— По-моему, ты действительно что-то раскопал, — решил я. — Хорошее начало, Гарри! Так ты летишь в Гонфлер и проверяешь, там ли они?

— Хоб, я не могу выехать из Испании, — оглоушил меня Гарри.

— Тебя за что-то разыскивают во Франции?

— Ничего похожего. Просто я подал заявление на permanencia.

— Merde,[118] — рассердившись, я проглотил готовое сорваться с языка ругательство. «Permanencia» — разрешение на постоянное проживание в Испании. Оно дает определенные привилегии и накладывает несколько обязательств. Для того чтобы его получить, надо заполнить соответствующие анкеты, сдать паспорт и прожить в Испании полгода. Потом паспорт возвращают, и вы можете приезжать и уезжать сколько вам угодно.

— Когда, думаешь, твоя permanencia будет готова?

— Недель через шесть.

— Чертовское неудобство, — признался я. — Ты не можешь попросить своего приятеля Беласко раздобыть твой паспорт и отдать тебе?

— Без капли пота, если бы дело было на острове, — объяснил Гарри. — Но ты же не хуже меня знаешь, что все бумаги уходят в Мадрид.

Заскрежетав зубами, я кивнул. Проклятая сверхцентрализованная Испания. Сам я убежденный сторонник региональной автономии.

— Ладно, — сказал я, — придется проверить мне.

Я поехал на вокзал Монпарнас и сел на поезд в Гонфлер.

Гонфлер находится в двух часах пути от Парижа. Это старый порт в Бретани на берегу Английского канала, как говорят англичане, или Ла-Манша, как говорит весь остальной мир. Порт играл важную роль во время наполеоновских войн.

Сняв в отеле «Арен» номер с прекрасным видом на залив, я моментально почувствовал себя лучше. Из окна виднелись узкие, красиво выложенные камнями улицы, шпили церковных колоколен и каменный узор спуска к заливу. Я заметил на улицах несколько плакатов: «Добро пожаловать, виндсерфингисты». Кроме этого, местные жители вроде бы особого интереса к соревнованиям не проявляли.

В Гонфлере особенно делать было нечего. И это мне нравилось. Я прогуливался по улицам и вдоль набережной, восхищался водными лыжами, которые выглядели так же, как на знаменитых современных французских рисунках морских пейзажей. То тут, то там я заходил в кафе, пил кофе или аперитив. Я бездельничал, наслаждался и баловал свою душу.

Вернувшись в отель, я не особенно удивился, узнав от старшего коридорного, что меня спрашивал джентльмен и что теперь он ждет моего возвращения в гостиной.

Заглянув в бар, я увидел знакомую большую и сильную спину, затянутую в хлопчатобумажный твид, и львиную голову майора Найджела Уитона.

— Привет, Найджел, — сказал я, проскользнув на соседнюю табуретку.

Как я уже упоминал, я человек не мускулистого сложения. Когда речь идет о грязной работе, я не участвую. Зачем делать ее самому, когда под рукой есть специалисты, которые вечно нуждаются в деньгах.

Найджел Уитон — бывший доброволец «красных беретов» и бывший полковник плохо кончившей армии Моиса Чомбе.[119] До этого он хорошенько набил руку в различных неприятностях в Малайзии, Кении, Брунее и Афганистане. Уитон — высокий и, когда забывал втягивать живот, полный человек с густыми буйными каштаново-рыжими кудрями, с курчавой бородой и усами. Он немного походил на льва и немного на белокожего ребенка, слишком надолго оставленного на солнце. Лицо Найджела — памятник тропическому солнцу и беспробудному пьянству. Он был сложным человеком, одновременно состоявшим из нескольких типажей. Одна из его лучших ролей — чуть ограниченный бывший офицер Британской армии. Это типаж комичный. Но были и другие. Никто, даже сам Найджел, не знал, какой же из них истинный Уитон.

— Жан-Клод сказал, что у тебя есть для нас работа, — начал Найджел.

— Откуда ты узнал, что меня надо искать здесь?

— Я вспомнил, что в старые дни ты часто приезжал сюда, когда Париж уже стоял костью в горле, а для возвращения на Ибицу ты еще не созрел.

— Вы изучили мои привычки, Ватсон, — заметил я. Он кивнул.

— Кстати, как Кейт?

