Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Это кинжал? — удивился тот, кто был помоложе. — На нем столько грязи, что я принял его за лопату.

Шутка была неудачной, но старший из мужчин рассмеялся, а Элея улыбнулась.

— Я Эбен, — представился шутник. — Парень, похожий на краба, — Такис, мой напарник. А это хозяин дома Зилов. Мы с Такисом торговцы.

— Я Инспектор, — повторил Дерринджер. — И выполняю обещание, провожая леди туда, куда ей нужно. Таким образом, я нахожусь при исполнении служебных обязанностей. Я сделаю вид, что не заметил допущенных нарушений.

— О чем это вы? — удивился Эбен.

— Кому принадлежат музыкальные инструменты, которые вы держите в руках? Советую избавиться от них, пока никто не видел.

Зилов рассмеялся.

— Разрешите напомнить вам, Инспектор, что музыкальные инструменты в Зоне Развлечений не запрещены, — сказал он.

— Если, конечно, у вас есть на них разрешение, в чем я сомневаюсь.

— Кажется, он видит нас насквозь! — воскликнул Эбен. — Инспектор, он же Спартанец, проделал весь этот путь в Зону Развлечений только для того, чтобы напомнить нам о законах. Здорово же вы вывалялись в грязи, Инспектор. Значит, так следят за собой славные Спартанцы или это только ваше личное представление об аккуратности?

Дерринджер непроизвольно потянулся за бластером, но рука Элеи удержала его.

— Он шутит, Дерринджер, — успокоила девушка.

— Довольно грубая шутка.

— Разве она дает вам право убить его за это? Посмотрите, у него нет оружия. Убедитесь сами.

Дерринджер смутился. Он невольно потянулся за оружием, такая уж у него привычка — хвататься за бластер, когда кто-то пытается безнаказанно пройтись по его адресу. Но он совсем не собирался стрелять. Спартанец, даже если ему по чину дано такое право, предпочитает бороться на равных и готов отказаться от применения оружия, пусть и личного. Сейчас он находится в Зоне Развлечений, и эта шутка, хоть и грубая, здесь, вероятно, является своего рода развлечением.

Кроме того, как это ни странно, этот рыжеволосый торговец с его чувством юмора был ему по душе.

Следовало, однако, помнить, что он в Зоне Развлечений. Записываются ли тут все разговоры? Дерринджер обвел быстрым взглядом комнату и тотчас встретил подмигивающий глазок видеокамеры, укрытой под потолком среди балок. Он представил себе, сколько же здесь микрофонов в каждом углу.

— Да, мы ведем трансляцию, — подтвердил Зилов, хозяин дома, и положил на стол ксилофон. — Вон там наша главная телекамера. — Он указал в конец комнаты, туда, где был очаг, а над ним на стене — большой круглый и плоский предмет из блестящего металла. Две черные точки на его поверхности свидетельствовали о количестве невидимых зрителей по другую сторону.

— Правда, зрителей у нас маловато, — сознался Зилов. — Да и откуда им взяться? В этом доме — кулисы и актерские уборные. Иногда к нам забредает случайный ковбой из глубинки, ищущий кусочек настоящей жизни, чтобы позабыть о комедиях и трагедиях в нашем Секторе № 1.

Дерринджер почувствовал себя перед телекамерой. Лицо его мгновенно одеревенело, руки стали неловкими и мешали. Он испытывал настоящий страх сцены. Ранее, в нормальной жизни, с ним никогда такого не случалось. Разумеется, Зона Развлечений, с ее вездесущими камерами и микрофонами, не являлась нормальным миром. Дерринджер подумал, что вот таким был некогда Голливуд, где позволяли снимать фильмы только потому, что так всем хотелось.

— Итак, как я понимаю, вы останетесь здесь на какое-то время? — справился Эбен у Инспектора.

— Это целиком зависит от мисс Элеи, — сдержанно ответил Дерринджер. — Как я уже говорил, я взялся сопровождать мисс до места назначения, поэтому все решения принимает она. Потом я немедленно вернусь в свою казарму.

— К чему такая официальность? — сердито вмешалась Элея и повернулась к Эбену и Зилову. — Мы будем рады разделить с вами ваш обед.

— Отлично. Но прежде я осмотрю ваши раны, может, надо наложить повязку, — ответил Зилов. — Вам повезло, что не придется накладывать швы. Среди нас нет настоящего лекаря. Как это вы так поранились?

— Леопард, — коротко ответила Элея и этим ограничилась.

— А что касается вас, Инспектор Дерринджер, то могу предложить вам переодеться, если, конечно, шутовской наряд не оскорбит вас.

— Было бы неплохо, — обрадовался Дерринджер. — Как только моя униформа просохнет, я тут же верну вашу одежду.

