Первым, что он увидел, была карта доктора с пометками в разных местах южной Аравии. По крайней мере три из этих пометок совпадали с местами, где содержали большие партии рабов, что означали другие пометки, Прокопулос не знал.
Рядом с картой лежал немецко-арабский словарь. В деревянном ящике, обитом изнутри мягкой тканью, находился какой-то телескопический инструмент, с которым Прокопулосу никогда прежде не доводилось сталкиваться. Сделан он был в Франкфурте. Еще Прокопулос нашел кучу разнообразных бумаг, написанных по-немецки, прочесть которые он не мог. Там же лежал кожаный футляр для карт, содержавший подробные карты Судана, Ливии, Египта и Аравии. На этих картах пометки были сделаны в районе Западной Египетской пустыни, на севере Судана и в районе Нубийской пустыни. Рядом с Гебель-Ода и Джабатитом было что-то мелким почерком написано по-немецки.
В багаже Эберхардта обнаружился ящик с компасом, секстантом и еще некоторыми предметами, выглядящими как навигационные инструменты. Кроме того, в багаже находился портативный радиоприемник с самодельной антенной и автоматический пистолет — довольно старый «люгер». Он был хорошо смазан, но не заряжен.
Последней находкой грека была ракетница и шесть ракет. Прокопулос счел все это крайне интересным и хотел было продолжить осмотр, но ему помешал донесшийся из холла громкий свист. Прокопулос поспешно навел порядок и выскочил из номера. Коридорный замахал ему рукой и скорчил рожу. На лестнице послышались голоса европейцев.
Прокопулос быстро спрятался на черной лестнице, расположенной на другом конце коридора, и стал ждать.
Европейцы обсуждали неудачу, постигшую их в кассах авиалиний. Другого выхода не было — придется ехать в автобусе до Эль-Обейда, а оттуда — в поезде до Хартума. Путешественники договорились через час встретиться за обедом и разошлись по своим номерам. Наконец-то в коридоре стало тихо.
Прокопулос сидел на лестнице, пока к нему не подошел коридорный. Грек отдал коридорному ключи и оставшиеся полкроны и махнул рукой, чтобы тот уходил. Прокопулос был зол на себя. Он работал слишком медленно и не успел обыскать номер главного подозреваемого, родезийца Чарльза Отта. Возможно, это удастся сделать, когда европейцы уйдут на обед. А возможно…
Прокопулос бесшумно спустился в коридор. Коридор был пуст, путешественники сидели у себя в номерах. Прокопулос подошел к лестничной площадке. Из вестибюля выглянул коридорный и расплылся в улыбке. Прокопулос вернулся в коридор и остановился перед дверью Отта. Он подождал секунду, потом присел и заглянул в замочную скважину. Грек испытывал легкое смущение, пользуясь таким старомодным приемом. Впрочем, напомнил он себе, чаще всего старые способы оказываются самыми надежными. Через замочную скважину можно увидеть много полезного.
Отт сидел на кровати. Он был виден почти целиком, за исключением макушки. Лицо родезийца было не то раздраженным, не то испуганным. Он нетерпеливо барабанил пальцами по колену. Прокопулос смотрел, затаив дыхание. Это было очень любопытно — наблюдать за человеком, который считает, что его никто не видит.
Отт потер лоб, потом потрогал щетину на подбородке, потом энергично потер передние зубы. Потом родезиец посмотрел на свою правую руку, сжал ее в кулак, снова разжал, внимательно изучил ногти и почистил их спичкой.
Закончив это, Отт выбросил спичку, нагнулся и расшнуровал туфли. Снял туфли и пошевелил пальцами. На левом носке красовалась дыра. В дыру выглядывал большой палец. Родезиец взял в руки левую туфлю и некоторое время ее рассматривал, поворачивая то туда, то сюда, как статуэтку. Сперва Отт держал туфлю на вытянутой руке, потом поднес поближе к лицу. Он отвернулся, исподтишка, краем глаза взглянул на туфлю, словно та была юной девушкой, и улыбнулся ей. Только богатый опыт подсматривания в замочные скважины помешал Прокопулосу немедленно счесть родезийца сумасшедшим.
