— Я хочу купить картины, — сказал темноволосый латино-американец. — Меня зовут Арранке.

Это был смуглый, черноволосый, коренастый мужчина среднего роста, в верблюжьей спортивной куртке американского покроя. Куртка стоила, должно быть, больше, чем его авиабилет первого класса из Каракаса. Служащие галереи Посонби даже не сразу разглядели самого сеньора Арранке, потому что все их взоры обратились на куртку. Куртка сия была тем более примечательна, что ее можно считать одним из первых образцов мужской одежды, исполненных в сиреневато-розовато-желтовато-коричневых тонах. На самом деле такого сочетания цветов в Лондоне не видывали со времен Томаса-Портняжки, о котором говорится в недавно обнаруженном отрывке из «Кентерберийских рассказов» Чосера.

А между тем сам сеньор Арранке заслуживал не менее пристального внимания, чем его куртка. Ну, во-первых, куртка все же принадлежала ему, а значит, он имел доступ к образцам высокой моды. К тому же у Арранке была широкая и угрюмая физиономия, украшенная тонкими усиками. Ботинки его были пошиты из кожи вымирающего вида рептилий. На руке, поверх расплющенных костяшек, сверкал изумруд. И вообще, сеньор Арранке привнес в темную и чопорную картинную галерею свежее дыхание вульгарности.

Первые слова посетителя, адресованные нервному юному клерку, который осведомился, что ему угодно, были опять же:

— Я хочу купить картины.

— Пожалуйста, сэр, — сказал Кристофер. — Какие картины, сэр?

— Это не принципиально. Мне нужно пятьдесят пять ярдов картин.

Кристофер уронил челюсть так, что ему позавидовал бы любой театральный комик.

— Я боюсь, сэр, у нас, в галерее Посонби, картины на ярды не продаются.

— В смысле? — удивился Арранке.

— Видите ли, сэр, картины — это произведения искусства, и поэтому…

Вот тут-то и появился Найджел. Он только что вернулся с Сан-Исидро и прямо с аэродрома приехал сюда. Бросил свой легкий чемоданчик у дверей и величественно вошел внутрь.

— Ступайте, Кристофер, — распорядился Найджел. — С сеньором Арранке я поговорю лично.

— Хорошо, сэр, — поспешно согласился Кристофер. — Спасибо, сэр! — добавил он, только теперь сообразив, что чуть было не погубил сделку, за что его свободно могли выгнать с работы.

— Сеньор Арранке? — осведомился Найджел. — Простите, что задержался. Мой самолет только что прибыл. Кофе не желаете?

Найджел препроводил Арранке в кабинет Дерека. Усадил гостя поудобнее. По счастью, Дереков портвейн тридцатилетней выдержки оказался на обычном месте и коробка гаванских сигар лежала там, где положено. Найджел отправил Кристофера за кофе и пододвинул гостю большую итальянскую керамическую пепельницу.

— А теперь, сэр, — сказал Найджел, — давайте разберемся, что к чему. Мистер Сантос сказал мне только, что вам срочно надо приобрести большую партию живописи. В подробности он не вдавался. Нельзя ли узнать, что именно вам требуется?

— Хорошо, что вы вот так сразу берете быка за рога, — сказал Арранке. — Мне нужно ровно пятьдесят пять ярдов картин для моего нового отеля, и притом срочно.

И он повелительно взмахнул рукой.

— Замечательно! — порадовался Найджел. — Позвольте уточнить. Вам нужно пятьдесят пять погонных ярдов картин или же вы хотите приобрести картины, общая площадь которых составляет пятьдесят пять ярдов?

— Да нет, погонных ярдов, — сказал Арранке. — Понимаете, у меня там коридор длиной в пятьдесят пять ярдов, и мне нужно повесить в нем картины. Не вплотную одна к другой, а так, чтобы от одной до другой была где-то пара дюймов. Сколько картин мне понадобится, чтобы заполнить пятьдесят пять ярдов коридора?

— Ну, это смотря как вешать, — рассудительно заметил Найджел. — Вам, разумеется, нужны картины в рамах?

— Конечно.

Найджел нарисовал какую-то бессмысленную закорючку в блокноте, валявшемся на столе у Дерека.

— И не впритык, а на некотором расстоянии?

— Ну да, на расстоянии нескольких дюймов, — согласился Арранке. — Думаю, так будет лучше. Хотя вам виднее, я не специалист.

