— Так и было, — сказал он спустя паузу. С изумлением Фенрис не справился, в глазах появилась растерянность. Инквизитор хитро прищурился и добавил: — Для всех. Все должны были думать, что ты сбежал. Это послужило укрытием. Ну и конечно, я не стал после успешного выполнения задания открывать всем правду. Но ты этого не помнишь, ведь так?

Инквизитор испытывал его взглядом, и Фенрис не видел смысла врать. Когда идешь вслепую, не владея всей ситуацией, лучше полуправда, чем откровенная ложь.

— До меня дошли слухи лишь о побеге, — пояснил Фенрис.

— И ты решил проверить, — снова с улыбкой произнес Инквизитор.

Фенрис кивнул.

— Что это было за задание? — всё же рискнул спросить он, прекрасно понимая, что нарушает главное правило кайнарис: никогда не интересоваться прошлыми важными миссиями.

— Ты справился с ним блестяще, — вместо ответа сказал Инквизитор. — Это всё, что тебе положено знать.

Ответы Инквизитора походили на правду. Походили, но правдой не были. Фенрис чувствовал это всем своим многолетним опытом. Инквизитор уловил сомнения своего кайнарис и добавил:

— Ты же понимаешь, что если бы ты сбежал по-настоящему, то тебя бы казнили. Но ты здесь, со мной.

Фенрис понимал, и это тоже ставило в тупик его логических размышлений. Взрослые, нарушившие закон, сбежавшие маги подлежали уничтожению. Это правило было неукоснительным. Пощадить — дать пищу для размышлений остальным и создать прецедент, который нарушит установленный порядок — худшее решение, которое мог бы принять Инквизитор. Мог бы… Но Фредерик, действующий Инквизитор, не стал бы так рисковать. Вне зависимости от навыков и талантов кайнарис, а также личных привязанностей самого Инквизитора, беглецу бы не дали второго шанса. Фенрис уверен. В его жизни было много Инквизиторов, но этот обладал непревзойдённым умом и способностью к тотальному контролю…

И тут же возникла мысль.

«Как тогда стали возможны побеги, что участились в последние годы? Если смотреть по численности попыток бегства, то при его руководстве, точнее, в последние пять лет сбежало больше, чем за всю историю Башни. Что это? Жесткий контроль порождает отчаяние и рискованные ответные шаги магического сообщества или…»

Это «или» было важным.

Пауза затягивалась, но Инквизитор никак не выказал своего раздражения или недоумения от задумчивого молчания кайнарис. Он сидел и изучал эльфа, жизнь которого длилась не одну сотню лет, с каким-то странным отеческим одобрением в глазах. Фенрису в какой-то момент показалось, что Фредерик сейчас начнет отвечать на его невысказанные вопросы. Ощущение, что его читают как открытую книгу, эльфу очень и очень не нравилось. Стремясь разрушить воцарившуюся тишину ожидания, Фенрис спросил:

— Почему мне перестали давать задания?

— Давал тебе возможность отдохнуть, — небрежно заметил Инквизитор, — но если ты так рвешься служить во благо, то я подумаю над новой миссией для тебя.

Фенрис благодарно кивнул и поднялся, собираясь уйти, но когда снова взглянул на Инквизитора, то почему-то замер. Мужчина задумчиво смотрел на стену напротив, где была выгравирована фреска «Жизнь во благо остальных».

— Как думаешь, Фенрис, — непривычно тихим голосом проговорил Инквизитор, — а есть ли смысл?

Поскольку продолжения не было, Фенрис спросил:

— Смысл в чем, Инквизитор?

— Фредерик, наедине можешь звать меня Фредерик, — смотря только на фреску, произнес Инквизитор. — Смысл в Инквизиции? В Башне? В контроле?

— Безусловно, — убежденно ответил Фенрис. — Бесконтрольное использование магии опасно.

— Но… — подтолкнул к дальнейшим размышлениям Инквизитор.

«Но некоторые моменты можно было и пересмотреть», — вслух это Фенрис не стал говорить, в груди всё ещё теплилась надежда, что этот разговор не сотрут с памяти, ни к чему провоцировать Инквизитора ещё сильнее.

