Эта весть произвела на Джорджа неизгладимое впечатление. До сей поры он считал себя затерявшимся в странном утропическом мире, но теперь до него начинало доходить, что рядом жили люди, которым этот лес вообще не казался странным.
После сольного концерта публику пригласили на прием, который проходил в большом каменном зале. Это место находилось за пределами видимости Джорджа, и доступ к нему ограничивали не только джунгли, но и река, которая по причинам абсолютной необходимости была затемнена полосой тумана.
Заскучав на приеме, Джордж решил пройтись по берегу реки. Вода казалась настоящей, и это навевало на мысль о чем-то тихом и уютном. Он наслаждался, рассматривая небольшую рябь, которая тянулась к берегу серебристой гибкой лианой. Луна в третьей четверти сияла над головой, и огни селения кружились хороводом на водной глади. Композиция получилась неплохой — особенно ветхие хижины у самого берега. Их почтенная древность смягчала дикий ландшафт, внося какие-то доверительные и сентиментальные нотки.
Еще большую реальность этому месту придавал полицейский отряд, который приближался к реке под надзором сердитого офицера. В такой темноте Джордж не мог рассмотреть его знаков отличия, но полицейских было не меньше двадцати. Они старались двигаться бесшумно, и их выдавал лишь скрип кожаных поясов и топот ног, обутых в ботинки.
Внезапно Джорджу подумалось, что его могут по ошибке принять за дезертира. В последнее время его дурные предчувствия сбывались одно за другим, и поэтому он решил на всякий случай побеспокоиться о собственной безопасности. К тому же Джорджу не раз казалось, что он с давних пор виновен в каком-то тяжком преступлении, за которое полагалось суровое наказание. Возможно, полиция выследила его и теперь пыталась поймать, чтобы предать суду или даже трибуналу? И он будет полным идиотом, если позволит им это сделать.
Мысли о преступлении казались немного странными, но Джордж не стал отмахиваться от них — особенно в такой ситуации, когда он без труда мог подстраховаться, отступить в тень и подождать, пока полицейские, с их неясными намерениями, не пройдут мимо него.
Затаив дыхание, Джордж ждал в кустах. Его контроль над собой достиг столь небывалой степени, что он даже не дернулся и не вскрикнул, когда почувствовал прикосновение к своей руке.
— Кто здесь? — прошептал Джордж.
Ответа не последовало, но все окрики и приказы прошлого стремительно пронеслись в его воображении, и он вздрогнул, вспомнив о них. Хотя какая могла быть связь между тем и этим? И к кому он отсылал свой вопрос? Тем более что его никто не заставлял думать на такие темы. И более того, его не заботил результат. Пока Джордж тревожился лишь о следующем шаге.
— Вот это верно, — сказал ребенок. — Продолжай в том же духе.
Джордж глубоко вздохнул и сделал выдох. Внезапно он с горечью подумал о том, что большая часть его жизни была наполнена только этими вдохами и выдохами, новыми вдохами и новыми выдохами. А сделал ли он что-нибудь еще? Ребенок дернул его за рукав, и на Джорджа нахлынула волна беспомощности. Это чувство он помнил еще по старым временам, когда все считали его маленьким пришельцем со странно вытянутым черепом и глазами, которые сияли в темноте, если ему позволяли оставаться одному. Череда воспоминаний влекла его к проходу среди теней, но Джорджу не хотелось идти туда.
— Конечно, ты не хочешь.
— Ладно, и без тебя разберусь, что к чему. Неужели я должен говорить даже о том, что мне не хочется делать?
— Ты большой, но тупой. Конечно, тебе придется это говорить. А как же еще ты выразишь то, что находится в глубинах твоего ума? Хорошо, я объясню это другими словами. Допустим, ты начинаешь откуда-то издалека и говоришь, говоришь до тех пор, пока не натыкаешься на тему, которая тебе нравится. И раз уж тебе это действительно нравится, ты берешься за дело всерьез.
Джордж покорно следовал за ребенком. Темнота вокруг наполнилась тем бесконечным мраком, который можно встретить лишь за гранью привычной нам тьмы. И Джорджу не хотелось ошибиться. Куда они шли? Он не ведал цели и не знал пути. Его все дальше уносило в прошлое, и за этим прошлым уже проглядывали времена, которые стояли за пределами любого мыслимого времени.