— Зато у вас здоровая интуиция, — заметил Найджел. — Ну, давайте прикинем.

Он взял блокнот и карандаш и углубился в расчеты.

— Ну, скажем, на каждом ярде будет висеть по одной картине маслом шириной не более двух футов. Это позволит развесить их на некотором расстоянии друг от друга. Всего, значит, приблизительно пятьдесят пять картин. Хотя, возможно, вам стоит взять несколько штук сверху, чтобы хватило наверняка.

— Пятьдесят пять картин на пятьдесят пять ярдов… Да, звучит разумно, — согласился Арранке.

Найджел записал результаты расчетов.

— Вы уверены, что в коридоре ровно пятьдесят пять ярдов? А то обидно будет, если вы привезете картины в Латинскую Америку, а их вдруг не хватит!

— Ровно пятьдесят пять, — заверил его Арранке. — Я его сам шагами мерил. И повезу я их не в Америку, а в свой новый отель на Ибице.

Найджел вскинул бровь, но ничего не сказал.

— А вы берете в расчет обе стороны коридора?

Арранке хлопнул себя по лбу и произнес испанское ругательство, устаревшее еще в те времена, когда Симон Боливар только пачкал пеленки.

— Черт, а ведь и правда! Я забыл, что картины надо развесить по обеим стенам! А вы неплохо соображаете, сеньор.

Найджел поблагодарил его по-испански в самых изысканных выражениях. Потом вернулся к делу.

— А входят ли в это число картины в отдельных номерах?

— Carrambola! Про это я тоже забыл. В отеле двести двенадцать номеров. В каждый номер надо по две картины, одну в спальню, вторую в гостиную.

— Да, это как минимум, — сказал Найджел. — Ладно, значит, это будет еще четыреста двадцать четыре картины в номера. Верно?

Арранке кивнул.

— Значит, всего выходит пятьсот тридцать четыре картины. Если, конечно, они будут не шире двух футов.

— И во сколько мне это обойдется?

— Ну, сеньор Арранке, смотря какие картины. Полагаю, вам известно, что цены на картины могут быть очень разными.

— Знаю, знаю, — сказал Арранке. — И еще я знаю, что за десять-двадцать долларов можно купить копию в раме, такую, что и не отличишь. Я такие штуки видел в офисах в Каракасе. Но этого мне не надо. Я не собираюсь изображать из себя крутого спеца, но у меня свои требования. Я хочу, чтобы все эти картины были подлинниками европейских мастеров, упомянутых по меньшей мере в двух серьезных книгах по искусству. Не обязательно знаменитых, но тех, кто признан достойными — или как там у вас называются художники второго эшелона? В моем новом отеле все должно быть как полагается. И еще мне нужны на них документы, чтобы можно было ткнуть носом любого, кто засомневается.

— Разумный путь. Экспертам ведь платят именно за то, что они всегда правы.

— Я готов уплатить за все это пятьдесят тысяч долларов, при условии, что картины меня устроят.

Найджел кивнул и решил рискнуть.

— Откровенно говоря, боюсь, этого будет мало.

Арранке нахмурился.

— Ну, я не собираюсь сидеть тут и торговаться, как фермер на ярмарке! Я согласен дойти до ста тысяч, но ни центом больше! И картины должны быть переправлены в мой отель на Ибице немедленно. Там я их осмотрю. Если мне покажется, что они подходят, я за них сразу расплачусь.

— А если нет?

— Ну, увезете их обратно в Лондон.

Найджел покачал головой.

— Понимаете, если вы откажетесь их приобрести, то наши картины будут на длительный срок сняты с продажи, а ведь в это время их мог бы купить кто-нибудь другой. К тому же нам придется потратиться на страховку, перевозку и так далее.

— Хорошо, — согласился Арранке. — Я положу на депозит две тысячи долларов. Если хотите, могу две тысячи фунтов. Если я откажусь купить картины, эти деньги пойдут на покрытие ваших расходов.

— Ну, тогда все в порядке, — сказал Найджел.

В Европе вообще, и в Англии в частности, полным-полно масляных полотен художников, чьи имена встречаются по меньшей мере в двух справочниках или каталогах, имеющихся в распоряжении Посонби. Жуткую мазню этих «художников» можно приобрести по цене от десяти фунтов и выше — но, как правило, выше ненамного. Так что галерея Посонби должна была выручить на этом кругленькую сумму.