В переполненных грузовиках начали происходить открытия. Почти каждый паломник обнаружил рядом с собой чужаков из десятка стран, объясняющихся на двадцати разных языках. Одетым в белое северянам из деревень, окружающих Тимбукту, Мопти, Гао, Угадугу и Кано, с трудом верилось, что люди с юга — истинные мусульмане. Южане из окрестностей Яоунде, Форт-Арчемболта, Банги и Браззавиля подозревали, в свою очередь, что северяне подражают арабам. И все-таки они вместе отправились в паломничество, и все они были братьями по вере. Лишь ислам мог сделать так, чтобы фулани ехал рядом с яо, хауса рядом с сонхей, а йоруба рядом с ашанти. Ислам распахнул перед ними двери в мир, сделал их всех братьями и дал им общую цель.

Это чудо стало возможным лишь благодаря щедрости Мустафы ибн-Харита. Четыреста паломников неустанно поминали его в своих молитвах.

Колонну грузовиков возглавлял Харит на своем «Лендровере». Прокопулос ехал вместе с торговцем. За паломниками ехал грузовик с французскими солдатами, а следом — автобус, нанятый европейцами.

В июле здесь прошли сильные дожди, и потому путешественники выбрали северную дорогу на Моссоро, чтобы обогнуть озеро Фитри и разлившуюся реку Бата. Их путь должен был пройти по самой границе Сахары, по плоской песчаной равнине, заросшей колючим кустарником. Паломникам везло: за первую сотню миль они задержались лишь раз, у разлившейся вади [вади — сухое русло, наполняющееся водой лишь во время сезона дождей]. Проехав Аоуни, колонна развила приличную скорость и к ночи добралась до Ати.

Здесь путешественники сделали остановку, чтобы отдохнуть и заправиться бензином. Поговорив с Харитом, Прокопулос отправился навестить европейцев. Он обнаружил, что те пребывают в скверном расположении духа: оказалось, что у автобусика из Форт-Лами нет рессор, и путешествие на нем до Эль-Фашера обещало стать довольно безрадостным.

Господин Прокопулос посочувствовал путешественникам и сказал, что у него есть предложение.

— Мой компаньон, господин Харит, великодушно предоставляет свой «Лендровер» в ваше распоряжение. Он думает, что там вам будет намного удобнее, чем в автобусе.

— Это очень любезно с его стороны, — сказал доктор Эберхардт. — Но мы там не поместимся.

— К сожалению, это правда. Но там вполне может с удобством разместиться половина вашей группы. Господин Харит предлагает, чтобы четверо из вас ехали вместе с ним до Абеше, а остальные трое — от Абеше до Эль-Фашера.

— По-моему, неплохая мысль, — откликнулся Отт. — Кто войдет в первую очередь?

— Конечно же, это предстоит решить вам самим, — любезно проговорил Прокопулос.

После некоторого спора путешественники решили бросить жребий. В первую группу вошли два парагвайца, американский инженер и британский майор. Прокопулоса это вполне устроило. Теперь он сможет в течение восьми-десяти часов поговорить с каждым из них, послушать, как разговаривают они друг с другом, понаблюдать за всеми. Грек был уверен, что по пути от Форт-Лами до Эль-Фашера он обязательно поймет, кто из этих людей Стивен Дэйн.

Прокопулос представил четверых европейцев Хариту. Тот степенно поклонился и поздоровался с ними на плохом французском. На рассвете они тронулись в путь, направившись к Абеше.

— Вы долго находились в Судане? — спросил Прокопулос у британского майора.

— Полагаю, вы назвали бы это достаточно длинным отрезком времени, — ответил майор Харкнесс. Прокопулос подождал, но майор не стал развивать свою мысль. Вместо этого он принялся смотреть через окно на монотонную желто-серую равнину. Два парагвайца переговаривались по-испански. Инженер прикуривал.

— Должно быть, вы приобрели очень интересный жизненный опыт, — продолжил Прокопулос, пытаясь найти зацепку и завязать разговор. С момента отъезда из Ати путешественники еще не перекинулись ни единым словом.

