Ему показалось, что наступил вечер. Тюремные камеры имели скрытую систему освещения, которая воспроизводила день и ночь, а также множество таких тонких и эмоциональных оттенков, как сумерки, заря или вечерняя песня. Власти бесстыдно манипулировали освещением, иногда по нескольку суток оставляя включенным дневной свет или, наоборот, меняя день и ночь через получасовые интервалы. Они намеренно вводили узников в заблуждение, и, как вы сами понимаете, этот хаос приводил к другим, более серьезным последствиям. Джорджа немного тревожило, что уходя надзиратель не сказал ему, какому распорядку надлежало следовать — дневному или ночному. Поговаривали, что некоторые надзиратели тоже были заключенными и что именно их наказывали этой капризной сменой дней и ночей, хотя, конечно, доставалось и официальным узникам, которые спали в камерах. К сожалению, проверить подобные сведения не представлялось возможным, потому что они предусмотрели все — те, кто стоял за руководством тюрьмы.
Уже за одно это их можно было бы презирать, но день за днем и год за годом вам внушали мысль, что они ничего не знают. А небольшая путаница — это очень опасная вещь. Хотя порой она позволяет избегать еще более опасных ситуаций.
Тут я, конечно, должен описать вам контору по распределению участков. Она находилась в небольшом сборном домике из гофрированного железа — в одном из тех неказистых строений, дюжина которых или около того была разбросана по голой и унылой равнине. Вдали, почти у самого горизонта, долину со всех сторон окружали горы. Однако они выглядели такими же низкими и неинтересными, как тот дом, к которому привела меня Майра.
— Ты действительно считаешь, что это хорошая идея? — спросила она, сжимая мою ладонь.
Мне даже не хотелось отвечать. В тот момент это казалось само собой разумеющимся. Я взглянул на нее и сказал:
— Мы должны уехать отсюда, уехать в другое место. Быть может, попав на новое место, мы тоже станем новыми, понимаешь?
Что-то мне тут уже не нравится. И вообще, земельная контора может подождать. Все, что нам сейчас надо, так это немного выпить. Нет, даже не так. Нам надо выпить, чтобы придать нашей ситуации более гуманный вид и тем самым ее огуманоидить, то есть, я хотел сказать, очеловечить. По крайней мере, приятно знать, что эта внепланетная авантюра была лишь пробным шаром, и мы всегда можем вернуться назад, на старую добрую Землю.
Хотя сначала надо придумать пароль. Допустим, ВНЕПЛАНЕТНЫЙ КОСЯК. Итак, мы подходим, заглядываем в открытую дверь…
— Эй, заходите, ребята, — раздался изнутри веселый голос.
Майра и я обменялись взглядами. Тем не менее мы вошли — она первая, а я за ней следом. Мы даже не знали, чего ожидать. Да и откуда нам это было знать, если мы прилетели на Антиопу только пару часов назад? А эта планета, между прочим, здорово отличалась от того, что нам показывали на афишах, брошюрах и мимеографических позиционных картах. Она даже не походила на документальный фильм, отснятый Внепланетными Производителями.
Бармен оказался большим и дородным мужчиной. Некоторые из его дородностей уже подходили к стадии родов, и оставалось надеяться, что этот процесс не затянется на всю жизнь, как у многих других представителей мужского пола. Облик завершали тонкие губы, плоский нос, отдавленный катком, и красная тенниска с эмблемой Внепланетных Застройщиков. Что касается бара, то он выглядел нормально — по крайней мере футов на пятнадцать в длину, а возможно, и больше. Мы там были единственными людьми. Пока, как вы сами понимаете.
— Зовите меня Томом, — сказал бармен. — Я отставной моряк; до этого выступал с животными в цирке. В жизни мне пришлось заниматься многим, но теперь я работаю барменом в колонии номер один. Что-нибудь хотите заказать?
Каждый из нас заказал пиво — самого простого, без особенностей и прикрас. Мы уже давно ушли на Земле от всяких там вывертов и деликатесов. И мы гордились тем, что не засоряли себе умы дюжиной марок и сортов пива. Наверное, Том понял наше стремление к простоте. Он взял два бокала, сполоснул их и наполнил из неприметного безымянного крана. Поставив пиво прямо перед нами, он подмигнул мне и тихо спросил:
— Только что прилетели, верно?