— Прекрасно, — ответил я.

— Она не вспоминает меня?

— По правде говоря, нет. У Кейт добрые старые дни остались далеко позади.

— Очаровательная женщина Кейт, — вздохнул Найджел. — Как дети? Все в порядке?

— Да, прекрасно. Они тоже тебя не вспоминают, Найджел.

— Ну, все равно здо́рово хорошо поговорить о добрых старых временах. А что случилось теперь, Хоб?

— Алекс Синклер. Помнишь его?

— Даже очень хорошо, — сказал Найджел. — В те времена его домик на Ибице стоял рядом с моим. Дьявол Алекс, золотоволосый мальчик. Наверно, помнишь, я был шафером на его второй свадьбе. Сейчас не могу вспомнить, на ком он женился, на Маргарет или на Кэтрин?

— Что ты еще о нем помнишь?

— Он изготавливал подделки с Раулем Фонингом, предметы искусства. Потом работал с Берни Корнфилдом, они продавали воображаемые поместья как реальные. Потом вернулся в Штаты. Добровольно отказался от широко расхваленной свободы и пошел работать в какую-то большую адвокатскую фирму в Вашингтоне, округ Колумбия. Последнее, что я слышал, он жил в Джорджтауне и как сыр в масле катался.

— Тем же заканчиваются и мои сведения. Меня наняли найти его. Вроде бы он приехал в Париж с месяц назад и исчез.

— Кто тебя нанял? Если этот вопрос не кажется тебе нескромным.

— Нет, ты ведь теперь тоже в деле, так получается. Разыскивает его леди по имени Ракель Старр. По крайней мере, так она назвалась, когда пришла ко мне.

— Никогда не слышал о ней, — проговорил Найджел. — Наверно, не из тех, что были в старые времена?

Я покачал головой.

— Я представил ее Русу, он ее не знает. А если Рус не знает, значит, она на самом деле никогда не появлялась на сцене.

— Почему она хочет найти Алекса?

— Она мне не сказала. Кажется, личный интерес.

— С Алексом всегда так, — улыбнулся Найджел. — Что ты хочешь, чтобы сделали мы с Жан-Клодом?

— По-моему, это очевидно. Попытаться что-то раскопать. Особенно что Алекс на самом деле задумал, как и почему он исчез, где он сейчас.

— Выглядит вполне разумно, — согласился Найджел. — Когда ты возвращаешься в Париж?

— Скоро, — я неуверенно пожал плечами.

— Что ты здесь делаешь?

— Еще одно дело, — ответил я.

— Ну, старина, мы ведь теперь партнеры. Включи меня, — предложил Найджел.

Так я рассказал ему о Фрэнки и о том, что открыл Гарри.

— Ты хочешь здесь пересечься с парнем? — спросил Найджел.

— Да, если правда, что он и виндсерферы действительно прибыли сюда. Надеюсь, что дело можно будет легко уладить.

— Много легче, чем пытаться действовать через суд, ага? — заметил Найджел. — Ну, полагаю, ты знаешь, что делаешь.

Я кивнул, хотя, по правде говоря, не очень-то знал.

— Можешь ты немного авансировать меня и Жан-Клода? — спросил Найджел. — По-моему, вы, американцы, относитесь к любому делу как к прогулке за деньгами.

Я дал ему пять тысяч франков на двоих с Жан-Клодом и список людей, с которыми хотел бы в дальнейшем поговорить. Он дал мне номер телефона, куда можно позвонить и оставить сообщение для него и Жан-Клода.

— Ты поедешь поездом? — спросил я.

— У меня все еще есть старая «Испано-Суиза», — покачал головой Найджел. — Увидимся в Париже.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Кстати, Найджел… — проговорил я.

— Да, Хоб? — Он обернулся, великолепная военная фигура с небольшим животом.

— Насчет Турции. Я не подставлял тебя и Жан-Клода.

— Знаю, — ответил Найджел.

— Жан-Клод вроде бы не поверил мне. Откуда ты знаешь, что я говорю правду?

— Я давно отработал эту версию. Если бы я действительно думал, Хоб, что ты нас продал, мы бы сейчас не вели этот разговор.

— Почему не вели бы?

— Потому что ты лежал бы на дне канала Сен-Мартен с моими гантелями, привязанными к лодыжкам. Встретимся в Париже, Хоб.