— Ну да, и дальше что?

— О чем бы он ни попросил, соглашайся, а потом сделай наоборот.

Руфус нахмурился от напряжения.

— Наоборот, говоришь?

— Вот именно.

— Наоборот, — повторил Руфус. — Ладно, по-моему, я понял.

Друзилла положила ему на руку ладонь и спросила своим низким, волнующим голосом:

— Можем мы рассчитывать на тебя, Руфус?

— Мы?

— Я и цивилизованная Вселенная, дорогой.

— Верь мне, любовь моя.

Они обнялись. И вдруг Друзилла вздрогнула:

— Руфус! Там в окне — лицо!

Руфус развернулся, молниеносно выхватив иглолучевик. Но ничего не увидел в двойном застекленном окне, кроме обычных парящих кусочков анастрагонского пейзажа.

— Да нет там никого, — сказал он.

— Но я же видела! — упорствовала Друзилла. Руфус надел скафандр, включил внешнюю систему освещения планетоида и вышел наружу. Вернувшись, он покачал головой:

— Там ни души, дорогая.

— Но я видела лицо!

— Тебе, должно быть, померещилось со страху.

— Ты все проверил? Следов от колес звездолета тоже нет?

— Следы там действительно есть.

— Ага!

— Но это следы от наших собственных катеров.

— Наверное, у меня просто нервный срыв, — сказала Друзилла с дрожащим смешком. — Скорей бы все это кончилось!

Они поцеловались, Друзилла села в свой космический катер и отправилась в Истрад.

Руфус задержался на Анастрагоне чуть дольше. Он поджарил себе на газовом рожке зефира, насадив его на кончик шпаги и раздумывая о том, что сказала Друзилла. Хорошая она девочка, Друзилла, только чересчур серьезна и склонна к истерикам. Все это ерунда на постном масле. Руфус и не думал предавать Драмокла. Если на то пошло, он лучше погибнет вместе с Драмоклом и со всей Вселенной в пламени атомного костра, но дружбы своей не предаст. Хотя до этого не дойдет. Кто-кто, а Драмокл умеет таскать зефир из огня — вернее сказать, каштаны. Дру поймет, как она заблуждалась, если, конечно, они останутся в живых.

На самом деле Руфус был не прочь повоевать — так же, как и его друг Драмокл.

В полутемной Военной палате Ультрагноллского дворца царило напряженное ожидание. Экраны мониторов пестрели крошечными блестящими корабликами, шедшими за рядом ряд. Два космических флота сближались в бескрайнем пространстве. С одной стороны — звездолеты Руфуса, построенные стройной фалангой. Они были неподвижны и готовы к бою, застыв на линии космической границы Друта. Неприятель надвигался на них двойным клином. Супердредноуты Джона находились на правом фланге и в центре, кольчатые суда Хальдемара — слева. Драмокл видел, что вражеский флот значительно превосходит войско Руфуса. Джон пустил в ход все свои резервы. Помимо судов регулярного флота, на экране виднелись громоздкие грузовые корабли, оборудованные ракетными установками, скоростные гоночные яхты с наспех присобаченными торпедами, экспериментальное судно с выпуклыми лучевыми прожекторами. Джон собрал все, что только могло оторваться от планеты и присоединиться к флоту.

Полиэкранное оборудование, доставшееся в наследство от древних, позволяло Драмоклу не только наблюдать, но и слушать разговор между Руфусом и графом Джоном.

— Привет, Руфус, — сказал граф Джон с деланной небрежностью.

Руфус, сидевший в центре управления, нажал на кнопку точной настройки.

— Привет, Джон, привет. В гости пожаловал, да?

— Точно, — сказал Джон. — И друга с собой привел.

На другом экране появилась лохматая голова Хальдемара.

— Здорово, Руфус. Сколько лет, сколько зим!

— Да, давненько не видались, — строгая перочинным ножом ивовую ветку, откликнулся Руфус. — Как дела на Ванире, дружище?

— Как обычно, — сказал Хальдемар. — Солнца мало, холодрыга, ни тебе промышленности, ни приличных баб.

— Да, жизнь у вас там суровая. А как с тем большим проектом, что был предусмотрен для Ванира?

— Ты имеешь в виду «Шлигс продакшнз»? Они собирались снимать у нас свой эпохальный военный боевик «Бобовые солдаты». Для моих парней там, конечно, нашлась бы работенка, да только съемки отложили на неопределенный срок.

— Да, — сказал Руфус. — Таков шоу-бизнес.