— Посиди тут немного, — сказал ребенок. — Я скоро вернусь.
Джордж находился на углу двух улиц. Осознав огромную усталость, он опустился на бордюрный камень. Мимо него проносились машины, и они действительно были машинами — он почти не сомневался в этом. Джордж знал, что, пока он сидел здесь, ему не угрожала никакая опасность, потому что рядом проходили люди. Он больше не был одинок. Он только с виду казался одиноким. И поэтому Джордж сидел на бордюрном камне, ожидая перемен. Хотя на самом деле ничего не менялось. «Сколько мне здесь еще сидеть?» — спрашивал он себя. И тут же отвечал: «Сколько потребуется!»
И тогда, сидя на бордюрном камне, он вдруг увидел, как что-то блеснуло в воздухе. Предмет упал, и Джордж понял, что кто-то бросил ему на колени монету.
— Спасибо вам, сэр.
Неужели он докатился до милостыни? Ему бросали деньги, но разве он об этом просил? Джорджу не нравились вопросы такого типа. И он решил не нарушать ими покой небольшого, но заслуженного отдыха. Пусть события проносятся мимо одно за другим. Пусть они подмигивают ему и кивают, приглашая в путь. Он все равно будет сидеть на своем бордюрном камне. И никакая сила не сдвинет его с места.
— Вставай.
Это был голос ребенка.
— Спасибо, но мне и тут хорошо.
— Конечно, тебе хорошо. В том-то все и дело. Но ты должен перебороть это чувство. Вставай, Джордж! Нам надо кое-куда сходить.
Джордж неохотно поднялся на ноги. Он даже не знал, стоило ли ему вставать. Наверное, стоило. Иначе он навсегда остался бы здесь — одиноким, несчастным и униженным нищим. Джордж отряхнул штаны и пошел за ребенком.
Странно, но улица куда-то исчезла. Где же они тогда находились? В каком-то транспортном средстве, которое быстро мчалось по рельсам почти у самых крыш городских небоскребов. Таких домов он прежде не видел. Неужели ему придется проехать по всем остановкам, выполняя какие-то необходимые требования? Подобная перспектива его не прельщала, но, по крайней мере, он снова твердо стоял на своих ногах и мог двигаться куда-то вперед.
Но что его ожидало впереди, помимо усталости в ногах и истрепанной психики? Что это там маячило смутной полутенью? Неужели его словесный мешок?
— Нет, я не ваш, — ответил словесный мешок и с небольшой улыбкой в уголках своих складок повернулся к кому-то еще.
Эта наглая авоська даже не позаботилась описать того, к кому она повернулась, и поэтому Джордж остался в еще большем неведении, чем до встречи с мешком. И тут он ничего не мог поделать. Нет, поправил себя Джордж, кое-что он все-таки мог — например, пойти дальше.
А ландшафт менялся прямо на глазах. Джордж слышал голоса.
— Демографическая фраза.
— Беспридаточное склонение.
— Потерялся в других широтах.
— Слова за пределами знания.
Джордж с грустью думал о том, что такие же слова иногда произносил его словесный мешок, когда он бывал в хорошем настроении. Ему вспоминались те далекие годы, когда словесные мешки считались еще большой редкостью, и каждый, кто имел хотя бы небольшой запас слов, относился к ним с враждебностью и презрением. Хотя слова остались в принципе теми же. Однако в те времена Джордж их понимал, и они не казались ему такими странными. В них чувствовался вкус и какая-то специфичность. А теперь она, к сожалению, исчезла.
И что тут такого, сказал он себе. Исчезла — так исчезла. Неужели в этом есть что-то новое? Но налет искусственной бравады слетал с него, как пыль со словесного мешка, который переживал не лучшие дни. На какой-то миг ему показалось, что он сейчас зачахнет, рассыплется на куски и развеется по ветру. Но был ли тут ветер? Что-то продолжало с ним происходить — иногда медленно, а порой и с возраставшей энергий в ответ на неясно осознанные законы естества. Хотя это никуда не вело. И все же он шел. Он двигался вперед — вернее, продолжал идти. А что ему еще оставалось, как не продолжать?
