И умненькая маленькая машинка-чепушинка ГЛИННИСА, которую я захватил в последнюю минуту, вылезла из своей мягкой обертки и теперь вгрызалась в меня как раз где-то в районе бедра. Однако останавливаться и перепаковывать рюкзак мне сейчас не хотелось, поскольку вход в Фокис лежал прямо передо мной за одной из этих трех дверей. Подойдя к ним, я пригляделся, но отнюдь не пришел в восторг от того, что увидел. Между ними не было никаких различий. Возможно, даже не имело значения, в которую из них я толкнусь. Или все-таки имело? Я вспомнил совет СЕСИЛИ: бойся очевидного! Тогда-то я глубокомысленно кивнул, но теперь, хорошенько подумав, понял, что будет весьма и весьма затруднительно определить, в чем именно заключается эта самая очевидность, а еще труднее — уяснить, как избежать грозящей опасности. Мое решение храбро шагнуть в центральную дверь стало слабеть, и я обругал присущую уму склонность к сомнениям, которая заставляла меня снова и снова возвращаться к проблеме выбора. Что-то в этом роде уже происходило со мной во время краткого знакомства с МОРТОМ, и я поклялся, что оно послужит мне уроком. Но как подобное намерение должно отразиться на ситуации с тремя дверями?
Думаю, я мог бы еще долго торчать перед ними с режущим плечи рюкзаком и машинкой-чепушинкой ГЛИННИСА, впившейся в мой бок, да еще с громким бурчанием в желудке. Самая примитивная часть моего мозга безоговорочно знала, что желудок не получит ни крошки еды, пока я буду колебаться на пороге входа в Фокис. Поэтому я рванулся к центральной двери, но в последний момент вдруг изменил направление рывка и, без всякой на то причины, вошел в левую дверь.
Первое, что я увидел, пройдя в нее, были фламинго. Целых три штуки — белые и розовые шары из перьев, с длинными кожистыми сгибающимися назад ногами внизу и такими же длинными змеевидными шеями наверху, снабженными маленькими плоскими головами и изогнутыми черными клювами. Два фламинго занимались чем-то, что показалось мне состязанием в остроумии, но что могло быть и просто брачным танцем; оба громко орали и ширяли друг друга головами, совсем как дуэлянты — шпагами. Третья птица — крупная и окрашенная в оранжевые тона, не обращала никакого внимания на происходящее. Она опустила голову к самой поверхности мелкой лужи, в которой стояли фламинго, и делала ею какие-то движения, вызывая появление на воде множества пузырьков. Я подумал, что она вспугивает со дна мелкую водяную живность, но чтоб птица что-то глотала — не видел.
Тысячи мыслей бились в моей голове, одна причудливее другой, и я с радостью ретировался бы через ту же дверь, окажись она на месте. А ее, разумеется, там не было. В Фокис ведут односторонние двери, и вам предстоит пройти весьма сложную и утомительную процедуру, прежде чем вы обнаружите выход.
Я, конечно, был весьма далек от желания уйти, поскольку только что прибыл. Снова поглядел на фламинго, и мне тут же пришло в голову вполне вероятное объяснение: это декоративный птичник, которые часто устраивают у входа в общественные здания, а причина того, что я оказался внутри его, заключается в том, что я выбрал неправильную дверь — служебную, которая и занесла меня в самую середину птичьего двора. Итак, я совершил ошибку, но не очень серьезную, размышлял я, а следовательно, несколько шагов выведут меня из контакта с птицами (разумеется, с мокрыми ногами) и вернут на дорогу, ведущую в глубь приемной зоны.
Выйдя на верную тропу, я первым делом оглянулся по сторонам, дабы убедиться, что никто не оказался свидетелем моего faux pax[63], и не потому, что боялся наказания, а просто никому неохота оказаться в дурацком положении, только что попав в незнакомое место.
И тут загремела музыка — волынки и барабаны, а в коридоре появилась группа людей в разноцветных ярких костюмах — красных, зеленых и черных. Один дудел на волынке, другой выбивал дробь на малом барабане, а остальные, судя по их изящным движениям, водили нечто вроде хоровода, но при этом все время делали шажки в сторону, что неизбежно приближало их ко мне. Танцоров было четверо — две женщины и двое мужчин. Мужчины били в бубны, а женщины щелкали кастаньетами.