— Ну, не знаю. Опыт как опыт, ничего особенного, — откликнулся майор Харкнесс, не отрываясь от окна, и опять ничего больше не добавил. У майора была сдержанная манера поведения, которая, по мнению Прокопулоса, вообще являлась отличительной чертой англичан. Майор был очень вежлив, но его немногословные ответы давили беседу в зародыше. Он был невыносим, но Мак-Кью вообще не желал отвечать на вопросы, а парагвайцы болтали по-испански и пересмеивались. Подавив приступ ненависти, Прокопулос спросил:

— Вам нравится жить в Судане, майор?

— Пожалуй, да. Это довольно интересная страна.

— Но ведь здесь нет ни театров, ни кино, — сказал Прокопулос, выдавив из себя смешок. — Вы не скучаете по развлечениям?

— Я об этом особо не задумывался, — ответил майор Харкнесс. Очередная попытка завести разговор бесславно скончалась. Майор продолжал смотреть в окно: очевидно, неизменный пейзаж чем-то его очень интересовал. Прокопулос никак не мог решить, чувствует ли он себя оскорбленным или нет. «Лендровер» кренился, проезжая по изрытой глубокими колеями дороге. Европейцы сидели, словно плакальщики в катафалке.

После пяти минут молчания Харкнесс неожиданно изрек:

— Я не поклонник театра. Но я люблю охотиться.

— В самом деле? — спросил Прокопулос.

— Да. В Судане прекрасная охота, особенно в верховьях Нила. Сейчас там уже не то что десять лет назад, но все равно это лучшее место для охоты во всей Африке.

Эта внезапная вспышка красноречия удивила Прокопулоса. Он совершенно не разбирался в охоте и не понимал, почему людям нравится гоняться за животными и стрелять в них. Но, чтобы поддержать беседу, Прокопулос спросил:

— А вы охотились в других районах Африки?

— Да. В основном в Восточной.

При упоминании охоты полковник Рибейра оживился и счел нужным присоединиться к разговору.

— А вы охотились в Кении? — спросил он.

— Да, — ответил майор Харкнесс.

— Я собираюсь поохотиться в Кении, — сказал Рибейра. — И еще в Танганьике. После Адена я рассчитываю совершить тур по Восточной Африке.

Прокопулос тут же насторожился.

— Я собирался поохотиться в Йемене, — продолжал Рибейра, — но мне не дали визу. Ну что ж, говорят, в протекторате Аден тоже есть превосходные газели.

— Не только газели, но и ориксы, — заверил его Харкнесс. — Возможно, мы как-нибудь сможем поохотиться вместе.

— Майор Харкнесс, — оживился Рибейра, — для меня было бы величайшим удовольствием, если бы вы составили мне компанию.

— Ну что ж, мы вполне можем это устроить.

— Простите, сэр, — обратился Прокопулос к американскому инженеру, — а вы тоже спортсмен?

Мак-Кью поднял голову. Его загорелое лицо было мрачным и угрюмым.

— Нет, — ответил он. — Я не охочусь.

— И я тоже, — сказал Прокопулос. — Но в мире много интересного. Судан — очаровательная страна. А Аравия! Аравия просто прелестна.

— Вы так считаете? — вяло поинтересовался Мак-Кью.

— Я никогда там не бывал, но мне так говорили.

— Вам безбожно соврали. Аравия — это пустыня. Там нет ничего хорошего, кроме лежащей под ней нефти.

— Да, это бесплодная страна, — согласился Прокопулос. — Но люди…

— Некоторые из них богаты, — сказал Мак-Кью, — а остальные живут на грани голодной смерти. А дети почти поголовно болеют трахомой.

— Если вам так не нравится эта страна, зачем вы туда возвращаетесь?

— Затем, что меня туда послали. Компания, в которой я работаю, строит в порту Джидды новый волнолом.

— Джидда — не слишком уютный город, особенно летом.

— Она неуютна круглый год, — довольно приветливо произнес Мак-Кью. Он выглядел счастливым только тогда, когда говорил о том, чего не любил.

— А куда вы отправитесь, когда построите этот волнолом?

— Откуда я знаю? Куда пошлют, туда и отправлюсь. В мире полно жарких, пыльных, кишащих болезнями мест, и мне, похоже, предстоит все их посетить.

— Возможно, в будущем вам повезет больше, — сказал Прокопулос. — Может, ваша компания даст вам работу в вашей собственной стране, недалеко от вашего дома.