Непринужденный дружеский разговор о том о сем не мог, однако, скрыть напряжения, пробивавшегося сквозь небрежно роняемые слова подобно тому, как пробивается стальная нить накаливания сквозь набитую волокнистым наполнителем прокладку. Наконец Руфус сказал:

— Что ж, приятно было поболтать с вами, друзья. Могу ли я чем-то вам помочь?

— Ну разумеется, Руфус, — ответил Джон. — Мы просто идем вдвоем дорогой на Глорм. У нас и в мыслях нету ссориться с тобой. Я и мои ребята будем очень признательны тебе, если ты попросишь своих ребят посторониться и дать нам пройти.

— Мне очень жаль, — сказал Руфус, — но, боюсь, я не смогу выполнить вашу просьбу.

— Ты прекрасно знаешь, Руфус, что мы пришли сюда разобраться с Драмоклом, — сказал Джон. — Пропусти нас. Тебя это не касается.

— Одну минутку. — Руфус повернулся к боковому дисплею, в электронную схему которого был встроен двойной шифратор, и спросил у Драмокла: — Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Драмокл взглянул на дифференциальный акселератомер. Судя по его показаниям, звездолеты Джона и Хальдемара потихоньку ползли вперед — еле-еле, не спеша, но все-таки неумолимо приближаясь к фаланге Друта.

Драмокл уже велел своим собственным судам занять круговую оборону по периметру Глорма. С Руфусом он договорился, что тот будет удерживать позицию и ждать дальнейших приказаний. И тут, за спиной короля послышался шум перебранки. Часовые спорили с человеком, пытавшимся проникнуть в Военную палату. Драмокл обернулся и увидел Макса. С ним была какая-то женщина.

— В чем дело? — спросил Драмокл.

— Вы уже отдали Руфусу приказ? — торопливо крикнул Макс. — Нет? Слава Богу! Сир, вы должны выслушать меня и эту молодую леди. Вас предали, милорд!

Неприятельский флот находился пока вне досягаемости для Руфусовых ракет. А значит, немного времени еще оставалось.

— Погоди-ка, Руфус, — сказал Драмокл. — Я свяжусь с тобой через минуту. — Король повернулся к Максу. — Входи. Надеюсь, Макс, что это не очередной плод твоей буйной фантазии. Как звать твою подружку?

— Меня зовут Сорочка, — сказала девушка.

Пока происходили все эти события, Друзилла сидела в своем замке в Истраде и думала. С Анастрагона она прямиком направилась домой. Настроение у нее в пути совершенно упало. Праведный гнев, вдохновлявший ее во время разговора с Руфусом, куда-то испарился. Она не могла понять, почему с такой готовностью поверила Чачу, хотя прекрасно знала о его ненависти к Драмоклу и неистребимой склонности ко лжи. Правильно ли она поступила? Убежденность покинула принцессу, и навалилась такая хандра, что терпеть ее не было мочи. К счастью, у ее психиатра, доктора Эйгенлихта, оказалось в тот день «окно».

Сеанс прошел чрезвычайно плодотворно. Друзилла поведала Эйгенлихту обо всем, что она наделала и почему, и тут же забилась в истерике.

Эйгенлихт подождал, пока она успокоится. Затем закурил коротенькую и толстую черную сигару, сплел свои коротенькие и толстые черные ножки и заявил:

— Моя дорогая, это же настоящий духовный прорыв! Осознав истинные побуждения своего брата, вы не можете не понять своих собственных подсознательных побуждений, толкнувших вас с такой готовностью принять его предательский план. Теперь вы видите, что ваша знаменитая любовь к дорогому папочке служила всего лишь ширмой для тайной злости и жажды мщения.

— Но я люблю его! — простонала Друзилла.

— Конечно, вы его любите. Но и ненавидите тоже. Амбивалентность налицо. Да и могло ли быть иначе? Вспомните свое детство, подумайте о бесчисленных Драмокловых подружках! Папочка никогда не хотел позабавиться с малышкой Дру, верно? Малышка Дру мечтала быть папочкиной подружкой, но ее коварный папочка всегда, обращался с ней как с ребенком и развлекался на стороне. Тем самым он посеял в вашей душе чувство бешеной ярости, неприемлемое для вашего сознания. Пытаясь сублимировать это чувство, вы ударились в религию, силясь направить вашу разрушительную энергию в русло высших материй. Вы и Руфуса полюбили по той же причине. Руфус — воплощенное самообладание, своего рода копия вашего отца, человек, не лишенный страстей, но не испытывающий страсти к вам. Как только у вас появился шанс отомстить Драмоклу, ваш рассудок, этот тайный прислужник вероломства, прикрыл ваши мстительные чувства вуалью благородных и возвышенных побуждений.