Я отступил, чтобы дать им дорогу, но стена за моей спиной вдруг рассосалась, и оказался на обширном открытом пространстве под чистым небом (или хорошей подделкой под него). Почва под ногами имела красноватый оттенок и была утоптанной, сухой и твердой. Несколько деревьев с почти горизонтальными ветвями и пыльной серо-зеленой листвой стояли неподалеку, а вдали я мог видеть иззубренный абрис черно-синих гор. У меня едва хватило времени, чтоб поразиться быстроте появления и точности изображения симуляционной картины, как появилась большая группа людей, вошедших сюда откуда-то оттуда, где они были раньше. Это были чернокожие, некоторые в плащах из шкуры леопарда, тогда как другие — в блестящих черных костюмах, напоминавших вам о прошлом веке. Танцоры уже начали свое представление, а пришельцы наблюдали за ними с удивлением, но, я бы сказал, без особого интереса. Откуда-то издалека до меня доносились глухие гулкие удары — вероятно, в барабаны, — и нежные звуки похожих на флейту инструментов.
И в этот момент прямо рядом со мной возник Лу. Он появился так неожиданно, что я даже не заметил, откуда он подошел. Лу носил спортивную рубашку с ярким кричащим узором, бежевые прекрасно отглаженные слэки и украшенные орнаментом мокасины на маленьких ногах, которыми, как я помнил, он жутко гордился.
— Ладно, пошли, — сказал он. — Ты что, собираешься торчать тут целый день, глазея на эту свадебную вечеринку? Мне кажется, тебя на нее не приглашали, разве что у тебя есть связи, о которых я не подозревал. Для твоего сведения: это король Салупса — пост наследственный, но номинальный и не имеющий реального значения, а толстяк, что стоит рядом с ним и разговаривает весьма грубо, — его премьер-министр… или как его там, на их родном языке. Кас Дезайр, кажется. Я ведь когда-то понахватался геульского, когда командовал торговой факторией на Оримбе. Я рассказывал тебе о тех временах? Не важно, к нам все равно уже идут молодые воины. Думаю, для тебя самое времечко послать им вежливую улыбку, скрестив руки над головой, чтоб выразить дружелюбие и поскорее убраться отсюда ко всем чертям.
— А как насчет тебя? — спросил я.
— Полагаю, против меня они возражать не станут, — ответил Лу. — Вообще-то меня тут нет; то, что ты видишь, — интерпроекция. Со мной делать нечего, разве что они вызовут контролера по соблюдению права на уединение и пожалуются, что среди них затесался любопытствующий нахал.
Теперь, когда он упомянул об этом, я заметил слабый отсвет, окружавший фигуру Лу. Сначала я подумал, что это просто солнечные блики, но тут же сообразил, что он общается со мной посредством интерпро.
Двое парней, отделившихся от группы, праздновавшей бракосочетание, отличались отменным ростом и телосложением. Оба хмурились, а в руках держали изукрашенные резьбой дубинки с такими утолщениями на конце, которые свидетельствовали, что удар ими по голове будет весьма болезнен.
— Как мне отсюда выбраться? — спросил я у Лу.
— Следуй за мной, — ответил Лу. — Мы вдвое сократим путь, обогнув фламинго с тыла.
Я поспешно повернулся и пошел за ним, а он скользил над тропой мимо фламинго, все еще совершавших свой брачный танец или какой-то другой обряд. Потом снова через мелкую лужу, а уж после лужи мы сделали крутой поворот в сторону.
Смотреть было не на что. Дело в том, что такие сценические площадки занимают немалую площадь, а поэтому мне пришлось довольно долго шлепать по мелководью, пока Лу или, вернее, его интерпроекция, плавал возле меня, весьма похожий на себя во плоти, за исключением того, что ног он не промочил. Очень скоро мы достигли конца площадки и внезапно оказались в полной тьме. Такие разрывы между различными сценическими площадками делаются умышленно, дабы экономить энергию. Только светящаяся желтая полоска у вас под ногами ведет вас к следующей станции.
