— Но куда он мог направляться? — спросил Мефистофель.

— Мне кажется, он вознамерился повидать Самого, — ответила дева.

— Самого!.. — воскликнул Михаил, находившийся рядом. — Нет, нет! Не может быть!

— Мне так показалось. Хотя, возможно, он просто решил полюбоваться божественным пейзажем, открывающимся с горной вершины.

— Как ему только в голову могла прийти такая мысль — искать Бога! Как он осмелился?! Без пропуска? Без рекомендации? Без сонма сопровождающих его высокопоставленных духов, чьи набожность и благонадежность неоднократно подвергались тщательной проверке? Это неслыханно!

— Однако это случилось, — ответила дева.

— Я думаю, мне лучше самому посмотреть, что там происходит, — сказал архангел Михаил. Мефистофель кивнул в знак согласия.

Взобравшись на самую высокую гору, Мак увидел жемчужные ворота, которые распахнулись перед ним сами собой — плавно и бесшумно. Он вошел внутрь и оказался в пышном саду, где каждое дерево, каждый куст приносили обильные плоды и не было видно ни слизняков, ни гусениц, ни вредных жуков — долгоносиков. Мак заметил, что по дорожке, посыпанной песком, к нему спешит какой — то высокий бородатый мужчина в длинной белой одежде. Мак склонился перед ним до земли:

— Здравствуй, Бог.

Незнакомец в белом подошел к Маку и помог ему подняться на ноги, сказав при этом:

— Встаньте, прошу вас, здесь земля сырая. Кроме того, ведь я не Бог. К сожалению, Он сам сейчас не сможет поговорить с вами; но Он послал к вам меня, Своего слугу, с благой вестью. Он решил отменить приговор Ананке и объявить вас настоящим победителем в великом Споре меж Светом и Тьмой.

— Меня? — изумленно воскликнул Мак. — Чем я заслужил такую честь?

— Затрудняюсь сказать точно, — ответил бородатый мужчина, — я, видите ли, не вникал в подробности. Во всяком случае, вы удостоены звания победителя не за ваши выдающиеся качества. Просто было решено привлечь всеобщее внимание к маленьким людям — к простым смертным, со всеми присущими им недостатками. Много веков тому назад древние боги пытались править миром — и им это не удалось. Затем Добро и Зло попытались взять власть в свои руки, но у них тоже ничего не вышло. Закон также потерпел фиаско. На смену ему пришел Разум… но одного разума было недостаточно. Даже Хаос не смог воцариться надолго. И вот наступила нынешняя эпоха — эпоха простого человека. Вы — герой этой эпохи. Ваши поступки были просты и бесхитростны. Вы служили себе самому, лишь смутно сознавая, что, возможно, служите какой — то более высокой цели. И вы в конце концов выиграли спор, ибо даже эта слабая искра идеализма имела гораздо большее значение, чем все великие замыслы и отвлеченные теории.

Мака был потрясен его словами.

— Я — победитель? Мне — управлять миром? — спросил он. — Нет, нет, это невозможно! Я и слышать об этом не хочу. Честно говоря, это похоже на богохульство.

— Бог пребывает в богохульстве, дьявол — в благочестии.

— Послушайте, — сказал Мак, — я думаю, мне лучше поговорить об этом с Самим Богом.

— К сожалению, это невозможно, — печально сказал бородатый мужчина. — Ведь Единого Бога нельзя ни увидеть, ни поговорить с ним — даже здесь, в Раю. Мы долго искали Его, но нигде не нашли. Похоже, что он давно покинул эти места. Некоторые говорят, что Он никогда не существовал, поскольку у нас нет Его фотографий или каких — либо других доказательств Его бытия. Но наши древние легенды гласят, что давным — давно Он был здесь, и ангелы часто приходили к Нему, ища у Него поддержки и любуясь Его ликом. Он говорил им, что Рай, и Ад — части одного. Никто не постигал его мысли. Он пускался в пространные и запутанные объяснения. Никто не понимал, что он хотел сказать, пока в Раю не появились обман и мошенничество, а затем стали совершаться и настоящие преступления.

— Преступления? В Раю? Не может быть! — сказал Мак.