Очевидно, с туфлей все-таки что-то было не в порядке. Отт тяжело вздохнул и поставил туфлю. Потом он снова ее взял, внимательнейшим образом осмотрел, после чего достал из кармана складной нож. На мгновение Прокопулосу показалось, что родезиец собирается зарезать не угодившую ему туфлю, но тот вместо этого осторожно поддел лезвием каблук. Оказалось, что каблук полый и в нем устроен небольшой тайник. Из этого тайника Отт вытащил маленький матерчатый мешочек и вытряхнул на ладонь десяток невзрачных камушков. Прокопулосу как-то приходилось иметь дело с такими камушками. Даже не принимая во внимание то, с какой тщательностью они были спрятаны, грек узнал в них необработанные алмазы.
Отт долго рассматривал камни, трогая их пальцем. Наблюдая за выражением лица родезийца, Прокопулос прекрасно мог представить себе его мысли. Когда Отт прикасался к камням, на лице у него появлялось мечтательное выражение: он уже видел себя богатым, влиятельным человеком. Потом мечты развеивались, и Отт вспоминал, что по-прежнему находится в Эль-Фашере, сонном провинциальном городке, куда его занесла нелегкая. Прокопулос все прекрасно понял. Контрабанда алмазов была достаточно распространенным явлением.
Видимо, Отт был как-то связан с добычей или обработкой алмазов. Он тщательно подготовился к краже. В должный момент он похитил камни и пересек границу Южной Родезии. Должно быть, он собирался улететь из Булавайо в Бейрут. Так бы он и сделал, если бы не хадж. Но так же, как и все прочие европейцы — все, за исключением Дэйна — Отт не принял в расчет хаджа.
Остаться в Булавайо он не посмел. Похитителей алмазов преследуют безжалостно. Даже убийство не карается в Южной Африке настолько строго, как кража алмазов. Поэтому Отт принялся всеми возможными способами пробираться на север и в конце концов попал в Форт-Лами. Так он оказался на французской территории, в трех тысячах миль от Кимберли или Претории. Но родезиец все еще находился в Африке. Его в любой момент могли заподозрить, арестовать, выслать в Преторию и отдать под суд. Пока что полиция его не поймала. Оставалось совершить последний отчаянный бросок — и он в Каире или Бейруте. Но, увы, в кассах не было ни единого билета.
Отт не мог позволить себе оставаться в Форт-Лами. Ему необходимо было двигаться. Не на юг — там его поджидали слуги закона; не на север — христианин не мог и мечтать в одиночку пересечь Боркоу, Тибести и бескрайние просторы Сахары; даже не на запад, в Дакар — там ему пришлось бы опять же в одиночку двигаться вспять против потока мусульман-паломников, стремящихся к Красному морю. Ему ни в коем случае нельзя было оставаться одному — так он привлекал бы к себе больше внимания. Родезийцу пришлось ехать туда, куда направлялись прочие европейцы, — на восток, в Хартум. Но, следуя по этому пути, Отт приближался к британской территории, крайне для него опасной! И вот он оказался в Эль-Фашере, в пятистах милях от Хартума и в полутора тысячах миль от Каира. Неудивительно, что на лице Отта проступало то мечтательное выражение, то отчаяние. Прокопулос готов был ему посочувствовать. Этот человек бежал очень быстро, но ему предстояло пробежать еще очень долгий путь.
Отт ссыпал алмазы обратно в мешочек, плотно его завязал, мгновение поколебался, потом покачал головой и спрятал мешочек обратно в тайник в каблуке. Прокопулос тоже покачал головой. Полый каблук был слишком старым фокусом. При малейшем подозрении таможенники сразу же его обнаружат. Впрочем, в таких случаях ни один тайник не оказывается достаточно надежным. То, что один человек спрятал, другой всегда может найти.
Отт поставил туфлю на пол. Тут Прокопулос услышал, как за дверью напротив заскрипел стул. Грек поспешно выпрямился, одернул пиджак и огляделся по сторонам. Ни одна дверь не отворилась, но зато была открыта фрамуга над ближайшей дверью. Ощущение невидимости сразу же исчезло. Внезапно Прокопулос почувствовал себя голым и уязвимым. Лицо и шею грека залила краска. Неужели в то время, когда он смотрел в замочную скважину, кто-то наблюдал за ним самим? Когда человек не знает, что за ним наблюдают, он может предстать в смехотворном виде. Господин Прокопулос поспешно спустился по лестнице, прошел через вестибюль и вышел на улицу. От гнева и стыда его бросило в пот. Ему захотелось кого-нибудь убить, чтобы успокоиться.
