Ностальгия захватила её, и хоть Лайя вспоминала неприятные дни, всё равно улыбалась, когда говорила:

– Как же я её ненавидела, но уйти никуда не могла. Мне всё ещё нечем было платить за нормальное жильё. Потому что весь мой доход составляло только то, что я зарабатывала танцами на площади под музыку и песни уличных музыкантов. Первый раз переломный момент в наших отношениях со старушкой случился совершенно случайно. Её дом, где жила и я, стоял на краю города в трущобах. Однажды, возвращаясь к месту своего обитания, ко мне пристали какие-то бродяги, явно собираясь разжиться моими скудными доходами. Убежать не удавалось, но и без боя сдаваться я не собиралась. Когда дела стали откровенно не в мою пользу, неожиданно появилась моя старушка.

Лайя восторженно выдохнула, снова преисполняясь чувствами, владеющими ею в тот миг в прошлом, на эмоциях невольно повысила голос:

– Она перемещалась с такой прытью, что я не успевала следить. Прошло меньше минуты, и бродяги, зажав свои раны, убрались прочь. Она спрятала оружие в складках своего балахона и похромала в сторону дома. Я побежала за ней, по дороге умоляя научить меня так же драться, но она лишь сердито сопела. Когда мы зашли в дом и дверь за нами закрылась, она вдруг встала ровно, выпрямляясь, сняла парик и скинула балахон, вытерла грим с лица. Под балахоном были облегающие штаны и рубашка. А сама старушка оказалась, не такой уже и старушкой, а суховатой женщиной с коротко стриженными волосами, которые топорщились ежиком. Она сказала, что уроки у неё будут дорого стоить, и когда назвала свою цену, я оставила эту идею. С той поры хозяйка дома уже не пряталась, старушечий вид принимала, только когда выходила из дома. Каждый раз преображение было такое яркое и правдоподобное. Я думаю, не все актрисы королевства имеют такой талант.

– Зачем ей это было нужно? – спросила Тэруми.

– Погоди, до этого ещё дойду, – сказала Лайя. – Итак, прошло несколько месяцев, прежде чем мои танцы на улице заметила Тани, хозяйка музыкального салона, и позвала к себе. Она придумала восточный образ, моё сценическое имя. Я быстро стала популярна и вскоре выступала уже как главная солистка. Меня всё устраивало, монеты потекли рекой, и я могла позволить себе всё, что хотела. У Тани было жёсткое правило: никаких отношений с посетителями после выступлений. Она старалась поддерживать репутацию культурного заведения, всячески приучая людей к мысли, что это не бордель. У нас была охрана. Меня и девочек не трогали, а Тани относилась к нам тепло, если не как мать, то, как заботливая тётушка уж точно. Но, видимо, даже у хорошего отношения есть своя цена, – горько усмехнулась Лайя, вспоминая предательство Тани.

– А что та женщина? Стала тебя учить? – поинтересовалась Тэруми, вырывая её из грустных мыслей.

– У меня уже была нужная сумма, и Кхалибэ, так её звали, стала меня учить. Главным условием было слушаться и не возражать, иначе обучение прекратится, а монеты не вернутся. Помню, как она спросила, с каким оружием я более-менее сносно справляюсь. Я с гордостью продемонстрировала умение стрелять из лука. Она так долго смеялась, глядя на мои попытки произвести впечатление, что я даже подумала, что она задохнется. Долгое время она ничего мне не показывала толком, только заставляла делать физические упражнения, прыжки и кувырки. Я начинала злиться, за это она давала мне дополнительную нагрузку. Шло время, и когда начал формироваться рельеф мышц на руках и ногах, появилась какая-то сила, я стала серьёзно опасаться. Танцовщица не может быть похожей на воина. И тогда я начала отлынивать. Не знаю как, но она всегда замечала это. Обзывала слабой, ленивой, в глазах всё чаще отражалось разочарование и брезгливость. Я возненавидела её ещё больше.

– О, напоминает мне моего учителя, – засмеялась Тэруми.

– В тот вечер, когда я вернулась домой позже обычного с разбитым лицом, она позвала меня к себе в комнату, налила полную кружку какой-то алкогольной дряни и заставила выпить. Я запьянела. Мне было себя жалко. Я кричала и проклинала свою злодейку-судьбу, которая заставила меня уйти из Налии; чертовых азуров, которые припёрлись и отобрали у меня работу; Тани, которая позарилась на монеты; Кхалибэ, которую я просто ненавидела всей душой за её издевательства. Выражения я не выбирала, и если все остальные не могли знать, что именно я с ними сделала бы до того, как они будут гореть в аду, то Кхалибэ услышала всё лично в лицо.