— Да, — ответила Майра. — Мы прилетели на корабле «Судья Джефферсон». Решили, знаете ли, присмотреться к вашей планете.
— О! У нас тут прекрасный маленький мир, — сказал Том. — Жаль, что к нам еще не импортируют тайны. Представляете, как сюда повалит народ, когда они у нас появятся.
— Какие тайны? — спросил я его.
Том растерянно взглянул на меня, взял в руки швабру и начал яростно натирать стойку, на которой, между прочим, не было ни одного пятна.
— Скоро вы и сами об этом узнаете, — ответил он. — Вам уже нашли кроватные места?
— На корабле нам сказали, что для нас бронированы номера в гостинице.
— Наверное, немного преувеличили, — ответил Том. — Гостиницы у нас еще не построили. А броню мы используем только для танков.
— Где же нам тогда остановиться?
— Тут неподалеку есть флигель для гостей, — сказал бармен. — На дальнем конце посадочной площадки. Не бойтесь, вы его ни с чем не спутаете. Там вам дадут еду, белье и таблетки. Или вы хотите пообедать здесь? Я вам сделаю такие гамбургеры с кетчупом, что вы пальчики оближете.
— Прямо домашняя еда! — восторженно воскликнула Майра.
— Да, так оно и есть, — скромно отозвался Том. — Значит, делаете заказ?
— Не сейчас, — сказал я. — Как думаешь, Майра?
— Думаю, нам лучше вернуться на корабль, — ответила она.
— Как? Уже пора возвращаться?
Я взглянул на Майру, и на ее лице появилось то самое выражение. Вздернутый подбородок стал ответом на мой вопрос.
И тогда я решил написать заявление о переходе в другую палату.
Однако сейчас не время для всего этого диалога. Мешочек протекает; охранник Том только того и ждет, чтобы поймать меня при попытке к бегству. Помните, как сказал Беккет — они платят мне за это, и потому приходят сюда каждый день, чтобы забирать страницы. Да, слова продолжали приходить каждый день. Я почти уже не сомневаюсь в том, что порождаю их своим воображением. Но зачем? Я даже не прошу вас об уточнении; это просто любопытство. А что зачем? Все вокруг замерло, ожидая благодати уточнения. Ибо в ней обреталась соль знания — соль и перцепция. И оркестр наигрывал вальс.
Тихий поток. Под взмахами дюжины весел гордый корабль викингов мчался вперед. Полумесяц корпуса; щиты, висевшие по бокам; и один большой парус. А что там нацарапано внизу? «Здесь был Эрик».
Да, добро пожаловать на новую планету. Мы хотим, чтобы она стала вашим домом, и от всей души заверяем вас, что вскоре этот кусок бесплодной земли наполнится яркими воспоминаниями, которые будут иметь для вас особое значение. Но сначала давайте зайдем в земельную контору и обсудим наши дела.
А в это время тюрьма переживала стадию переименования, поскольку прежнее название оказалось мертворожденным. Ужасная неразбериха со сменами дней и ночей служила явным доказательством тех травм, с которых сдернули покрывало. Мы насчитали двадцать одну пулеметную турель, но где-то за ними могли скрываться и другие очаги поражения.
Когда Джорджа вывели во двор, ему выкрутили руки за спину и надели наручники. Один из охранников нес словесный мешок, который в протоколах допроса значился как предательский мешочек.
Этот охранник был сравнительно молод, и, судя по его виду, ему не очень нравилась такая работа. Если кто-то тогда и подумал, что невозможно представить себе молодого охранника с частично надутым словесным мешком на кожаной подушечке, то они об этом ничего не сказали. По крайней мере в тот раз. И поверьте, это не ускользнуло бы от внимания мыслительной полиции, которая несла свое обычное, но пристальное наблюдение за непроизвольным выделением мыслей. Вполне возможно, что кожаная подушечка предназначалась для того, чтобы молодой надзиратель не держал словесный мешочек в руках.
Описатель сути почти не смывается с одежды. Во всяком случае, Джордж нашел это невозможным. Его тунику, когда-то белую, как снег, теперь покрывали пятна прилагательных. Позорных прилагательных. От одежды шел резкий запах описателя. И в тот момент он был бессилен что-либо сделать. Расщепители запаха по-прежнему находились на складе в столице. И никто бы не стал тащить их сюда — в городишко О провинции Б де ла Лся, где располагалась тюрьма.