Ему действительно предложили костюм шута. Дерринджер сразу догадался. Комбинезон: белые ромбы на черном фоне с одной стороны и черные ромбы на белом фоне — с другой. Дерринджера смутил этот костюм, он не хотел в него облачаться. Негоже Инспектору вызывать смех и улыбки. Однако выхода не было. «Это ненадолго, — утешал он себя. — Скоро я получу назад свою высушенную и чистую униформу».

Зилов поставил на стол миски с тушеным мясом из котла, в котором что-то продолжало булькать. На столе появились буханка крестьянского хлеба и несколько бутылок темного пива. На экране телепередатчика возникло еще несколько темных точек. Дерринджера удивило, что число зрителей, наблюдающих за тем, как они едят, выросло по сравнению с количеством следивших за их ссорой. Но он ничего не сказал.

После ужина Элея поинтересовалась:

— А музыка будет?

— Если Инспектор не возражает, — ехидно ответил Зилов.

— Делайте, что хотите, — буркнул Дерринджер. — Я всего лишь ваш гость.

Зилов и Эбен играли что-то медленное, но ритмичное. Элее мелодия, должно быть, была знакома, ибо она тихонько подпевала. Все, кажется, остались довольны, ибо сами себе поаплодировали.

— Я знаю, Инспектор, такая музыка не по вкусу Спартанцам, но вы должны согласиться, что это приятная мелодия, — заявил Эбен.

— Такого я не скажу, — возразил Дерринджер. — Для моего уха она как жалобное мяуканье, прерываемое интервалами.

— Весьма неоригинальное сравнение. Вы туги на ухо с детства или по долгу службы? — не уступал Эбен.

— Не знаю, — признался Дерринджер. — Я понятия не имел о музыке, пока не прошел обучения в Оздоровительных Отрядах Вишну. По окончании курса учебы мне пришлось слушать музыку по долгу службы. Я поражался, что такая музыка может кому-то нравиться.

— У вас никогда не появлялось желания развить свой музыкальный вкус? — спросила Элея.

— Нет, а зачем? Глупо и противоестественно прививать себе вкус к тому, что тебе не нравится.

— Вы такой правильный, Инспектор, и напичканы законами, — рассмеялся Эбен. — Неужели вам не хочется узнать, чего вам не хватает, и восполнить этот пробел, хотя бы из любопытства?

Дерринджер не нашел ничего смешного в словах Эбена, хотя всех остальных они позабавили.

— Нет, не хочется. Суть основного догмата Обновленного Платонизма, а это наша философия, в том, что в мире много вещей, пробуждающих в людях интерес и кажущихся привлекательными, но не все они являются желанными. Надлежащее воспитание души помогает пренебречь плотскими вожделениями, принижающими ее.

— Значит, вы еще и философ, — заметила Элея. Дерринджер покраснел, потому что Спартанцы презирали книжную учебу и гордились отсутствием какой-либо философии в своих воззрениях.

— Ни в коем случае. Но человек, ничего не знающий о политической теории, которая лежит в основе правления в этом мире, просто невежда.

— «Где глупость — образец, там разум кажется безумием», — процитировал Зилов.

— Я не разделяю подобной доктрины, — возразил Дерринджер. Он повернулся к девушке: — Мы так и будем продолжать этот бессмысленный диспут? Или вы позволите мне проводить вас туда, куда вы направляетесь?

— Да, — ответила Элея, — пора в путь. И вам, Дерринджер, тоже, поскольку вы все равно меня не послушаетесь, если я скажу вам «нет».

Она повернулась к Эбену и Зилову.

— Благодарю вас за гостеприимство, возможно, мы еще встретимся на представлении.

Глава 14

Местность казалась безлюдной. Теплый мглистый и серый день был из тех, что предвещают дождь. На бледном, как бы выцветшем небе плыли обрывки облаков, и оно напоминало застиранный кусок заношенной ткани, который повесили просушиться после стирки. Дерринджер испытывал странное чувство, словно чего-то ждал. Сопровождение девушки туда, куда она направлялась, предпринятое им из чувства долга, теперь явно превращалось в удовольствие. Его спутница была хороша собой, и ему нравилось ее общество. Раньше он думал лишь о долге и сопряженных с этим неудобствах, а также о собственной порядочности, поскольку, несмотря на все, решился следовать вместе с Элеей до окончания ее пути. Но теперь, шагая рядом с девушкой через красивый с пологими холмами луг, ведущий к Арене, он вдруг понял, что все это доставляет ему удовольствие и ему хорошо. Даже если бы ему не надо было подчиняться долгу, он готов был идти рядом с Элеей куда угодно. Дерринджеру вовсе не нравилось это незнакомое ему чувство. Оно означало, что он с наслаждением выполняет то, что является долгом, а это вызывало подозрение, что он делает это скорее по собственному желанию, а отнюдь не по обязанности. Подобные мысли были чересчур сложны для его понимания, так по крайней мере считал он сам. К тому же у него не было на них немедленного ответа, и это беспокоило Дерринджера.

635
{"b":"589021","o":1}