Лайя закрыла лицо руками, до сих пор стыдясь себя. Тэруми весело усмехнулась, представляя себе эту сцену, а Чонсок сник, понимая, как виноват.

– Кхалибэ молча слушала, а когда мой голос охрип, гнев утих и я заплакала, она сказала: «Страсть живет в тебе, может и получится что» и отправила меня спать. С того дня всё изменилось, я больше не отлынивала от физических упражнений. Сама хотела стать сильной. Тренировкам с кинжалами я посвящала всё своё свободное время. Стрельбу из лука тоже усовершенствовала. Кхалибэ меня больше не оскорбляла. Кстати, она мне и спасла жизнь. Сейчас я это понимаю как никогда. На следующее утро после того происшествия Кхалибэ запретила мне выходить из дома до той поры, пока сама не разрешит. Она же и принесла новость о смерти Тани. Намного позже, правда тогда мне казалось, что целую вечность спустя, она научила меня правильно гримироваться, чтобы никто меня не узнал, и только тогда разрешила показаться на улицах. Первое время она меня сопровождала, максимально незаметно, на расстоянии, а потом уже осмелилась отпускать одну.

– Через сколько ты стала выходить совсем без грима? – спросила Тэруми, невольно восхищаясь предусмотрительностью той женщины, благодаря которой танэри империи не смогли найти и убить ещё одну участницу того вечера.

– Наверное, через год. И то, очень редко позволяла себе такую роскошь.

– А взаперти сколько сидела?

– Месяца три примерно.

Тэруми присвистнула.

– У нас не установилось дружеских отношений в классическом понимании, скорее, деловое партнерство, – продолжила Лайя. – В один из вечеров она принесла мне несколько толстых книг. Так я впервые соприкоснулась с миром зельеварения. У меня оказался к этому талант, видимо, сказывалась истинная природа. Мои способности впечатлили Кхалибэ, и она стала приносить мне заказы на всевозможные зелья, яды и лекарства. Особым спросом пользовались женские снадобья. У меня опять появились монеты. Я даже смогла купить себе свои первые кинжалы.

Тренировки я тоже не оставляла. У меня здорово получалось защищаться, но вот с атаками была беда. Проиграв очередной тренировочный бой Кхалибэ, я осталась в комнате одна. Психовала, яростно кидая метательные ножи в мишень, ругая себя за неспособность одолеть женщину. Если я не могла одолеть женщину, то что можно было говорить про мужчин? Я почти сдалась и смирилась с участью слабой и бесполезной, лежала и плакала от злости. Кхалибэ, проходя мимо, заглянула и сказала: «Не забывай, пока ты жива, ты способна почти всё изменить. Границы возможного мы возводим сами». Я благодарна ей за эти слова. Они до сих пор служат мне маяком в жизни.

Мы прожили с ней четыре года. За это время я скупила все книги, какие нашла по отварам и растениям. Наш ассортимент зелий значительно расширился, как и сеть распространения. Я, как и Кхалибэ, продолжала при выходе из дома пользоваться маскировкой, периодически меняя внешность. То, что мы с ней делали и продавали, было не совсем легально, а неприятности обеим были ни к чему.

За все эти годы я о ней так ничего и не узнала. Она была женщиной-загадкой для меня, моим учителем, подарком, посланным Создателем. Я, кажется, забыла рассказать, она была азурианкой. Не знаю, как складывалась её жизнь, и кто она была, но судя по количеству шрамов на руках, досталось ей в своё время неслабо. Когда я встретила Тэруми, то отметила схожесть техники боя, а сейчас, когда вспоминаю, думаю, что Кхалибэ тоже была танэри.

– А что было потом?

– Однажды я вернулась после очередной доставки и застала хаос, словно кто-то в спешке собирался. Кхалибэ нигде не было, и её вещей тоже. У себя в комнате я нашла записку: «Инквизиция уже в городе, ищет тебя. Забери то, что сможешь, и уходи. Дом подожги». За годы жизни с ней я научилась не задавать лишних вопросов и с первого раза выполнять то, что она говорит. Я собрала свои вещи и пошла прочь к воротам Трекании. Помню, я периодически оборачивалась и смотрела на виднеющийся вдалеке дым. Смотрела, как догорает ещё одна страница моей жизни.