется прибегнуть к замещению подсознания.

Доктор щелкнул пальцами. Из скрытых динамиков полилась старая земная песня «Это не любовь — мне слишком хорошо». Губительно назойливая музыка обрушивалась на Меллисенту, а регистраторша все наращивала и наращивала мощность. Одна из стен врачебного кабинета исчезла, на ее месте возникла обширная сцена с мерцающими огнями рампы. На сцену вышла группа танцоров и начала Танец здравого рассудка. Их выверенные, размеренные шаги сопровождались световыми проекциями кубистских картин. Меллисента ощутила, как ее втягивает в танец. Почти помимо воли ноги приняли ритм, руки грациозно взвились над головой, и она закружилась вместе со всеми.

Доктор стоял у пульта, нажимая кнопки. На его лице застыло выражение высшей сосредоточенности. Не отдавая себе в том отчета, он даже закурил сигарету — она как бы подчеркивала важность того, что он делает. Регистраторша послала ему восхищенный взгляд, но встречный взгляд был предостерегающим, и она вновь напустила на себя безразличие. Ни на миг нельзя было допустить даже легкого намека на чувство, от которого они старались избавить пациентку.

Музыка достигла предельной силы. Меллисента кружилась, приседала и распрямлялась, завороженная движением. Регистраторша шепнула доктору:

— По-моему, получается…

— По-моему, тоже, — ответил он шепотом на шепот. — Если сумеем вывести ее отсюда, не допустив напоминаний о том, от чего хотим избавить, все кончится хорошо.

— Если кто-нибудь способен на это, то только ты, — выдохнула регистраторша.

— Держи себя в руках, — оборвал ее доктор.

Вновь сосредоточившись на кнопках, он умело довел предельный звук до душераздирающего, одновременно усиливая световые эффекты, а затем внезапно оборвал. Наступила зловещая тишина. Меллисента замерла на полушаге, огляделась озадаченно и спросила вслух:

— А что это я здесь делаю?

Припрятав улыбку торжества, регистраторша дала стандартный ответ:

— Вы пришли сюда за покупками, дорогая. Вы что-нибудь уже выбрали?

Поиграв кнопками на пульте, доктор превратил операционную в модный магазин. Вокруг появились вешалки с платьями, витрины с ювелирными изделиями и драгоценностями, стойки с обувью и даже отдельный прилавок с купальниками. Меллисента двинулась по проходам, поглядывая туда и сюда, поневоле недоумевая, отчего весь обслуживающий персонал носит белые халаты и зеркала на лбу. Регистраторша разгадала ее недоумение, сердито глянула на доктора, который, очевидно, снебрежничал при настройке, и пояснила:

— Новейшая форма. Напоминает о Фрейде. Пикантно, не правда ли?

— Наверное, — откликнулась Меллисента рассеянно. — Честно сказать, я не вижу здесь ничего, что мне хотелось бы купить.

Она направилась к выходу, и оба, доктор и регистраторша, затаили дыхание. Если она покинет это заведение, не восстановив памяти, у нее появятся хорошие шансы избавиться от непрошеной любви раз и навсегда.

— Ну, я пошла, — сказала Меллисента.

И тут, у самой двери, ее внимание привлек очередной стенд с драгоценностями. Ничего выдающегося, хотя искусство ювелиров не оставляло желать лучшего. Взгляд выхватил один предмет — кулон из серебра на изящной серебряной цепочке.

— Вот милая вещица, — произнесла она, вытаскивая кулон и поднося его к свету.

— Как эта штука сюда попала? — рявкнул доктор шепотом.

— А я откуда знаю? — шепнула регистраторша не менее резко.

Приглушенный щелчок — Меллисента раскрыла кулон. Внутри оказалась фотография мужчины с выступающей челюстью, маленькими полуопущенными глазками и неискоренимой печатью бесхарактерности на лице.

— О, Артур! — воскликнула она. — Как я могла забыть!

— Не повезло, — констатировал доктор. — Меллисента, боюсь, что мы больше ничего не можем для тебя сделать.

— Видно, так, — произнесла Меллисента безнадежным тоном. — Спасибо, что хоть попробовали помочь.

С чем и удалилась. Доктор напустился на регистраторшу:

— Хочу выяснить, кто положил туда этот кулон. И кто сунул в него фотографию…

— Займусь этим немедленно, — заверила регистраторша.

Но отгадки никто так и не узнал. Да если бы и узнали, Меллисенте от того было бы ни холодно, ни жарко. Даже боги, увы, подвержены необъяснимым аномалиям.

Скаббер был вне себя от радости, когда, осмотревшись, увидел плотные ряды инопланетян, пришедших приветствовать заезжего бога. На огромном пространстве в центре главного города, известном под названием Запретной площади, их собрались десятки и сотни тысяч, и число быстро возрастало до миллионов.

Площадь, каждая сторона которой тянулась миль на двенадцать, была оснащена громкоговорителями на высоких мачтах, укутанными в почти неразрушимый прозрачный пластик с дырочками для вентиляции. Инопланетянин по имени Ксозе пояснил, что пластик защищал громкоговорители от стихий в течение неисчислимых лет и веков, пока они висели без употребления.

— Без употребления? — переспросил Скаббер. — Неужели их совсем не использовали?

— Да, вот именно.

— Не понимаю.

— Все достаточно просто. Великая Запретная площадь — одно из древнейших сооружений нашей цивилизации, восходящее к временам, которых никто из инопланетян и не помнит. Площадь благоговейно охраняли, вход сюда был воспрещен, а тех, кто по безрассудству пренебрегал запретом и вторгался в священные пределы, ждало суровое наказание.

— Вы что, даже громкоговорители не проверяли?

— Нет, не проверяли. Предки работали на совесть, и у нас не возникало сомнений, что, когда пробьет час, все окажется в полном порядке.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что твои далекие предки соорудили эту площадь и установили аппаратуру не для себя, а в предвидении наступления определенного дня в будущем?