— Нет никаких «но», — твердо произнес Фенрис.

Инквизитор усмехнулся, в глазах промелькнула гордость и одобрение, вот только Фенрису показалось, что невысказанное старик всё же уловил.

Безумие.

— Ты хороший кайнарис, — сказал Инквизитор и выставил руку для поцелуя, показывая, что разговор окончен.

Фенрис чуть склонил голову, коснулся пальцами руки, а затем вышел не оглядываясь.

Разговор, который должен был внести хоть какую-то ясность, ещё больше запутал Фенриса. Вопросов добавилось. Он старательно всё записал и оставил в укромном месте, а потом снова ушел во двор и долго бродил в самом отдаленном уголке сада Академии, что был ближе всего к крылу Инквизитора. Смельчаков, кто рискнул бы открыто гулять под носом Инквизитора, было не так много, поэтому его уединение почти никто не нарушал.

С наступлением темноты Фенрис отправился к библиотеке. Ступени изо льда помогли ему забраться на крышу. Ещё одна привычка, появившаяся по возвращении. Здесь, наверху, между небом и землей, он был ближе к звездам и небу. Здесь он не так остро чувствовал своё одиночество. Здесь он мог сбежать от тоски, что разъедала его душу каждую минуту жизни.

Он подошел к самому краю крыши, балансируя и силой удерживая своё тело от падения, сражаясь с царившим здесь ветром. Это уже не первый раз, когда он вот так играл со стихией, желая испытать её мощь. Ему хотелось, чтобы ветер рвал его одежду, подбрасывал вверх волосы, чтобы создавалась иллюзия, что он очень-очень высоко, наверху астрономической башни, что стоит в Налии. Оттуда открывается такой красивый вид…

Новый порыв ветра исполнил его желание: тело опасно качнулось, волосы упали на лицо. Он невольно отклонился назад, а руки при этом устремились вперед, словно собираясь кого-то обнять. В памяти возник неясный образ девушки, которую он обнимал и которая так удивительно пахла лесом и… счастьем, его счастьем.

— Ты не одна, пока на небе так ярко горят звезды, — услышал он свой голос.

А затем пришла боль… Но на сей раз боль тела от вспыхнувшего воспоминания заглушила боль души.

граница Гиблого леса, королевство Иллинуя, настоящее время…

И вроде больше не было необходимости вставать рано, но Лайя всё равно открыла глаза за несколько минут до рассвета. Колдовская суть её стала созвучна природе или это была просто банально выработанная привычка за время странствий… но факт оставался фактом, заснуть больше точно не выйдет. Лайя несколько минут понежилась ещё в теплой постели, а потом решительно откинула одеяло и поставила босые ступни на холодный пол. Быстро оделась, заплела волосы в косу, повязала пояс с черными кинжалами и спешно покинула дом.

Протопить печь. Приготовить завтрак. Разбудить Тэруми. Это всё будет спустя несколько часов, когда солнце окончательно обоснуется на небосводе. Сейчас время для тренировки. Она должна быть сильной, должна быть собранной, должна быть готовой в любой момент дать отпор. Всё это невозможно без постоянной работы над собой.

Снег давно уже плотным ковром укрыл землю, так и не дождавшись зимы на календаре. Лайя грустно улыбнулась: снег у неё ассоциировался с Фенрисом. Она подставила лицо снежинкам, что медленно кружили, стремясь к земле. Холодные колючки таяли на её коже, оставляя едва заметные капельки, наполняя её силой. Теперь холод, лед, вода — это тоже её место силы, не только лес наполнял её…

Скрипнула дверь дома Тэруми. Лайя удивленно распахнула глаза и уставилась на танэри, что при полном облачении стояла на пороге и ежилась от холодных порывов ветра.

— Что-то случилось? — обеспокоенно спросила Лайя.

Все эти месяцы Тэруми практически не выходила из дома, разве что только поесть и то, когда Лайя заставит. Танэри или лежала, бездумно смотря в потолок, или метала оружие в стену. И то и другое происходило в любом случае не раньше часов десяти. И вот в такую рань… ещё и собранная.