— Вас это изумляет? Да, удивительные вещи творятся здесь, в Раю… Приблизительно в это же самое время Он заявил, что Он совсем не Бог — не великий, не вечный и не вездесущий; что он только исполнял обязанности Бога, в то время как Сам Бог занимался другими делами. Каждый, естественно, хотел знать, что это были за дела. Говорили, что Он удалился в иной мир, чтобы начать все сначала, и создал там новую Вселенную, упростив ее механизм настолько, чтобы он безотказно работал. Большинство было убеждено, что Он разочаровался в этом мире, хотя, конечно, не подавал виду и ни словом никому об этом не обмолвился… Впрочем, вернее было бы сказать — не намекал.

Мак долго молча глядел на стоящего перед ним человека в длинном белоснежном одеянии. Наконец он спросил:

— Так, значит, вы… ты все — таки Бог?

— Ну… в некотором смысле, да, — ответил Он. — А что?

— Да так, ничего.

— Ты разочарован, Мак? Признайся, ты ожидал увидеть Кого — то Другого.

— Нет, что ты…

— Не спорь, я знаю все твои мысли. Я ведь всеведущ — это одно из божественных качеств.

— Да. И всемогущ.

— Ну, и это тоже… Хотя всемогуществом не следует злоупотреблять. Бог вынужден постоянно ограничивать свое всемогущество, чтобы оно не связало Ему руки.

— Не связало руки? Всемогущество? Как это понять?

— Всемогущество не помогает, а, наоборот, мешает тому, кто наделен еще и всезнанием и жалостью ко всякой твари земной. Слишком велико бывает искушение самому вмешаться в ход истории, чтобы восстановить справедливость.

— В самом деле, почему бы и нет?

— Если я заставлю свое всемогущество служить моему всеведению, то в результате живая Вселенная превратится в огромный часовой механизм. Ни о какой свободе воли не будет и речи. Допустим, я решил искоренить мировое зло. Я должен буду следить за тем, чтобы ни один человек не погиб, скажем, в автомобильной катастрофе, ни один птенец не вывалился из гнезда, ни один волк не зарезал ягненка; чтобы все были здоровы, сыты, обуты и одеты, и чтобы никто не умер преждевременной смертью. Так почему бы мне сразу не даровать людям бессмертие?

— На мой взгляд, это очень правильная мысль, — сказал Мак.

— Она кажется тебе правильной лишь потому, что ты никогда не задумывался над этим. Представь себе, что все, кто когда — либо родился, живут и по сей день. У каждого из них свой уклад жизни — свои представления о мире, свои моральные и материальные ценности, свои желания, которые я должен исполнять. И это еще не все! Уничтожая зло как таковое, я должен буду переделать весь мир. Например, если я запрещу волкам резать овец, то волки вымрут с голоду. Как накормить волков и уберечь овец? Может быть, сделать всех хищников травоядными? Но тогда пострадают растения. Траве, цветам и деревьям вряд ли нравится, когда их губят — едят, рвут или ломают. Растения бессловесны и не могут никому пожаловаться, но жить они хотят ничуть не меньше, чем животные и человек. Ты видишь сам, как непросто бороться со злом во вселенских масштабах. Такая борьба потребовала бы от меня ежесекундного вмешательства в земные дела. Да и сами люди, наверное, померли бы со скуки, если бы я преподносил им все на золотом блюдечке.

— Да, — сказал Мак, — это совсем не просто. Тебе приходится думать о многом. Но ведь Ты всеведущ. Это должно Тебе помогать.

— Всезнание подсказывает мне, что лучше ограничивать свое всемогущество.

— А как же Добро и Зло?

— Да, я знаю, как это важно. Но, к сожалению, я почти никогда не мог разобраться, где Добро, а где — Зло. Они так тесно переплелись между собой! Если я буду творить только одно Добро, это будет не очень справедливо и слишком односторонне. Еще до того, как я сознательно принял столь непохожий на Бога образ, ограничив свое всезнание и всемогущество, в минуту божественного прозрения я увидел, что Добро и Зло немыслимы друг без друга, что они — лишь части единого целого. Выхода из этого замкнутого круга не было. Я понял, что знать все — означает ничего не знать. Я же предпочел знать хоть что — то. Быть может, я и вижу скрытые пружины мироздания; возможно, я могу постичь абсолютную истину. Но я не позволяю себе глубоко задумываться над этим. Бог тоже имеет право на Свои тайны, и Он не только не обязан, но и не должен все знать.